— У меня нет денег, но я польщен.
— Мы можем предоставить тебе кредит, — сказал Сэм Ливанец. — Толкнешь товар и оставишь себе комиссионные, а нам отдашь, что должен.
— Ну, я же такими делами не занимаюсь, Сэм. Грэм давал мне полкило-килограмм раз в полмесяца. И все.
— Ты знаешь людей, которые покупают товар? — спросил Дуррани.
— Нет...
— Но ты ведь учился в Оксфорде с Грэмом?
— Да, но там не так много людей, с которыми можно делать бизнес.
— Говард, да это лучшее место в мире. Грэм продает свой товар людям из Оксфорда.
— Понятно. А что, вы не можете выйти на кого-нибудь из этих людей и продать дурь?
— Мы знаем только Дэвида Полларда, а он свихнулся.
Я знал Дэвида Полларда. Мы были ровесники, но Дейв учился не в Баллиоле. Он тоже изучал физику. Нормальный парень, просто немного эксцентричный. Изобрел кучу разных вещей, начиная от устройств для диализа и заканчивая оборудованием по производству ЛСД, а еще первым в Великобритании придумал длинные бумажки для косяков. Его подружка отправилась автостопом по шоссе М-6. Ее изнасиловали и убили. Полиция так и не нашла убийцу, но Дэвида регулярно таскали на допросы, как главного подозреваемого. В конце концов оставили в покое. А он взял да и бросил свою установку по производству ЛСД в Темзу. Я и не предполагал, что он главный оптовый клиент Грэма.
— Ко мне в Бейрут как-то приезжал некий Джарвис, — заметил Сэм, — но я даже не представляю, где его искать. Мэнди тоже не знает. Не думаю, что он учился в Оксфорде.
Я встречал Джарвиса несколько раз с Грэмом. Пижон еще тот: темные очки, прикид поп-звезды, подружки-модели и лексикон, изобилующий модными словечками. Он был родом из Бирмингема, но изъяснялся как житель Челси17.
— Нет, он не учился в Оксфорде, но, наверное, я смог бы его разыскать.
— Вот и хорошо, — кивнул Дуррани. — Я попрошу Мэнди тебе позвонить, когда мы будем готовы.
Произошедшее в Германии и Мейфэре наполнило меня новой энергией и радостью. Невероятно хотелось, чтобы авантюра получила продолжение. И сколько всего я смогу купить, когда у меня появится куча денег!
Вернувшись в Брайтон, я поделился случившимся с Рози — других избегал.
— Это прекрасно, Говард. — сказала Рози. — Очевидно, этим ты и должен заниматься. Отправляйся и стань кем-то. Жизнь одна. Думаю, продавать гашиш Дуррани в Лондоне — блестящая идея. Ты же только того и ждал, разве нет?
— Не знаю. Просто у меня нет денег, чтобы раскрутиться. В Лондоне мне потребуется квартира, приличная машина, средства на другие расходы.
— Говард, не знаю, как вы с Илзе, а мы с Ричардом не намерены и дальше жить вместе и притворяться, что любим друг друга. Мы расходимся. У моей семьи есть деньги. У его семьи денег еще больше. Они наверняка позаботятся, чтобы внучке всего хватало. Я собираюсь переехать в Лондон. Родители снимут мне квартиру и купят машину. Можешь жить у меня, пользоваться машиной. Если нужно, одолжу пару сотен фунтов на раскрутку. Лучшего способа вложить деньги не придумаешь.
У нас был бурный роман и бесконечные возможности. Рози, крошка Эмили и я переехали в двухэтажную квартиру на Хиллслей-роуд, в дорогой части Ноттинг-Хилла. Частенько заходил Ричард — повидаться, сыграть в го. Мы остались хорошими друзьями. Илзе тоже наведывалась, хотя оба мы переживали крушение надежд из-за обоюдной неверности.
