посмотрел на людей, отдающих ему приказы, и увидел черные стволы автоматов. Они разрастались, становились все больше, втягивая в себя весь окружающий мир: уютную лежанку в подвале, бесстыдно смеющуюся Зинаиду, вкусную еду, удобные вещи…
В то, что
Сгорбившись, Хасан Ревазов шел по безлюдной, изуродованной войной улице. На душе было муторно. Учителю не хотелось ни вспоминать случившееся, ни думать о сделанном. Потом, все потом…
– Чего это она? – озабоченно дернул его за рукав молча шагавший рядом лейтенант.
– Что?
Ревазов обернулся. Старуха стояла у ворот и громко выкрикивала что-то. Хасан вслушался, быстро посмотрел на лейтенанта.
– Она говорит, что у нее в подвале лежит раненый русский…
39. Комов
Сергея поразило, что улицы города усыпаны осколками. Они были повсюду, чуть зарывшиеся в землю и поблескивающие на выщербленном асфальте. Поначалу он шел, глядя себе под ноги, стараясь не наступать на них, но осколков было слишком много, и они постоянно впивались в подошвы ботинок. Один застрял в протекторе. Сергей почувствовав это, остановился, присел, долго его раскачивал, наконец вытащил.
Он ошарашено обводил взглядом окружающее. Было ощущение, что они с оператором попали в совершенно другой мир, к которому еще нужно привыкнуть. Метрах в десяти от них чадил танк, его оторванная башня пробила дулом крышу автобусной остановки, да там и застряла.
– Бог, ты мой, – прошептал Женька.
Взгляд Сергея метнулся дальше, и он увидел второй подбитый танк, третий, пятый…
– Сколько же их здесь? – ни к кому не обращаясь, спросил Беляш.
Это были «Т-72». Опознавательные знаки с них слизнул огонь, и нельзя было сказать, чьи они. Пахло нагретым металлом, сгоревшей резиной, но эти запахи перебивал другой, похожий на тот, что возникает, когда жаришь шашлык из свежего мяса.
Спина Сергей похолодела. Он понял: это запах сгоревшей человечины. Люди выбраться из танков не успели. Они и сейчас там лежат…
Они подошли к ближайшему танку. Возле него собрались местные жители, они молча смотрели на железную махину. Наверное, так смотрят на поверженного дракона, который все еще извергает из пасти уже неопасный огонь. Когда дракон был жив, поделать с ним ничего не могли. Он бесчинствовал на улицах, а людям приходилось от него прятаться, чтобы спасти свою жизнь. И вот теперь дракон лежал перед ними поверженный…
Боекомплект танка сдетонировал после попадания, но в его железном чреве то и дело что-то потрескивало – это взрывались патроны от пулемета, они бились внутри танка о стенки, визжали, рикошетируя. Их делали, чтобы убивать людей, но протянуть к стоявшим смертоносную трассу они уже не могли.
На лицах стоявших возле танка жителей Цхинвала читалась ненависть. Они хотели хотя бы пнуть труп подлого врага, бросить в него камень. Комов понял, что танк грузинский. Остальные тоже, наверняка, грузинские. Много их здесь набили…
Сергей обернулся на оператора. Женька уже разложил штатив и водружал поверх него камеру.
– Интересное зрелище, – сказал он.
Комов кивнул. Он устал и с удовольствием бы передохнул. Такими темпами они никогда не доберутся до своего дома.
К толпе подошли несколько военных и, активно жестикулируя, стали отгонять людей от танка.
– Уходите! Вы что с ума сошли? – кричали они. – Хотите, чтобы вам тут головы оторвало?
От многих домов остались только остовы, потому что когда в них попадал снаряд «Града», крыша заваливались на нижние этажи, перекрытия тоже рушились, воздвигая над подвалами некое подобие гробницы, а выше оставались пустые, обгорелые коробки.
Возле каждого дома по местным обычаям была установлена сетка, по которой вился виноград, вовсе не для того, чтобы потом собирать ягоды и делать вино, а для красоты. Запеченные от жара виноградины были тоже по-своему красивы.
