и заключалась причина? Ходил же анекдот о двух «новых русских»: «Ты за сколько галстук купил?» – спрашивает один. «За триста баксов», – с гордостью отвечает второй. «Придурок! За углом точно такой же за пятьсот продаётся».
Из машины вышел французский капитан. Он был очень маленького роста. Чуть ли не на голову ниже Комова, не более метра шестидесяти, и поэтому капитану пришлось смотреть на Сергея снизу вверх. Ситуацию усугубляло то, что мост был чуть изогнут и Комов как раз спускался с него, миновав середину, в то время как капитан – поднимался. Зато в плечах француз был примерно таким же, как Игорь. Оператор это сразу заметил. Пройдя сотню метров с тяжёлой аппаратурой, он уже успел запыхаться и теперь говорил с большими паузами, во время которых старался отдышаться:
– Этот француз… просто культурист какой-то… наверное, качается… в свободное время…
– Надеешься, что он почувствует в тебе родственную душу и нас пропустит? Ну-ка напряги мышцы рук.
– Они и так напряжены… На мне килограммов двадцать пять всякого железа…
– Добрый день, куда направляетесь? – спросил француз по-английски. Перед этим он представился, но Комов разобрал лишь слово «капитан», а фамилию военного не смог бы повторить.
– Господин капитан, мы – русские журналисты, хотим проехать в Ораховац, – также по-английски сказал Сергей. Когда он был в Париже, то жители французской столицы делали вид, что ни слова не понимают на языке туманного Альбиона, и когда Комов подсовывал к их губам микрофон, отвечали на родном языке. Сергей такой патриотизм разделял, но сейчас они находились не во Франции.
– В Ораховац? – удивившись, переспросил француз и выпалил: – С ума сошли! Да вас там… – капитан не смог сразу подобрать нужное слово, поэтому ему потребовался небольшой разгон, как машине, которая завязла в сугробе. – Да вас же там перережут! – наконец выпалил он.
– Там наши миротворцы стоят. Мы туда обязательно должны попасть, – пояснил Комов с видом обречённого.
– Не советую туда соваться, – попытался отговорить его француз, которому совсем не хотелось взваливать на себя лишние проблемы, – всё-таки ближайшие территории находились в сфере влияния его батальона, и он отвечал за всё, что здесь происходит.
– Надо… – вновь повторил Сергей.
– Ну что ж… – капитан развёл руками. – Не имею права вас задерживать, могу лишь пожелать удачи.
– Спасибо!
– Мобильная связь там не работает, – предупредил француз. – И ещё… Вы ведь, надеюсь, не будете говорить албанцам, что вы русские? – капитан превосходно знал о том, какую «любовь» испытывают албанцы к россиянам.
– Нет, мы прикинемся поляками, – честно признался Комов.
– Поляками... – повторил капитан, очевидно, пытаясь вспомнить, где находится это государство. – Ну что ж, очень хорошо. Подождите минутку здесь. Я хочу вам немного помочь.
Сергей кивнул, Игорь уже снял с плеча тяжёлую сумку, поставил её себе под ноги, сам выпрямился и начал потягиваться.
– Тяжело держать, – пояснил он, когда увидел, что Комов на него смотрит. – Рука затекла, на плече от ремня синяк наверняка будет. А ты всё бла-бла-бла с этим французом. Нельзя было побыстрее его уговорить? Он куда пошёл-то? Не пускает нас?
– Пускает, а куда пошёл – не знаю...
Оказалось, что капитан, вернувшись в албанский сектор, дошёл до ближайшей стоянки, где коротали время в ожидании клиентов таксисты и нашёл свободного. Затем француз сел в его машину – это был такой же «мерседес», как у Радко, – и вернулся к мосту.
– Так, – сказал капитан таксисту. – Это польские журналисты. Довезёшь их до Ораховаца или куда они скажут. Отвечаешь за них головой! Если с ними что-то случится, я тебя найду. Всё понял?
Таксист только кивал, улыбаясь, потому что из речи капитана, едва ли разобрал треть, зато всю дорогу что-то воодушевлённо рассказывал на смеси албанского и английского, вероятно, проводил ознакомительную экскурсию. На эту мысль наводило то, что иногда албанец тыкал куда-то в сторону рукой.