В бытность мою аспирантом Оксфорда я познакомился с другом Грэма Чарли Рэдклиффом, отпрыском аристократической семьи, любителем блюзов и марихуаны. Он участвовал в Движении за ядерное разоружение и был задержан за подделку американских стодолларовых купюр, на которых вместо слов In God we Trust18стоял лозунг против войны во Вьетнаме. Чарли работал в издательстве «Пергамон пресс» в Хедингтоне, рядом с Оксфордом, и жил в Лондоне. Узнав про арест Грэма, он отыскал меня. Я рассказал ему все, что знал, упомянул о предложении продавать гашиш вместо Грэма. И поинтересовался, не поможет ли он сбыть какую-то часть либо связаться с Джарвисом, хорошим знакомым. Чарли жаждал подзаработать, но выставил условие: у него есть партнер Чарли Везерли, которого придется взять в долю. Чарли Везерли я встречал, когда он был еще студентом колледжа Крайст-Черч. Теперь заделался байкером, серьезно подсел на гашиш и если не выжимал ручку газа на своем «Нортон-Коммандо», то без конца слушал Grateful Dead. Мы с Рэдклиффом порешили, что проще и честнее всего будет сформировать синдикат по продаже гашиша Дуррани из Джарвиса, двух Чарли и меня: я получаю гашиш и складирую его на Хиллслей-роуд, остальные толкают дурь через свои многочисленные каналы. Прибыль делим поровну, и я отвожу деньги Дуррани. Остановка была за гашишем.
Гашиш так и не появился. Дуррани хранил молчание, а Грэма отпустили после того, как он отсидел полгода. Однако шесть месяцев синдикат функционировал, как и было задумано, торгуя гашишем из других источников, отчасти из-за удобств, предоставляемых квартирой на Хиллслей-роуд, отчасти из-за надежды, что вот-вот проявится Дуррани с большими партиями. Через эти сделки я сошелся с Дунканом Лори, главным импортером гашиша и владельцем сети бутиков «Запретный плод» на Кингз-роуд и Портобелло- роуд, с Джо Ливанцем и с Джеймсом Голдсэком, деловым партнером Дэвида Полларда. По существу, я делал деньги и обрастал знакомствами, подвергая Рози опасности и нещадно эксплуатируя ее жилье, машину и телефон. Но это позволяло покупать по выгодным ценам все больше гашиша, который я сбывал небольшими партиями университетским дилерам, а также друзьям в Оксфорде, Брайтоне, Лондоне и Бристоле, где моя сестра изучала французскую филологию. Так начиналось то, что стало моей профессией на следующие восемнадцать лет.
Мы с компаньонами расходились во взглядах на каннабис. Джарвис и оба Чарли были гораздо радикальнее меня и смотрели на гашиш как на новую валюту, способную пошатнуть существующий порядок. Они хотели, чтобы гашиш оставался вне закона. Гашиш давал нам средства к существованию и тешил наше мятежное сознание мыслью, что мы оставляем в дураках истеблишмент. Мы были абсолютными беззаконниками — не преступали законов, по крайней мере писанных; но жили вне их рамок. Мы не платили налогов, потому что не хотели, чтобы за наш счет армия лила кровь невинных, а полиция ловила нас. Нам просто хотелось приятно проводить время, и ради этого мы усердно работали и рисковали, предоставляя людям крайне необходимые услуги. Во всем этом я был заодно с остальными, но не мог смириться с запретом на курение марихуаны, а следовательно, на торговлю гашишем.
Грэм в тюрьме разработал несколько планов. Некоторые перечеркивались тем, что он не мог вернуться в Германию, не заплатив сначала солидный штраф. Я согласился отвезти пять тысяч фунтов для Грэма во Франкфурт и передать Сэму Ливанцу, чтобы тот решил вопрос со штрафом. Вывозить из страны более двадцати пяти фунтов запрещалось, поэтому я сунул деньги в штаны и прошел регистрацию в Хитроу. И нарвался: девять полицейских обыскивали пассажиров, выявляя террористов. Не успел я осознать, какой опасности подвергаюсь, как меня обыскали, крайне неумело, и велели проходить на посадку. Облегчения я не почувствовал — только некоторое замешательство.
Квитанцию об оплате штрафа и триста фунтов, которые мне отвалил Сэм, я спрятал в носок и купил несколько флаконов духов для Рози в магазинчике дьюти-фри. В Хитроу меня остановили таможенники:
— Откуда вы прилетели, сэр?
— Из Франкфурта.
— Это весь ваш багаж? — спросили они, показывая на небольшой портфель и полиэтиленовый пакет с духами.
— Да.
— Вы купили духи в магазине дьюти-фри?
— Да, в аэропорту Франкфурта.
— Сэр, вы отдаете себе отчет, что незаконно приобретать товары в дьюти-фри, если вы покидаете страну менее чем на двадцать четыре часа?
— Да, — соврал я.
— Сколько времени вы были за границей?
— Двое суток, — снова соврал я.
