– В снегу лежал…
– Небось пьяный?
– Капли в рот не брал.
– А как же это ты, в снегу-то?
– Тебя ждал. С вечера еще лег.
– Да ты в уме ли? Морозище-то какой!
Свирепый ветер пронизывал Анну, она ежилась, топталась на месте.
– Ой, зябко, руки стынут!
– Иди ко мне под тулуп, – не то смехом, не то всерьез сказал Демьян, – тут у меня – как на печке.
Он распахнул полы тулупа, и Анна послушно бросилась к нему, будто кто подтолкнул ее.
8
Анна прожила в Волчьих Норах почти до рождества. Ни одного вечера она не сидела дома.
Скоро по селу поползли слухи: болтали бабы, что ночью видел кто-то Анну в обнимку с Демьяном.
Дошли эти слухи и до Марфы Юткиной. Услышав, что говорят о дочери, она так и ахнула.
Как-то, придя домой из церкви, Марфа позвала с собой Анну в хлев, якобы помочь перенести ягнят в избушку, и стала допрашивать дочь:
– Ты в уме или без ума, Нюрка?
– О чем ты, мама? – искренне удивилась Анна.
– Да ты послушай, что люди-то о тебе говорят.
– Что, мама?
– Срам слушать.
Анна поняла, о чем говорили бабы, но это ее мало тронуло.
– Поди Демьяна припутали? – спросила она.
– А то кого же, знамо его!
Марфа пересказала все, что слышала в разговорах у церкви.
Анна отчаянно махнула рукой и выпалила:
– Ну и пусть говорят, мне все равно!
Марфа остолбенела. С минуту она смотрела на дочь молча, стараясь понять, что происходит с той, потом принялась ругать ее:
– Бесстыдница! У тебя дети, а ты с чужим мужиком спуталась. Ты хоть бы нас пожалела, нам ведь за тебя глаза колоть будут. – Она уткнулась в фартук, громко всхлипывая и сморкаясь.
– Да что ты ко мне привязалась! – с досадой, но спокойно сказала Анна. – Какой-то кобель сбрехнул, а ты и взаправду…
– Ты, милая моя, не крутись. Я не трехлетняя. Люди говорить зря не будут. Видели!
– Видели, видели! – вскипела Анна. – Ну и пусть видели! Я знать никого не хочу. Я сама себе хозяйка.
– А, так ты вот как! Ну, тогда собирайся и уезжай подобру-поздорову – у меня тебе места нет!
Марфа выпустила фартук из рук, кулаком вытерла нос я грозно пододвинулась к дочери.
– Уж чья бы корова мычала, как говорится, а твоя бы молчала, – в упор глядя в материны подслеповатые глаза, едко сказала Анна. – Меня попрекаешь, а сама, я помню, тоже к Андрону Коночкину при потемках бегала. Батя с обозом в город, а ты…
Марфа не вытерпела, схватила с полу шайку, в которой носила пойло телятам, и запустила ею в дочь. Анна увернулась, шайка стукнулась о стену хлева и покатилась. Пугливые ягнята всполошились и, сбившись в кучу, жалобно заблеяли.
– Ты рукам волю не давай! – крикнула Анна. – Я теперь не в девках! Тогда ты была мне хозяйка…
– Бессовестная ты! – задыхаясь, кричала Марфа. – Андроном меня попрекаешь, а то тебе невдомек, что Андрон мне троюродный брат!
– Зачем же ты к нему без бати бегала? Ай по братцу тосковала? – зло сощурив глаза, съязвила Анна.
– Во идол-то! – отчаянно всплеснула руками Марфа и затараторила, выбалтывая то, против чего только что возражала: – Я, может, не к одному Андрону бегала, а все-таки про меня люди не болтали невесть чего, не кололи мной глаза мужу да родителям.
– А за что тебя батя в бане вожжами хлестал?
Марфа бросилась было снова к шайке, но во дворе послышался скрип ворот и простуженный голос Евдокима:
– Тырр, холера!
Марфа плюнула со злости и, выходя из хлева, крикнула:
