генерал-полковнику.
Он раскрыл блестящую коричневую книжечку и прочел вслух:
— «Разрешается летать на всех типах современных самолетов». Вот как, — сказал герой Испании, — а что я тебе говорил?!
И тут я припомнил: у него было необыкновенное, единственное в своем роде прозвище: Генерал Застрелю, но в моем сознании он — Истребитель!
Глава седьмая
Выручай, лапоток!
В предвоенные годы, когда конструкторский коллектив ЛаГГ (Лавочкин, Горбунов, Гудков) только складывался, споры, какой двигатель — с водяным или воздушным охлаждением — предпочтительнее, шли полным ходом. Молодые авиастроители «поставили» тогда на жидкостной мотор и сработали сперва ЛаГГ-1, следом — ЛаГГ-3. Не отважусь утверждать, будто самолеты получились неудачными, все в конечном счете познается в сравнении, знаю: летчики, начавшие войну на «лаггах», а потом пересевшие на «яки», отдавали единодушное предпочтение «якам». Говорю об этом, понятно, не в укор создателям «лаггов», просто констатирую факт, всем известный.
АШ-82 — звездообразный, двухрядный, мощный, воздушного охлаждения двигатель — пошел в серию уже во время войны и сразу зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Двигатель как бы сам нашел себе подходящий самолет и кинулся к нему в объятия. Так или иначе, рождение Ла-5 — прямое следствие этой «встречи».
На «лаггах» мне летать не пришлось. Судить по личным впечатлениям поэтому не могу, а к самолетам Лавочкина более позднего периода я привязался сразу, испытываю к ним самые нежные чувства и поныне. На истребителях Яковлева я полетал, опробовал почти все существовавшие в свое время модификации. Хорошие были машины. Могу ли сравнить, скажем, Як-7 с Ла-7? Могу, но, извините, делать этого не стану: любовь, ревность, измена — область интимная, а интим — не для публичного обсуждения.
Переделать ЛаГГ-3 под двигатель АШ-82 конструкции Швецова оказалось непросто, но фронт требовал: после первых оглушительных ударов мы же остались почти без авиации, и люди работали, не жалея себя.
Первый полет Ла-5 состоялся в начале сорок второго года. Машина сразу же пошла в серию и появилась на фронте под Сталинградом. В начале сорок третьего конструкторское бюро А. Д. Швецова выпустило двигатель АШ-82ФН с непосредственным впрыском топлива в цилиндры. Усовершенствованный, этот мотор был и мощнее, и надежнее своего предшественника. Лавочкин тут же использовал новый двигатель, и на фронт пошли Ла-5ФН. Крылья этих машин получили автоматические предкрылки: часть деревянных конструкций заменили металлическими, значительно улучшили теплоизоляцию кабин, облегчили шасси. Ла-5ФН строили массово, выпустили около тысячи штук. В боях за Курск, летом сорок третьего, этими самолетами были вооружены целые соединения. Самый результативный советский летчик-истребитель той войны Иван Кожедуб сбил 62 самолета противника воюя на «Лавочкине».
Похвастать многими знакомствами со знаменитостями не могу, никогда меня особенно не тянуло на встречи с тузами, но с Семеном Алексеевичем Лавочкиным, конструктором из первой, я полагаю, пятерки наших авиастроителей, судьба свела. Получилось это совсем неожиданно. Отлетав свое, списанный беспощадной медициной с летной работы, я пробовал силы на журналистском поприще, и «Литературная газета» в лице Анатолия Аграновского предложила, принимая во внимание мою причастность к авиации, раздобыть интервью у кого-либо из выдающихся авиаконструкторов.
