переводились. Лариса готовила кальмаров особо, в каком-то кислом соусе, она говорила, что это японский рецепт. Мария делала из кальмаров фарш, наподобие грибного, с маслом, приправами, и эти банки сохранялись у нее до весны. Каждый день на обед были кальмары, и нас с Крыловым приглашали то на первый, то на пятый, то в подвал... Крылов сначала говорил - 'я не ем их', потом - 'ну, дайте попробовать, что ли...' - и съедал с большим удовольствием все, что давали. Коля не показывался и выделенные ему кальмары не взял. 'Возьмет, возьмет...' - уверенно говорил Бляс. Каждый год Коля подводил их, а кальмары ел исправно.

Мы с Феликсом не возились с кальмарами - отваривали и ели, и очень было неплохо. К сырым он не притрагивался, а вареные уплетал, урча от удовольствия. Неделю продолжалось объедение, а потом немного надоело глыбы, пуды смерзшихся кальмарьих тушек оставили в большом ящике на морозе и отрубали понемногу - успокоились. А тут извещение - всем на политинформацию, и, хотя до пятницы оставалось три дня, настроение было испорчено.

В пятницу собираться начали рано - идти в гору нелегко, да еще против ветра. Одевались долго и тщательно, вышли за час до назначенного времени и пошли не спеша. Впереди, как всегда, Бляс и Аугуст, за ними Лариса с Антоном и я, в третьем ряду Мария с Анной. На всякий случай выпустили котов, закрыли двери - кто знает, не устроят ли кошкисты налет в наше отсутствие... Пришли в большую комнату - красный уголок, сели и стали ждать. Вбежал Крылов и сел в первом ряду. Откуда-то взялся Коля, без пальто, похоже, что он пришел еще раньше нас. Наконец часы пробили десять, открылась сразу же дверь и вошел Гертруда. За ним двое вкатили на колесиках кресло Анемподиста. Историк наш, всему придающий значение и умеющий даже газеты читать между строк, оглянулся на меня и удивленно поднял брови такой порядок появления начальников что-то значил... Может, и значил, но я за свою жизнь устал от их немого языка и решил не обращать внимания на мелкие признаки, пока не будет крупных.

Нет, Анемподист начал говорить первым, значит, все на своих местах. Может, с колесами что-то случилось, вот и замешкался в дверях. 'У них ничего не бывает случайно', - утверждал Крылов. Я думаю, что это преувеличение - и они ведь люди... О чем управдом говорил - рассказать так же трудно, как описать натюрморт Пикассо своими словами. Пока все остается по-старому... он говорил, конечно, наоборот, но ясно было, что остается.

А потом вышел Гертруда. Он был в голубой рубашке под цвет искусственного глаза, в золотых запонках - под цвет волос, он даже усмирил свою проволочную шевелюру, говорил не по бумажке - свободно, как недавно стало модным... Сначала, как полагается, он рассказал о новой жизни, сравнил ее со старой. Без всяких теорий и моделей он обходился - он все знал точно. Крылов сидел повесив нос и нервно крутил карандаш в руке. Мне стало жаль его. Гертруда вещал торжественно и благоговейно. Потом он перешел к планам на будущее - сияющим и грандиозным. Затем подвел базу под ЛЧК, отметив, правда, что это не единственное, но важное мероприятие на пути к процветанию. Анемподист довольно кивнул, кажется, ему давно надоела возня с котами...

- Облава - не бездумное уничтожение, это чистка в рядах очень даже полезного вида... чтобы избавить вас от вредоносного поля, которое товарищи ученые расшифровали и разоблачили до последнего атома и молекулы...

Гертруда кончил, вытер малиновое лицо зеленым платком:

- Вопросы будут?

Крылов уже очнулся от встречи с истинным прошлым, вылез:

- Почему бы не поступать с ними гуманно - если уж поле такое, то выслать в безлюдные районы...

- Отвечаю - пробовали, но они все без исключения возвращаются и вредят по-прежнему.

Поднялся 'дядя':

- Пусть благонадежным документ дают...

- Отвечаем, - Гертруда чувствовал себя на коне, - отвечаем: бланки заказаны, будут в следующем году, пока выдаем временные удостоверения. Еще вопросы?..

