Опомнился я довольно быстро. Было очевидно, что меня повязали.
— Таможенная полиция. Вы арестованы.
— За что?
— Вы подозреваетесь в контрабанде гашиша и марихуаны. Понятно?
— Да.
— Имя?
Может, они не знают, кто я такой? Может, приняли за обычного барыгу.
— Не скажу.
Я не стал отвечать ни на этот вопрос, ни на другие: в этой ли гостинице остановился, один ли здесь. По первому требованию вывернул карманы, вытряхнув водительские права, блокнот с недавними итогами колумбийских операций и ключ от соколиного питомника в Питчли, который давал мне доступ к нескольким тоннам наркотиков.
— Водительские права на имя Джона Хейса. Это ваше имя?
— Да.
— Это ваш адрес?
— Без комментариев.
— Как вы зарабатываете на жизнь, мистер Хейс?
— Учусь на таможенного инспектора.
Он даже не улыбнулся. Подошли еще двое копов.
— Это обнаружено в номере 52, вашем номере. Несомненно, это гашиш. Ваш?
— Нет, конечно же, нет.
— Он лежал в кармане вашей куртки. Думаете, мы его туда положили?
— Откуда мне знать?
— Он принадлежит вашей подружке из номера?
— Нет, он мой. Нельзя ли мне увидеть Джуди и нашу дочь?
— Конечно. Мы вам не враги. Меня зовут Ник Бейкер, а это мой коллега Терри Бирн. Мы поднимемся в номер, а после поедем в наш лондонский офис на Нью-Феттерлейн.
Я обнял и поцеловал Джуди и Эмбер. Я знал, что копы не будут долго возиться с Джуди — немного допросят и отпустят. А еще я знал наверное, что, сколько бы ее ни допрашивали, она ничего не скажет.
В Лондоне допрос продолжился.
— Чем вы зарабатываете на жизнь, мистер Хейс?
— Моя работа секретного характера. Послушайте, зачем все это?
— У вас есть паспорт?
— Нет.
— Вы что, никогда не были за границей?
— Нет.
— Как вы зарабатываете себе на жизнь?
— Я не могу отвечать на такие вопросы. Моя работа секретна.
— Во сколько вы прибыли в Лавнем?
— Без комментариев.
— Вы знакомы с Марти Лэнгфордом?
— Без комментариев.
— Вы знакомы с Джеймсом Голдсэком?
Это продолжалось вечность. Через какое-то время я спросил, нельзя ли мне просто поднимать палец вместо того, чтобы повторять «без комментариев». Бейкер не согласился:
— Мистер Хейс, я веду протокол и не увижу, как вы поднимаете палец. Не могли бы вы отвечать вслух? Понимаете?
Я попробовал воспроизвести звук, каким в эфире заменяют слова, запрещенные цензурой, что-то вроде «бип».
— Джон Хейс — ваше настоящее имя?
— Бип.
— Вы не возражаете, если мы возьмем ваши отпечатки пальцев?
— Бип-бип.
— Это из-за того, что ваше настоящее имя Говард Маркс? Меня захлестнула волна облегчения. Я снова был самим собой впервые за шесть с половиной лет.
— Итак, Говард, как вы зарабатывали себе на жизнь последние несколько лет?
— Без комментариев.
И так продолжалось всю ночь до тех пор, пока Бейкер и Бирн не отвезли меня в полицейский участок Сноухилла. На следующее утро повидать меня пришла Джуди и попросила жениться на ней. Я согласился. После тридцати шести часов в тюремных камерах меня приволокли к судье Мискину в Олд-Бейли, где мои интересы вновь защищал Бернард Симоне. Из суда меня отконвоировали в тюрьму Брикстон, где я уже бывал в 1973 году. На следующее утро судьи-магистраты также постановили держать меня под стражей за соучастие в контрабанде нескольких тонн колумбийской марихуаны и хранение нескольких фальшивых паспортов. Вместе со мной в тюрьму угодили Марти Лэнгфорд и Боб Кеннингейл, которых взяли на соколиной ферме Уайтхеда; Джеймс Голдсэк и его подручный Ник Коул, арестованные в Лондоне; калифорниец- яхтсмен Стюарт Прентисс и его помощник Алан Грей; ассистент Патрика Лэйна Хэдли Морган. Сам Патрик каким-то чудом выскользнул из сети и бежал к Эрни в Калифорнию. Таможенный полицейский Бейкер сообщил магистратам, что у нас изъято наркотиков на пятнадцать миллионов фунтов, больше, чем было конфисковано Управлением за всю его историю. Я преисполнился гордостью, совершенно позабыв о последствиях, какие влечет за собой обвинение в таком тяжком противоправном деянии. Газеты уверяли, что меня допрашивает с пристрастием британская Секретная служба, что я вступил в ИРА и нахожусь под защитой мафии.
Благодаря паблисити, которое мне сделали журналисты, в «Брикстоне» я встретил подобающий прием: меня отделили от подельников и посадили в двухместную камеру без туалета и воды в крыле А. Моим сокамерником стал ловкий еврейский жулик Джонатан Керн. В крыле А на четырех этажах размещалось примерно двести заключенных. Среди них были весьма примечательные личности, знаменитости лондонского преступного мира: гангстер Ронни Найт, муж актрисы Барбары Виндзор; Дьюк и Деннис из клана Ариф, многим внушавшего страх и уважение; турки-киприоты, которые стали самым преследуемым криминальным сообществом со времен близнецов Крейз41; Томми Уисби, участник «великого ограбления поезда»42; Мики Уильяме, наполовину ирландец, наполовину ямаец, житель Лондона, которого не вразумили даже пресловутые исправительные камеры Даремской тюрьмы. Как-то утром, Мики оказался рядом со мной и Джонатаном Керном, когда мы опорожняли пластиковые параши.
— Ты с ним поосторожей, Говард. Он стукач, да еще какой. На свою собственную мать донес.
Керн услышал его и ушел.
— Спасибо, Мик.
— Да не за что. Он же не в твоем бизнесе?
— Нет, Мик. Я с ним раньше не был знаком.
— Потому что среди тех, с кем ты вел бизнес, есть несколько доносчиков, Говард. Понимаешь, что я имею в виду? Я подумал, что он может быть одним из них. А это ведь такой хороший бизнес, Говард. Но кому-то следует заткнуть несколько ртов. Я понял, что твои подельники слегка разговорились.
— Да, они сказали больше чем следует, больше, чем им хотелось, но они же не профи, Мик.
— Зачем тогда берутся не за свое дело, Говард? Скажи мне. Если они не могут отсидеть, нечего совершать преступление. Это просто. Я что, неправ? Знаю, что прав. Я знаю, чем займусь, когда выйду отсюда. Хватит мне скакать по банковским стойкам с пушкой. Займусь наркотиками. Но в моем деле доносчиков не будет. Живых, по крайней мере. Давай не будем терять связь, когда выйдем на свободу, Говард. У меня есть куча знакомых ребят в аэропорту и портах в Лондоне. Могли бы помочь друг другу.
Этот был один из множества подобных разговоров, которые случались у меня и других людей,
