очевидно, любит. Поэтому сквозь независимость, которую она пытается изобразить, видны все настоящие чувства: страх, обида, ненависть. Боль.
– Что же, – говорит за всех Света, – это значит, что Анжела уходит автоматически?
– Почему? – спрашиваю я у нее.
Я вдруг понимаю, что это ничего не значит, кроме того, что мы ей не доверяем и не видим ее в команде в данный момент.
Мне Олег рассказал случай. Они встретились на Эльбрусе со старым-старым закадычным другом-врачом. Случайно. Ужасно радовались, долго болтали, рассказывали о своей жизни, а потом пошли в номер к врачу и его жене, где тот стремительно достал бутылку, так же стремительно разлил ее по казенным граненым стаканам, один стакан взял себе, а второй протянул Олегу.
– Ты знаешь, – сказал Олег, – извини, я не буду.
– Понял, – сказал доктор, подумал секунд десять, радостно протянул Олегу бокал и спросил: – А сейчас?
Так же, наверно, и с доверием.
– Я тебе не доверяю.
– А сейчас?
Я подумала и решила бороться за Анжелу. В конце концов это же я взяла ее. Я вдруг вспомнила бойкот моих одноклассников, и мне стало страшно – а не делаем ли мы то же самое?
– Давайте проголосуем, – попросила я. Может, все не так ужасно, как я думаю.
Все проголосовали за то, чтобы она ушла, кроме меня и Егора.
Игроки в недоумении. С Егором понятно, а почему я против, им не ясно. Обычно я олицетворяю самую жесткую позицию. По крайней мере, в их представлении. Но тут есть разделение: жесткость по отношению к присутствующим – это одно, это создает возможности для открытий, а жесткость для того, чтобы человек ушел, – это потеря возможности. Конечно, и у нее будет свой урок, и, возможно, самый сильный, но именно сейчас я убеждена: в Игре уроков будет больше в сотни раз.
Я не могу им навязать свою позицию, это их Игра, но я могу их в нее вовлечь.
Я рассказываю им случай с Олегом. Потом напоминаю слова Егора и говорю о том, что если бы каждый из нас выложился ради Анжелы на сто процентов, то все было бы по-другому. Вполне возможно. Возможно и нет, конечно, но мы этого сейчас не можем знать. Значит, всех выгонять надо, раз плохо работали. Потом я рассказываю про мой школьный бойкот. К этому моменту Анжела уже ревет. Причем не громко, как в прошлый раз, а тихонько.
Я быстро радуюсь, что успеваю и внутри быть, и на «балкон выходить», и продолжаю говорить. Я серьезно думаю, что если мы ее оставим и начнем заботиться изо всех сил и любить ее, несмотря ни на что, то это и будет для нее главным уроком.
А если нет, то это уже тогда точно ее проблемы. Но мы можем создать для нее эту возможность.
После меня подключается Егор. Он просто просит:
– Давайте оставим нас, пожалуйста, ребята. Я обещаю, что буду о ней заботиться. Я не слезу с нее, она у меня все запланированное выполнит и перевыполнит, зараза. И о вас обещаю заботиться.
Соня первая поднимает руку:
– Я за то, чтобы Анжела осталась.
Надо же. Я даже не ожидала от этой капризули такого великодушия.
– Я выбираю доверять Анжеле, – вторым говорит Антон, – я за то, чтобы она осталась.
– Анжел, – говорит Сима, – я тоже «за», но хочу, чтобы ты знала – это последний аванс, совершенно точно. Пожалуйста, оправдай мое доверие.
И так далее.
В общем, на сегодня хеппи-энд, и мы договариваемся не расслабляться. Вдруг становится легко и весело. Я чувствую себя в этой компании очень комфортно – столько доверия здесь сегодня создано!
Под конец Анжела и Соня дают обещания по проекту. Причем с Анжелы назначить цену слова не требуют, а с Соньки трясут.
Неожиданно она обещает подстричься налысо, если не найдет денег. Сейчас у нее длинные шикарные волосы.
Ааа, караул! Мне не нравится это обещание. Ужасно. Я не хочу, чтобы она стриглась налысо. Что это еще за прикол дурацкий? Но тогда получается, что я в нее не верю! Не верю, что она найдет деньги. Если же беспрекословно верить, то чего бояться: найдет деньги – останутся волосы.
Поэтому я пока молчу и работаю над тем, чтобы поверить в Соню.
– Ты уверена? – только и спросила я ее.
– Да, – кивнула она спокойно.
Все радостно вскакивают, начинают обнимать Анжелу и Егора, пить чай, болтать и все такое. Время между тем четыре часа утра.
«Артем!» – вдруг вспоминаю я.
Хватаю беззвучную трубку – там одиннадцать не принятых звонков. Кошмар.
– Что, потерял тебя мужик? – улавливает мой испуг Антон.