Больше вопросов не было.

- Теперь отнесемся к мероприятию со всей серьезностью, что сбережет вам здоровье и многие годы жизни. В противном случае эти блага не гарантирую...

Бляс взорвался:

- Ну и гад же ты, Гарик!

Гертруда из малинового стал фиолетовым:

- Молчать!.. Вот вы как!.. - Он схватил свою тетрадку и выскочил из комнаты.

За ним покатил Анемподист. Мне показалось, что управдом еле сдерживает смех. Начальство выкатилось. Крылов подошел к Блясу:

- Это вы зря...

- А ты что стараешься, - вдруг заорал Бляс и стал наступать на него, думаешь, они тебя по головке погладят... держи карман шире...

Обратно шли не спеша, Бляс с Аугустом ушли далеко вперед. Мария сказала: 'Ну, теперь он устроит нам...' Антон молчал и только у самого дома признался мне:

- Всю жизнь мечтал вот так сказать кому-нибудь - и не смог...

Лариса тут же услышала: 'Что, что ты мечтал?'

- А, я всегда мечтал... - махнул рукой Антон.

- Что такое котометр? - спросила у него Анна.

- Котометр - это смерть котам.

Пришли домой, я к своему другу:

- Филя, ты слышишь, котометр везут...- а он и ухом не ведет, как будто не для него куплен импортный прибор. Уйти бы с ним - пересидеть, да некуда, мороз взял дом в осаду... да и как оставишь остальных...

А время шло, шло, карабкалось в гору, и с ним карабкались мы. Приближалось Рождество.

Невеселое Рождество

Аугуст говорил, что Рождество - это единственный праздник, не назначенный людьми. Что такое, к примеру, Новый год?.. У одних он зимой, у других осенью, празднуй, когда хочешь. А Рождество - это Рождество... Настроения подходящего не было, и все-таки решили собраться, уважить настоящий праздник. Договорились у Бляса в подвале - удобнее и места много. Обещали быть все - и Крылов, и даже Коля, последнее время он околачивался в жэке. Бляс имел серьезный разговор с ним. Коля клялся, что он 'ничего никогда...' и только выбивает постоянный документ на Люську, в котором черным по белому будет написано, что черного ничего в ней нет, а есть только белое... Действительно, собрались все, ели, пили, а вот веселья не было. Я сидел рядом с Крыловым. Он быстро и много говорил, необычно жадно ел, а в глазах полная растерянность - историю запретили надолго. Бляс с Аугустом уединились, пили пустырник и пытались петь, но без поддержки ничего не получалось. Они вспомнили какую-то песенку про черного кота, которому 'не везет', но тут ополчилась против них Лариса - ей-то очень нужно было, чтобы коту повезло, она не теряла надежды, что Вася вернется. Время от времени какого-то кота видели то у реки, то в старой усадьбе, то на дороге к райцентру, и каждый раз Лариса была уверена, что это неверный Вася - и когда-нибудь ему надоест бегать, он явится, снова усядется на перила и будет смотреть на всех загадочным высокомерным взглядом.

- А что следующий год, каков он? - спросил я Ларису.

- Год начинается и кончается весной, - она отвечает. - До этой весны мираж, а дальше... дальше - безобразие...

Оказывается, кто-то из знакомых котов... - а может, даже покойный Вася?.. - не очень аккуратно сделав свои дела, пришел и уселся на раскрытую книгу. Страсть котов к белой бумаге известна - мимо не пройдут. Этим они напоминают мне многих писателей, которым чистая бумага не дает покоя... но в отличие от них кот не думал о корысти ... - и так извозил лист, что в самых ответственных местах ничего разобрать не удавалось. И посему весь следующий год, от весны начиная, повис в воздухе: если предсказаний нет, то и года вообще-то нет. Ведь прошлое и будущее населены нашими представлениями, убери их - и ничего не останется. Будущее - это исполнение или неисполнение наших желаний, и небольшая неожиданность на десерт... а полная неожиданность нам ни к чему-у... Ясно... значит, мы остались без прогноза...

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату