- Рома, отпусти его... хватит... - сказал Антон. Мы с изумлением смотрели на него, он говорил шепотом, но его было слышно. Что-то произошло с этим человеком за последние дни... Роман взглянул на нас. Я махнул рукой - не о чем больше разговаривать. Аугуст пожал плечами - 'черт с ним...' Бляс отпер дверь, открыл ее - иди... Коля моментально исчез, как будто растворился в темноте.
- А ведь дверь заколочена накрепко, через нее и мышь не просунешь... Бляс подмигнул мне. Я вспомнил налет и кошкистов, заколачивающих подвальную дверь. Надо же - забыл. Аугуст ухмыльнулся, этот ничего не забывал.
- Что делать с такими?.. - Бляс развел руками. Я тоже не знал.
Чуть позже Лариса видела из окна, как 'дядя' с объемистым рюкзаком за спиной и Люськой на руках выбежал из подъезда. Люська возмущенно шипела и плевалась, но вырваться не могла. На следующее утро она вернулась в дом, с решительным и независимым видом. Котам понравилась ее самостоятельность, и с тех пор отношение к ней заметно улучшилось... А Коля исчез, говорили, что он живет при жэке, работает там, но никто из наших его не видел.
А мы с Феликсом в тот вечер долго сидели в кресле, он громко мурлыкал - исчез его главный враг и преследователь, и можно забыть теперь обо всем плохом и жить только хорошим. А мне забыть было немного трудней, чем ему, так уж мы, люди, устроены. И я думал, что справедливость никогда не торжествует, никогда, потому что вечно опаздывает - или вовсе не застает нас в живых, или все же застает... когда у нас уже пропало всякое настроение для торжества... Но мы сделали все, что могли, и вполне в нашем духе - посмеялись над ним, а он был жалок, струсил и понял, что одинок, как каждый предатель, и сам убежал из теплого дома под чужую крышу... и даже любимая Люська оставила его.
Новогоднее торжество
Позади были все заранее известные неприятности, и несколько неожиданных - шел январь, и мы решили вдогонку отметить Новый год. Как говорил Аугуст, Новый год назначен людьми, и потому праздновать его можно когда угодно. У Ларисы были возражения теоретического характера, но от праздника и она не отказалась. Надумали опять собраться в подвале, так уж привыкли, да и теплее - огонь очага и факелы грели лучше, чем еле теплые батареи. С этими батареями всегда так - в холодные дни топят чуть- чуть, а в теплые жарят вовсю. Было холодно на улице, вот и договорились праздновать у Бляса...
Я посадил Феликса на плечо, взял кастрюлю с салатом, и мы пошли вниз. На лестнице было темно, только с пятого светил крохотный красный огонек. Аугуст наловчился чинить лампочки, и при низком напряжении они тлели красными угольками не перегорая. В подвале Бляс жарил свинину, согнулся перед очагом. Сразу за мной вошли Лариса с Антоном, принесли пироги с картошкой. Пришла Анна, стала нарезать хлеб. Наконец, спустились Аугуст с Марией. После смерти Криса она болела и ходила с трудом. Они принесли пустырник и кофе - старые запасы. Серж уже был здесь, потом пришла Люська, она теперь жила одна и кормиться ходила на пятый. В ней произошла удивительная перемена - она перестала бояться котов и даже относилась к ним с симпатией, во всяком случае, к черным. Артист и Кузя у порога получили по куску свинины и удалились. Да, не было Крылова, он немного оправился после налета и сразу вспомнил про историю, поехал в райцентр добиваться отмены запрещения. Забегая вперед, скажу, что вернулся он с полным отказом... и с предложением заняться историей древнейшей...
Бляс подал мясо, Аугуст разлил пустырник по рюмкам и встал:
- Выпьем за всех нас, мы еще живы и, может, доживем до весны... Жаль, конечно, Крис, хороший кот, пусть он живой, как ты, Бляс, говоришь, но мы не видим его больше...
Все выпили. Антон закашлялся, Лариса стала вытирать ему подбородок.
- Хватит, пора проучить его, - вдруг сказал Бляс. Все поняли, что он говорит про Гертруду.
