Собрание сочинений, том 6

нравственности содержали двух женщин с весьма недвусмысленной репутацией. Эти услужливые нимфы появлялись на больших ярмарках и при прочих торжественных случаях в такой одежде, что уже издали можно было узнать птицу по полету. Если им удавалось подцепить какого-нибудь приезжего, они тотчас же умудрялись сообщить своим любовникам, в какую гостиницу они пошли. Альгуасил и его писец врывались туда к великому ужасу женщин, разыгрывали сцену ревности и отпускали приезжего только после долгой мольбы и получения надлежащей денежной компенсации. Таким способом они соединяли собственную выгоду с интересами общественной нравственности, так как обобранные в течение долгого времени остерегались вновь предаваться своим порочным наклонностям.

Подобно этим блюстителям нравственности, прусские герои порядка простейшим способом обеспечивают нормальное военно-полевое спокойствие. Посылают с провокационной целью нескольких пьяных столпов законности, которые наносят толпе народа несколько провокационных сабельных ударов, — и вызванное этим возбуждение в каком-нибудь отдаленном городе или деревне дает повод объявить осадное положение для охраны всей провинции от дальнейших преступных волнений и обманным путем лишить ее последнего остатка конституционных завоеваний.

Согласно статье 5 новой военно-полевой хартии, «военачальник» может при объявлении осадного положения по округам приостановить действие статей 5–7 и 24–28 последних октроированных в декабре «завоеваний».

Посмотрим, что же еще останется от мартовских обещаний, если мы устраним из них статьи, отмена которых октроирована новой военно-полевой хартией. «На случай волнений», по произволу какого-нибудь «военачальника», прекращает, таким образом, свое действие:

Статья 5 декабрьской конституции: «Личная свобода гарантируется».

Статья 6. «Жилище неприкосновенно».

Статья 7. «Никто не должен быть лишен узаконенного для него суда».

Статья 24. «Каждый пруссак имеет право и т. д. свободно высказывать свои мнения».

Статья 25. «Проступки, совершенные словесно или печатно и т. д., наказуются, согласно общим уголовным законам».

Статья 26. «Если автор произведения известен и находится в пределах досягаемости судебной власти, то типограф, издатель и распространитель не подлежат наказанию».

Статья 27. «Все пруссаки имеют право мирно и без оружия собираться в закрытых помещениях».

Статья 28. «Все пруссаки имеют право объединяться в общества для таких целей, которые не противоречат уголовным законам».

Как только военачальник объявляет «на случай волнений» осадное положение, «личная свобода» уже больше не гарантируется, жилище больше не считается неприкосновенным, прекращается действие «узаконенных» судов, свободы печати, охраны типографов и права союзов, и даже «общества» филистеров — казино и балы, «цель которых не противоречит уголовным законам», — могут существовать только par гасе de M. le commandant {по милости г-на коменданта. Ред.}, но отнюдь не по «праву».

Вместе с тем статья 4 новой военно-полевой хартии гласит, что

«с объявлением осадного положения» (pur et simple {безусловного. Ред.}) «исполнительная власть переходит к военачальнику и что органы гражданского, административного и муниципального управления должны исполнять распоряжения и поручения военачальников».

Этот параграф благополучно отменяет все обычные формы муниципального и административного управления, и на волов тупоголовой и наглой бюрократии, превращенных в «лакеев для поручений», надевается ярмо суверенной военной диктатуры.

Статьи 8 и 9 определяют наказания, посредством которых энергичные Гогенцоллерны даже под охраной штыков и пушек намереваются защищать свою безопасность и порядок. Этот новый уголовный закон во всяком случае имеет перед всеми скучными соглашательскими правовыми теориями преимущество краткости.

Статья 8: «Всякий, кто в районе или округе, объявленном на осадном положении, окажется виновным в умышленном поджоге, в умышленном устройстве наводнения» (какая предусмотрительность!), «либо в нападении, либо в открытом насильственном сопротивлении с опасным оружием в руках вооруженной силе или представителям гражданских и военных властей, карается смертной казнью».

«Сопротивление вооруженной силе или представителям властей»! Всем известны действия «Моей доблестной армии», известно, как храбрые померанцы, пруссаки и верхнесилезские поляки, которыми в интересах единства так усиленно наводняют западные провинции, по высочайшему примеру обретают свое мужество лишь в зависимости от обстоятельств и после разоружения граждан, как это было в Дюссельдорфе, Бреславле, Познани, Берлине, Дрездене, завершают осадное положение убийством безоружных, женщин и детей. «Наследственным» подданным потсдамского башкирского князя предоставлена, таким образом, заслуживающая высокой признательности свобода — после объявления осадного положения либо позволить себя убить «в установленном порядке» мужественным исполнителям доброй воли отца своих подданных, либо оказать «сопротивление» и быть расстрелянными по законам военного времени.

Надо ли еще говорить о формулировках статьи 9, на основании которых распространение сведений, «вводящих в заблуждение» власти, нарушение «изданного в интересах общественной безопасности запрещения» и т. д. караются тюремным заключением до одного года, и даже самые обыкновенные полицейские и жандармские функции получают отныне усовершенствование в духе военно-полевых судов?

Надо ли еще упоминать о трусливом вероломстве, с которым гогенцоллернский отец своих подданных и его креатуры Симоне — фон дер Хейдт — Мантёйфель предписывают образование военно-полевых судов из трех «высших офицеров» и двух гражданских судей, назначаемых военачальником, чтобы сохранить в глазах безмозглых буржуа видимость «судебной» процедуры и все же, благодаря численному преобладанию военных палачей, заранее быть уверенными в осуждении?

Надо ли упоминать о различных формулировках статьи 13 о «процедуре военных судов», в которых нигде нет речи о свидетельских показаниях, но на основании которых явно можно судить в духе кровожадной собаки Виндишгреца, «по совокупности. обстоятельств»?

Надо ли упоминать о тех статьях, согласно которым приговоры военно-полевых судов не подлежат обжалованию, а смертные приговоры утверждаются исключительно «военачальником» и приводятся в исполнение в течение 24 часов; и, наконец, даже после отмены осадного положения «обычные суды» могут в случае, если приговоры военно-полевых судов не приведены в исполнение, только заменять наказание военно-полевого суда наказанием по закону, но самую «виновность должны считать доказанной» и не могут обсуждать правильность или неправильность обвинения?

Надо ли нам, наконец, останавливаться на последней, самой замечательной статье этой повой, опирающейся на поддержку казаков конституции, согласно которой «и помимо осадного положения», следовательно, «не на случай волнений», статьи 5, 6, 24–28 декабрьского завоевания — «личная свобода», «неприкосновенность жилища», «свобода печати» и «право союзов» — могут отменяться в отдельных округах?

После всех этих прелестей нам незачем приносить сердечные поздравления всем благомыслящим пруссакам по случаю новых, единственно правдивых обещаний, по случаю наконец-то искреннего — вследствие близости казаков — излияния отеческого благоволения. Признаться, мы рады этому кровавому наказанию для жаждущих порядка буржуа и жалких остолопов, мечтающих о почве законности.

Но народ скоро почувствует, что это новое «завоевание» переполнило чашу его терпения, он отомстит этому лживому, трусливому отродью мучителей страны, и Рейнская провинция уж во всяком случае