Сергей и Игорь молчали, лишь иногда Комов что-то бросал таксисту на английском. Он начал побаиваться, что их поведение вызовет у албанца подозрение, ведь за полтора часа, что заняла дорога, его пассажиры между собой и парой слов не обмолвились. Можно было, конечно, попробовать исказить русские слова, добавив в них побольше шипящих, но ведь таксист – не дурак. Ещё более странным было бы, если б они стали меж собой общаться на английском. Игорь придумал отличный выход из ситуации: надел чёрные очки и откинул голову, сделав вид, что спит. Правда ли он спал или только притворялся, Сергей так и не узнал.
Но любая дорога когда-нибудь заканчивается.
– Русские, – зло сказал водитель, как будто это ругательство какое было, наподобие «свинья», показывая на трёхцветный флаг, трепетавший над БТРом, что стоял возле дороги на обочине.
Очевидно, таксист полагал, что и у его пассажиров это слово должно вызвать такую же негативную реакцию. Проверяя это, он, чуть скосив голову, посмотрел на Комова, а потом – в зеркало заднего вида, чтобы ему стало видно и Игоря. Албанец даже улыбнулся оператору. Ему понравилось, с каким выражением на лице сидел Зубцов, вот только причину таксист не понял. Злость на лице оператора появилась вовсе не из-за слова «русские», а от того, с каким выражением произнёс его албанец. У Игоря руки чесались намылить ему шею, чтобы прежде думал, а потом говорил, но приходилось терпеть – ведь они были в стане врага.
«Скотина!» – злился Зубцов.
Миротворец с автоматом наперевес поднял руку, приказывая машине остановиться. Сергей боялся, что сейчас в машину заглянет тот парень, с которым они болтали в Слатине на блокпосте, и расплывётся в улыбке оттого, что снова встретил земляков. Тогда албанец поймёт, что никакие они не поляки. Вся маскировка пойдёт насмарку. Но лицо миротворца было незнакомым.
– Мы журналисты, – произнёс по-английски Комов заученную фразу, потом сделал небольшую паузу, и добавил: – Польские. Приехали город поснимать.
– Ясно, – сказал миротворец. – Но мы не сможем обеспечить вам охрану. Нас в город не пускают.
– Ничего страшного, – расплылся в улыбке Сергей, которому вся эта маскировка стояла поперек горла. – Мы сами управимся.
– Проезжайте, – разрешил миротворец, а для пущей убедительности махнул рукой, показывая, что путь открыт.
Албанцы, праздно лежащие на дороге, с приближением машины лихо вскочили со своих мест. Оказалось, что они для удобства подложили под себя матрасы, так что напрасно Сергей злорадно надеялся, что пикетчики заработают себе какое-нибудь простудное заболевание. Албанцы расступились, а когда автомобиль проехал, вновь заняли насиженные места. Машина подъехала к лагерю, как только она остановилась, её окружила толпа человек в пятьдесят.
Игорь вытащил камеру, водрузил её на штатив. Точно по команде албанцы начали представление, которое, видимо, уже много раз разыгрывали во время посещения лагеря другими съёмочными группами. Всё было так же хорошо отрепетировано, как во время чайной церемонии. Комов даже испугался, что, когда представление закончится, им представят счёт и попросят отдельно оплатить услуги статистов.
– Русские собаки! – выкрикнул на ломаном английском парень, одетый в пузырящиеся на коленках тренировочные штаны синего цвета с белой полоской. Ещё на нём была красная вылинявшая майка без рукавов – такие обычно надевают под рубашку, а на ногах – коричневые сандалии из кожзаменителя. – Русские собаки! Мы их не пустим к нам! Они сербам помогали!
Тут же из задних рядов вытолкали девчушку, которая стала рассказывать что-то рифмованное. Она была одета в сверкающую ослепительной белизной блузку и тёмно-коричневую юбку. В косички, смешно свисающие по сторонам, вплели белые банты. Казалось, что девочка выступает на школьном утреннике, а среди умилённых зрителей сидят её родители. Водитель стал переводить, это оказались стихи о доблестных солдатах из Армии освобождения Косова, которые, не жалея живота своего, боролись с оккупантами и
