— Пилю я здесь, верно, уже двадцать один год и пока на материк не спешу. Почему? Но сначала ты мне скажи — а где еще в авиации свобода осталась? Конечно, и тут зажим имеет место, но кое-что еще урвать можно, особенно когда ты давно не салага… В гробу я бы этот Север видел, но как его бросить — ушел подальше, связь барахлит, кругом — пустота, и решай: что делать, как на окаянный этот лед не загреметь… Решил. Сумел — празднуй! Таких лысых дураков, как я, немного здесь осталось, но мы еще водимся и понимаем — в нас сила.
Уже на подходе к СП я записал в блокноте: «Самолет — инструмент познания» и попросился на правое сиденье.
— Не могу: второй у меня обидчивей барышни. Садись на мое место, а второму я скажу, чтобы он тебя подстраховал. Идет? Когда надоест, скажешь.
Пилить было еще порядочно. На Севере все далеко, тут очень важно не спешить понапрасну, чтобы раньше времени не сбить дыхание.
Приближаясь к полюсу я думал: сбылась мечта идиота, в жизни бы не мог подумать, что когда-нибудь доберусь в эти края. И вот!
Сам по себе Северный полюс оказался, как бы лучше сказать, игрой воображения, что ли… Лед, лед, лед — разноцветный, вполне рериховский. Несколько сборныхдомиков образовывали СП-16. Вмороженный в лед столб, на макушке стрелы-указатели — до Москвы столько кэмэ, до Ленинграда — столько-то, до Харькова… Это каждый из зимовщиков указывал на свой дом. Такова традиция.
Мы разгрузились. Пообедали в кают-кампании с зимовщиками. Начальник СП каждому прилетевшему на Ил-12 вручил по… сувениру — апельсин с автографами «аборигенов» и объяснил:
— Все у нас, извиняюсь, через жопу делается: апельсины шлют и шлют, уже глаза на эти цитрусовые не глядят, простого лука не можем выцыганить, спасибо вам, мешок притаранили.
Разглядывая рыжий марокканский апельсин, я загрустил: съесть такое чудо с Северного полюса — натурально грех! А как его сохранить Через неделю пожухнет, сморщится… И тут я спросил начальника СП:
— А печать или штемпель какой-нибудь у тебя есть?
— Почему это — или? Все есть — и печать в угловой штемпель! Мы же вполне узаконенная государственная организация со своей «конторой».
Тогда шлепни мне штамп вот сюда, — и я протянул начальнику свой паспорт. — Это будет память! Хо-хо! Прописка на Северном полюсе!
Странная однако штука — сколько я потом ни ездил по стране, ни одна администраторша ни одной гостиницы, ни одно должностное лицо, проверяя мой паспорт, НИ РАЗУ не поинтересовались, как же понимать прописку на Северном полюсе?
В конце концов я не выдержал и проявил инициативу, спросив у добродушной тетки, принимавшей меня в очередной гостинице:
— Скажите, пожалуйста: вас прописка на СП-16 не смущает? Неужели вам часто приходится встречать людей из этих краев?
С минуту, наверное, она молчала. Переваривала вопрос. Потом пристально поглядела мне в лицо и, видимо, убедившись, что в самом деле — я, паспортный, поинтересовалась: — И как же у вас там с мясом?
В первый момент я даже растерялся, но увидев, что женщина ждет ответа, сказал без улыбки:
— С мясом — ничего. Оно, знаете, в лице белых медведей, не каждый день, но приходит. Отстрел не запрещен. Обходимся без талонов.
— О це правильно, — сказала тетка, — что талонов не надо, це гарно…
Вот так мне вспоминается сегодня Ил-12.
Надеюсь, вы ощутили — в нашей профессии машина и человек существуют в трудно объяснимом слиянии. И, на мой взгляд, это прекрасно.
