Собрание сочинений, том 6

Г-н Кампгаузен потребовал затем от него отречения от революции и даже превратил это в вопрос о доверии кабинету.

Г-н Кампгаузен внес в свое Собрание такой проект конституции, который мало чем отличается от октроированной конституции и который вызвал тогда всеобщую бурю возмущения.

Г-н Кампгаузен хвастался тем, что являлся министром посредничества, но это посредничество было не чем иным, как посредничеством между короной и буржуазией в целях совместной измены народу.

Г-н Кампгаузен, наконец, ушел в отставку, когда об этой измене полностью договорились и ее подготовили настолько, что она могла быть осуществлена на практике министерством дела и его констеблями.

Г-н Кампгаузен стал послом при так называемой центральной власти и занимал этот пост при всех министерствах. Он оставался послом в то время, когда в Вене войска хорват, русин и валахов попирали немецкую землю, подвергали обстрелу и предавали огню лучший из городов Германии и так возмутительно расправлялись с ним, как никакой Тилли не расправлялся с Магдебургом [187]. Он оставался послом и даже пальцем не шевельнул.

Г-н Кампгаузен остался послом при Бранденбурге, следовательно принял участие в прусской контрреволюции и дал согласие на то, чтобы его имя фигурировало в недавней прусской циркулярной ноте, открыто и без стеснения требующей восстановления старого Союзного сейма[188].

Г-н Кампгаузен вступает теперь, наконец, в министерство, чтобы прикрыть отступление контрреволюции и обеспечить нам на долгие времена ноябрьские и декабрьские завоевания.

Таковы некоторые из великих деяний Кампгаузена. Если он теперь сделается министром, то поспешит удлинить список этих деяний. Мы же, со своей стороны, будем вести им возможно более точный счет.

Написано К. Марксом 3 февраля 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 213, 4 февраля 1849 г.

Перевод с немецкого

Титульный лист брошюры «Два политических процесса» с текстом речей К. Маркса и Ф. Энгельса на судебных процессах в Кёльне

СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС «NEUE RHEINISCHE ZEITUNG»[189]

РЕЧЬ МАРКСА

Господа присяжные заседатели! Сегодняшний процесс имеет известное значение, ибо статьи 222 и 367 Code penal {Уголовного кодекса. Ред.}, по которым предъявлено обвинение «Neue Rheinische Zeitung», — это единственные статьи рейнского законодательства, которые могут быть использованы властями против печати, если не говорить, конечно, о случаях прямого призыва к мятежу.

Все вы знаете, с каким особым пристрастием прокуратура преследует «Neue Rheinische Zeitung». Но до сих пор, несмотря на все ее старания, ей не удалось возбудить против нас обвинение в других преступлениях, кроме предусмотренных в статьях 222 и 367. Я считаю поэтому необходимым в интересах печати остановиться подробнее на этих статьях.

Но прежде чем приступить к юридическому анализу, позвольте мне сделать одно замечание личного характера. Прокурор назвал низостью следующее место инкриминируемой статьи: «Разве г-н Цвейфель не объединяет в своем лице исполнительную власть с законодательной? Быть может, лавры обер-прокурора должны прикрыть грехи народного представителя?» Господа! Можно быть очень хорошим обер-прокурором и в то же время плохим народным представителем. Может быть, г-н Цвейфель именно потому хороший обер-прокурор, что он плохой народный представитель. Прокуратура, по-видимому, плохо знакома с парламентской историей. Что лежит в основе вопроса о несовместимости, занимающего такое видное место в прениях конституционных палат? Недоверие к представителям исполнительной власти, подозрение, что представитель исполнительной власти слишком легко приносит интересы общества в жертву интересам существующего правительства, и поэтому он менее всего пригоден для роли народного представителя. А что, в частности, сказать о положении прокурора? В какой стране не признали бы эту должность несовместимой с высоким званием народного представителя? Я напомню вам о нападках во французской и бельгийской печати, во французской и бельгийской палатах на Эбера, Плугульма, Баве — нападках, направленных именно против этого весьма противоречивого совмещения в одном лице качеств генерального прокурора и депутата. Никогда эти нападки не влекли за собой судебного преследования, даже при министерстве Гизо, а Франция Луи-Филиппа и Бельгия Леопольда считались образцовыми конституционными государствами. В Англии, правда, дело обстоит иначе по отношению к attorney-general и sollicitor-general, но их положение существенно отличается от положения procureur du roi. Они скорее являются в большей или меньшей степени судебными чиновниками. Мы, господа, не конституционалисты, но мы становимся на точку зрения наших господ обвинителей, чтобы побить их на их же собственной почве их же собственным оружием. Поэтому мы и ссылаемся на конституционный обычай.

Прокурор хочет вычеркнуть целый период парламентской истории с помощью избитых фраз о морали. Я решительно отвергаю его упрек в низости и объясняю этот упрек его неосведомленностью.

Теперь я перехожу к разбору юридической стороны дела. Мой защитник {Шнейдер II. Ред.} уже доказал вам, что без ссылки на прусский закон от 5 июля 1819 г. обвинение в оскорблении обер-прокурора Цвейфеля было бы с самого начала несостоятельным. Статья 222 Code penal говорит только об «outrages par paroles», о словесных оскорблениях, а не об оскорблениях в письменной или печатной форме. Но прусский закон 1819 г. имел своей целью дополнить, а не отменить статью 222. Прусский закон может распространить кары статьи 222 на оскорбления в письменной форме лишь в том случае, если Code карает аналогичные оскорбления в словесной форме. Письменные оскорбления должны иметь место в той же обстановке и при тех же условиях, какие предусматриваются статьей 222 в случае словесных оскорблений. Поэтому необходимо точно определить смысл статьи 222^{1}.

В мотивировке к статье 222 (Expose par М. le conseiller d'etat Berlier, seance du fevrier 1810 {Изложено г-ном членом Государственного совета Берлье на заседании в феврале 1810 года. Ред.}) мы читаем:

«Il ne sera donc ici question que des seuls outrages qui compromettent la paix publique, c-a-d. de ceux diriges con-tre les fonctionnaires ou agents publics dans l'exercice ou a l'occasion de l'exercice de leurs fonctions; dans ce cas ce n'est plus un particulier, c'est l'ordre public qui est blesse… La hierarchie politique sera dans ce cas prise en consideration: celui qui se permet des outrages ou violences envers un officier ministeriel est coupable sans doute, mais il com-met un moindre scandale que lorsqu'il outrage un magistrate).

В переводе это означает следующее:

«Итак, дело здесь идет только о таких оскорблениях, которые нарушают общественный порядок, общественное спокойствие, т. е. об оскорблениях чиновников или должностных лиц при исполнении или в связи с исполнением ими своих служебных обязанностей; при таких условиях ущерб причиняется уже не частному лицу, а общественному порядку… В этом случае будет приниматься во внимание политическая иерархия: тот, кто позволяет себе оскорбления или насилия по отношению к должностному лицу, несомненно виновен, но он вызывает этим меньший скандал, чем если бы он оскорбил судью» {Курсив Маркса. Ред.}.