Соединенные Штаты заставят его платить. Я разрешаю ему курить гашиш. Но пусть поторопится — его ждет Интерпол.
— Не думаю, что Марко Поло это сильно беспокоит, — заметил Джон. — Интерпол он терпеть не может. И в любом случае я должен нести его мешок. Я всегда носил его мешок.
— Хорошо, можешь нести его мешок. Но, пожалуйста, поторопись.
Нас провели через коридор. Джон Парри нес мою наволочку, а я курил свой гигантский штакет. Нас ждали около десяти охранников в униформе и несколько суровых человек в штатском.
— Вот здесь я и попрощаюсь, Говард. Крепись!
У нас обоих текли слезы. Мы обнялись, прощаясь друг с другом.
Меня очень быстро препроводили в фургон, отвезли в полицейский участок и засунули в камеру временного содержания. Полицейские наотрез запретили мне с кем-либо разговаривать, но были невероятно дружелюбны, чуть ли не извинялись, угощали едой, кофе и сигаретами. Когда меня заперли в камере на ночь, я проглотил кусочек гашиша и заснул.
Ранним утром меня вывели из камеры. Рядом с испанскими полицейскими стояли трое людей, явные американцы: латинос, чернокожий, ирландец.
— Вас зовут Деннис Говард Маркс? — спросил латинос. Я кивнул.
— Мы представители Федеральной службы судебных приставов Соединенных Штатов. У нас есть ордер на перевозку вас в Соединенные Штаты. Сейчас вас освободят от всех вещей, кроме тех, в которые вы одеты, а я произведу обыск.
— Его уже обыскивали, — соврал один из испанских полицейских в штатском.
— Я предпочел бы обыскать его лично. Пожалуйста, сделайте отметку в досье. Мистер Маркс, будьте любезны, передайте мне ваши сигареты и просуньте руки в наручники.
— Я не могу без курева, особенно в самолете.
— Мы дадим вам сигареты, когда понадобятся.
— Хорошо бы прямо сейчас.
— Придется подождать, пока не доберемся до аэропорта. Время поджимает. Мы дожидались вас с пятницы. Много бумажной волокиты. В любом случае сомневаюсь, что мои испанские коллеги позволят вам дымить в офисе.
— Рог favor, hombre!116 — сказал интерполовец, протягивая мне сигарету.
На головокружительной скорости троих судебных приставов, служащего Интерпола и меня домчали в мадридский аэропорт. После часа в камере временного содержания я был отконвоирован на борт совершенно пустого «Боинга-747» линии «Пан-Американ». Двое приставов сели по бокам от меня, третий — сзади. На борт начали подниматься обычные пассажиры. Латинос неожиданно напустил на себя очень гордый вид:
— Мы на американской территории. Американский самолет — это часть территории США, где бы он ни находился. Зачитай ему права!
И они зачитали мне права, совсем как в кино.
41526-004
Я ненавидел каждую минуту полета. Как только мы приземлились в Нью-Йорке, пристав-латинос надел мне цепь на пояс и повел, как ручного шимпанзе, через лабиринт коридоров. Сначала меня не пропускала Служба иммиграции и натурализации США, потому что я не имел американской визы и был осужден за контрабанду. Затем приставов не пускали на посадку, потому что они потеряли пересадочные билеты на самолет до Майами и не удосужились оформить разрешение на оружие, прихваченное, чтобы пристрелить меня, если бы я решился спрыгнуть с самолета. Незадолго до полуночи мы прибыли в международный аэропорт Майами, где нас встретил еще один судебный пристав, очень молодой и очень крупный чернокожий с бритой башкой, в цветастой до жути футболке, украшенной Микки Маусом. Все мы уселись в большой лимузин, за рулем которого сидел пятый пристав, и поехали по автобану к большому комплексу, в который входили жилые строения, завод, часовня и озеро. Он напоминал деревню-сад. Это был Федеральный исправительный центр Большого Майами. Тучная женщина в мини-юбке с полуавтоматической винтовкой, махнула рукой в сторону стойки регистрации. Я оказался единственным вновь прибывшим. Тюремные надзиратели забрали все мои личные вещи, раздели меня догола, заглянули мне в жопу, заставили оттянуть назад крайнюю плоть. Мне присвоили номер 41526-004, сфотографировали, сняли отпечатки пальцев и отвели в одиночную камеру. Я не мог спать. Часа через два, в три ночи, надзиратель за дверью рявкнул:
— Имя.
— Маркс, — ответил я.
— Номер?
— Не помню. Я только что сюда прибыл.
— Номер?
— Не помню.
Надзиратель исчез и вернулся с тремя другими. Они отвели меня в холодную камеру временного содержания, в которой было полно колумбийских и кубинских торговцев кокаином. Я посчитал, что нас всех должны отправить в суд. Почти всех этих колумбийцев и кубинцев каждый день таскали на судебные заседания. Они уже выбились из сил. Подъем в три ночи, пять часов во временной камере, потом поездка в наручниках и кандалах на автобусе в суд и еще часа четыре в зале. Затем несколько часов в огромной временной камере в здании суда и назад, в тюрьму. Ни поспать до полуночи, ни скоротать время за чтением книги или газеты. В таких вот условиях эти люди сражались с правительством США за свою свободу.
Я находился в суде всего несколько минут. Судья перенес разбирательство на завтра. Четыре или пять дней меня возили из тюрьмы в суд и обратно, и каждый раз мое пребывание в храме правосудия оказывалось недолгим. Агентов DEA и репортеров не наблюдалось. Во время последней поездки я увидел Роберта О'Нила, помощника федерального прокурора, с которым познакомился в Испании. Он сказал, что мне предъявлено обвинение и назначен адвокат, федеральный государственный защитник, услуги которого оплачивает правительство США. О'Нил посоветовал поискать другого, получше.
Поскольку я уже провел в исправительном центре несколько дней, меня перевели в общежитие в главном здании тюрьмы. Следующее утро выдалось необыкновенно солнечным, и в дозволенное время я отправился на прогулку вокруг озера. По водной глади скользили утки, а на берегу лежал пластмассовый аллигатор. Везде бетонные столы и скамейки. Рядом с озером корты для игры в бадминтон и теннис, гимнастический зал на открытом воздухе, беговая дорожка, футбольное поле, поле для метания молота и площадка для игры в баскетбол, боулинг, столовая, магазин, библиотека, кинотеатр на открытом воздухе, бильярдные залы, телевизионные комнаты и торговые автоматы. Кто-то кинулся мне навстречу. Малик!
— Д. Г. Маркс. Вот мы и снова здесь вместе. На все есть воля Аллаха. А это, как говорят американские ублюдки, страна Бога, земля свободных людей.
— Как, черт возьми, они добились твоей выдачи, Малик?
— Все политика... При Зие этого бы никогда не произошло, но теперь у власти Беназир. Ей нужен американский доллар. Апелляционный суд Пакистана меня выдал. А на следующий день судьям вручили американские визы и зеленые карты. Теперь живут как боги в Вашингтоне. Счастливы, что уехали из страны третьего мира, перебрались в пристойное место. DEA уговаривает меня признать себя виновным, сотрудничать с ним и стать доносчиком. Тогда отправит обратно, в Пакистан. Я сказал: «Почему бы и нет?». Такого дерьма-то понарассказываю.
— Малик, ты же не собираешься давать против меня показания, правда?
Он улыбнулся.
— Если я это сделаю, Д. Г. Маркс, можешь провести перекрестный допрос. Увидишь, что я могу учинить. Наговорю всякого дерьма. Мы с тобой занимаемся бумагоделательным бизнесом.