Глава двенадцатая
«Дуглас», «Даккота», Ли-2
Впервые изображение будущего Ли-2 я увидел на обложке замечательной книги «Ваши крылья». Эта книга ворвалась в мальчишескую довоенную жизнь как подарок судьбы. Никому не известный американец Ассен Джорданов улыбчиво, доступно, обстоятельно рассказывал, как пешеход, возмечтавший о небе, приобретает крылья. В принципе книга была чисто популяризаторской, но мое поколение читало «Ваши крылья» как увлекательнейший авантюрный роман.
С годами я узнал много неожиданного, связанного с этой книгой. Так, например, Ассен Джорданов оказывается изначально — Асен Йорданов, болгарин. В юные годы он построил самолет, признанный первым действующим летательным аппаратом его страны и принятым к эксплуатации. Он стал учлетом во Франции. В шестнадцать лет сделался боевым летчиком, кавалером военных орденов. После первой мировой войны судьба приведет его в США, он поработает там летчиком-испытателем, закончит несколько технических колледжей, получит признание конструктора, позже возглавит собственную фирму, он напишет и проиллюстрирует много книг. Среди бесчисленных заслуг Асена Йорданова — работа над самолетом «Даккота».
Для меня и сегодня загадка, как случилось, что в нашей чванливой стране, где людям с детства вбивали в головы: «Россия — родина белых слонов!», где все сколько-нибудь технически значительное норовили объявить нашим приоритетом, нашлась умная голова, оценившая американский самолет «Си-37» по заслугам, отважившаяся купить лицензию на его производство в СССР. Потом машину переименовали, но не в этом суть, важнее, что Ли-2 стал не просто популярнейшим и нужнейшим самолетом, а составил, можно сказать, эпоху. Наверное, в мире не найдется ни одной страны, где бы ни летала эта машина, побившая, кстати сказать, все рекорды самолетного долголетия.
Решение на постройку ДС-3 — еще одно «предназвание» Ли — было принято в 1938 году. Машину пересчитали на метрические меры, что оказалось не так просто, оснастили двигателями АШ-62-ИР и выпустили на пассажирские авиалинии под маркой ПС-84. Позже этот самолет широко использовали для грузовых перевозок, для нужд метеорологов, полярников. Отвечал за строительство лицензионной машины инженер Б. П. Лисунов. В сентябре 1942 года ПС-84 получил название Ли-2. Странное совпадение — можно считать «Ли» образованным от фамилии Лисунова, а можно от слова «лицензия», но как бы там ни было, Ли-2 долгие годы называли по-всякому, а мыслили всегда «Дугласом»… В военное время и вплоть до появления Ил-12, следом — Ил-14 парк Ли-2 был основой Аэрофлота, а позже и многих авиакомпаний стран советского блока.
Почему, не знаю, но при упоминании о Ли-2 мне непременно вспоминается какая-нибудь забавная история из нашего с ним общения.
Прилетаю в Ленинград на Як-11, сдаю самолет адресату и, сломя голову, несусь на Невский — в кассы Аэрофлота: хочу хоть на часок заскочить в Москву, повидать маму, а командировка «посадки» в столице не предусматривает. Билетов, разумеется, нет. Стелюсь перед барышнями, стараюсь обратить их внимание на мою хорошо потрепанную летную куртку, на чехол с парашютом, что у меня в руках. Мы же коллеги, девочки! Но — ноль внимания, не желают они меня признавать за своего. Еду с отчаяния в аэропорт, прямым ходом к старшему диспетчеру по перевозкам.
— Ребята, выручайте!
— А тебе куда?
— В Москву.
— В Москву, в Москву… Всем почему-то надо только в Москву… Левка, на чартерном есть места? — кричит старший диспетчер кому-то за стенку.
— Мест нет, одно место есть, — отзывается невидимый, но тут же делающийся мне милее родного брата Левушка.
Чартерный рейс — полет вне расписания, чаще всего такой полет выполняется по заказу какой- нибудь организации. Мне достался билет на рейс, заказанный профсоюзной конторой, которая отправляла в