Комов зашел во двор одного из домов, подошел к кусту мелких местных роз. В Москве ни в одном магазине нет цветов с таким запахом, потому что все, что привозят в столицу, выращено в Голландии на специальных плантациях, в парниках, наполненных газом. Срезают их в противогазах, чтобы не отравиться. Пахнут импортные цветы искусственно, как будто перед продажей их взбрызнули духами, иначе они пахли бы не розами, а резиной.
Сергей нагнулся к розе, вдохнул ее запах, и вдруг понял, что она пахнет еще и тротилом, который впитала, как губка. Так бывает только после очень близкого взрыва…
По местным меркам пятиэтажки уже могли считаться высотками, чуть ли ни небоскребами. Все окна у них были выбиты. Они вылетели наружу, разбиваясь на тысячи, миллионы крохотных осколков, засыпав улицы толстым слоем, точно нетающим градом. Казалось, что идешь по битому льду, превратившемуся в мелкое крошево. Самые крупные кусочки были не более двух-трех сантиметров.
Сергей не знал с чем сравнить интенсивность огня, обрушившегося на Цхинвал. Может с тем, что было на подступах к Грозному, где осколки и пули превратили в сита все ворота в частных домах, сквозь них было видно восходящее солнце.
Столбы электропередач в большинстве своем завалились, как старые деревья во время урагана, некоторые из них срубило посередине. От них остались измочаленные пеньки, похожие на оторванные части человеческих тел, на тех столбах, что чудом устояли, болтались перерезанные осколками провода. Куски проводов, на удивление короткие, будто их не просто сорвали со столбов, но еще и несколько раз перерезали, валялись на дороге.
Сергей с Женькой шли по городу, заглядывали в знакомые дворы и не узнавали их, останавливались, начинали что-то снимать. Отснятое собиралось в причудливую мозаику. Она была пострашнее, чем фильм ужасов.
В одном из дворов хозяева оставили теленка, привязанного к дереву. Сам он оборвать веревку не мог, да и не собирался этого делать, вот и застала его здесь бомбежка. От теленка осталась только передняя половина, она лежала возле дерева, как будто тушу хотели подвесить, да так и бросили. Огромная лужа крови уже впиталась в землю, высохла, оставив после себя сухой бурый след. Задней половины теленка просто не было, зато рядом виднелась воронка, которую проделал снаряд от «Града». Некоторые жуки, делают в песке такие же углубления, сидят на дне и ждут, когда в ловушку угодит зазевавшееся насекомое. Оно карабкается по стенкам воронки, но они слишком крутые, и жертва, постепенно обессиливая, скатывается к поджидающему ее хищнику. Теленок тоже почти выбрался из воронки. Верхняя его часть лежала снаружи, а заднюю отхватил зверь, который прятался под землей. Комов подумал, что если разрыть воронку, можно наткнуться на его металлические останки.
В другом дворе на столе лежало то, что некогда было арбузом. В фильмах, когда в арбуз попадает пуля, он разлетается в разные стороны, как взорвавшаяся бомба, а в этом сквозные пробоины зияли в нескольких местах, через них и вытекла сладкая жижа, оставив пустую полосатую оболочку. Скорость осколков, которые врезались в арбуз, была слишком большой, они пробивали его навылет.
Выскребая внутренности тыквы, люди делают из нее страшные маски для Хэллоуина – вырезают треугольные глаза и зубастый рот. Оболочка этого арбуза тоже напоминала маску. Ее изготовила война, но сохранить сделанное не смогла. Арбуз уже деформировался, начал расплываться.
– Положим, картинка для твоего фильма будет… – начал оператор, но Сергей его прервал.
– Да с чего ты взял, что я фильм буду делать.
– Будешь, будешь. Просто обязан. Что я зря, что ли все снимал?
– Ты и в подвале снимал, как мы пили?
– Нет, это не снимал, – сокрушенно вздохнул Женька. – Зря, наверное.
Они вышли на какую-то улицу, прошли по ней несколько десятков метров и наткнулись на заехавший в