- Нам его не одолеть... - покачал головой Аугуст.
- Его и время не берет, все такой же... жестокий, - вздохнула Мария.
- Надо подумать... - Бляс засопел. - ...Вдвоем мы его доконаем...
Аугуст подумал и кивнул: 'Как ты, Бляс, так и я...'
- Говорят, он снова женился недавно, привез откуда-то молодую...Лариса поджала губы. Аугуст осуждающе покачал головой, как известно, он был человеком строгих правил.
- Может, не трогать его?.. - шепотом сказал Антон. - У него еще могут быть дети... и совсем не такие, как он...
Бляс пожал плечами, но спорить не стал. Аугуст подумал и сказал:
- Может быть, теперь они тише пу-у-тут... приказы, отчеты... рапо-ота-ют... Анна спросила у меня:
- Марк, говорят, новую жизнь придумали - писать разрешат, простят больных, ссыльных?..
Я этого не знал. Бляс покачал головой:
- Придумывать тут нечего - надо дать людям волю, они сами себе жизнь сделают.
- И кошкистам - волю?-удивилась Лариса.
- И кошкистам,- Бляс нахмурился. - Только сами пусть свое счастье жрут.
- Кошкисты не сгорят, не потонут, - Антон махнул рукой, - в крайнем случае, название сменят... а мы потонем - в трубе шум, вода внизу появилась...
- Ах, мальчики, будет вам, - сказала Анна, - мы не пропадем, в огне не сгорим, в воде не потонем...
- Ишь как расхрабрилась, - удивился Бляс.
- А вот увидишь,- она лукаво посмотрела на меня, - мы останемся, не так ли, Марк?
- О, я хотел бы этого всей душой, но совсем не уверен.
Мои мысли прервал Антон:
- Марк, вы хотели уехать, я слышал?
Я вспомнил свою мечту - добраться до теплого моря...
- Нет, Антон, теперь я хочу жить здесь...
Никто ничего не сказал, но я видел, что они рады. А Лариса вдруг заявила:
- Все, что происходит в этом году, - мираж... Если помните, она часто так говорила, но никто внимания не обращал, а теперь все заинтересовались.
- Как это - мираж? - спросил Аугуст.
- Как-этого никто не знает, просто сказано - мираж... он возникает, сгорает потом... и снова возникнет когда-нибудь, в такие же годы, и так всегда...
Все удивились, но промолчали, ведь о будущем даже Крылов с ней спорить не мог.
Ко мне наклонился Бляс:
- Марк, знаешь что, давай договоримся... - он был серьезен, только глаза лукаво поблескивали, - кто раньше умрет, даст знать другому - как там?., есть ли что...
- А как же дать знать... возможно ли это?
- Возможно, я думаю, если очень хотеть. Просто никто о другом не помнит - забывает. Увидит - обомлеет - и все, а надо помнить. Вот если я умру и останусь живой, то рукой левой дерну, вот так - раз, раз, раз... тогда уж точно - есть, так и знай. Подмигнуть, конечно, можно, но ты близорукий - можешь не разглядеть.
- И мне - также дергать?
- Давай и ты, не забудь-левой.
- У меня в левой судорога бывает.
- Ну, тогда правой... договорились, а?
- Роман, смотри не перепутай, он - правой, я - левой, у меня ведь правой нет, - Аугуст улыбнулся. - Бляс со всеми уже договорился, а знаки разные получаются, кто как может... как бы не перепутал, - сказал он, обращаясь ко мне... - Я думаю, это безумный план. Бляс, ты удивительный человек...
- И это очень надо знать? - спросил я. - Зачем?
- Как зачем?.. - Бляс от удивления оторопел. - Да ты что... тогда вся жизнь другой станет. Зачем бояться, рвать на части, убивать?.. ведь это от страха, что здесь недодадено им будет...
Ну, что ему скажешь... - ничего не надо говорить. Будь здесь историк, может, он вспомнил бы, что временами многие верили, а жизнь раем не становилась, но все же, все же...
А Феликс сидел у меня на коленях и смотрел на всех своими разными глазами. Никого он больше не опасался. Я вспомнил день рождения. Он прокрался тогда темным ледяным коридором к полоске света,