Требовались мысли о техническом прогрессе, горизонтах развития техники, особенно автоматизации. На всю жизнь запомнил, как пытался проявить настойчивость в телефонном разговоре с Туполевым и разъяснить ему, сколь это важно — интервью в «Литературке». Видимо, я изрядно надоел Андрею Николаевичу, он слушал-слушал и как отрубит своим незабываемым высокого тембра голосом:
— Я уже все понял и не смею больше занимать ваше время. Яковлев болел. Ильюшин только что уехал в отпуск. Испытывая тоску и тревогу (ну как и он откажет, «не посмеет отнимать у меня время»), позвонил Семену Алексеевичу. Без восторга («Я, откровенно говоря, не очень верю в пользу общественной работы»), Лавочкин встретиться согласился: «Приходите, пока я дома».
Не чуя ног, лечу на улицу Горького. Застаю Семёна Алексеевича за непонятным занятием: большой, грузный, он возился в тесноватом коридоре с телевизором, повернутым почему-то экраном к… стенному зеркалу. При этом Семен Алексеевич вполне цензурно и вдохновенно ругался. Запомнились и второстепенные детали — белая крахмальная рубашка, темно-синие брюки с широкими голубыми лампасами. Разговор наш начался несколько неожиданно:
— Идиоты, — проникновенно возгласил Лавочкин, показывая отверткой на зеркало, — регулировочные верньеры вывели на заднюю панель, вот и придумывай, как ими пользоваться, чтобы крутить и наблюдать за изображением…
Тут я невольно засмеялся. Кажется, хозяину это не понравилось, он насторожился:
— Странно, чему, собственно говоря, вы так откровенно радуетесь? Что здесь может быть смешного?
— Это я над собой! Не сообразил, когда вошел, для чего вы телевизор носом в зеркало уткнули и почему гримасы себе строили…
— Гримасы? Я?! Серьезно? Не заметил… Но если правда строил, так не себе… нет… а этим кретинам.
Лавочкин очаровал меня сразу: он был чрезвычайно интересным собеседником, легким, остроумным и неожиданным. Интервьюировать его было приятно и весело, материал, можно сказать, так и шел в руки. Подумал в какой-то момент, пора, наверное, и честь знать, но уходить не хотелось, и я спросил, растягивая время:
— Семен Алексеевич, а как вы думаете, самолеты, да и вообще машины, могут быть похожи на своих творцов?
— В каком, извините, смысле?! Портретно? — Он смотрел на меня явно иронически. — Если это иметь в виду, еще раз извините, сие есть собачья чушь…
— Но мне представляется, что Ла-5ФН в чем-то очень напоминает вас — повадкой…
— Позвольте, а как вы можете судить о повадках машины? Почему Ла-5ФН?
Признаюсь: мне довелось полетать и на Ла-5, и на Ла-7, и на Ла-9, едва ли не на всех модификациях, так что некоторое представление о повадках этих машин я имею. И знаете, что последовало за этим? Семен Алексеевич потребовал, чтобы я подробно и доказательно перечислил известные мне недостатки его машин. Я старался исполнить это требование, но получалось не слишком убедительно: все время, помимо воли, перескакивал с «мелких огрехов» на «крупные достоинства» истребителей фирмы «Лавочкин»…
Мое первое личное знакомство с самолетом «Лавочкин-5» произошло под Харьковом. Машина сразу же приглянулась, хотя многое после И-16 выглядело непривычным. Ну, скажем, убирать шасси было в тысячу раз проще, ничего не крутить, только перевести кран в положение «Уборка шасси». А какой шикарный фонарь прикрывал кабину — обзор громадный, «соплю из носа не тянет». Это нововведение так мне понравилось, что в первом же полете я выполнил посадку с закрытым фонарем. И тут же схлопотал взыскание. Не полагается!
— Но почему?
— По инструкции!
— Это же нелепо с точки зрения здравого смысла!
— Что за дурацкая привычка — рассуждать? Больно ты умный. Повторишь такую посадку, обещаю пять суток…
И я повторил. А он, командир полка, как и полагается, слово сдержал.
На фигурах высшего пилотажа «Лавочкин» показался несколько грузноватым, заметно тяжелее «ишачка». Но как брал высоту, как послушно крутил восходящие бочки, хоть две, хоть три подряд! На моем
