миртовых ветвей, из которых она плела венок для невесты. Сегодня после обеда должно было состояться бракосочетание одной из ее приятельниц, и она, в качестве подруги невесты, взяла на себя заботу об убранстве ее головы. Как бледно и утомленно казалось ее лицо, склонившееся над многообещающим венком, на нежных листочках которого многие девушки думают прочитать предсказания будущего счастья!
Весь вчерашний день, и бессонная ночь прошли дли Лили, как во сне, но это был сон, полный мучительных мыслей и образов, — сон, который мы радостно стряхиваем с себя при наступлении утра с его успокаивающей действительностью. Но для нее не было пробуждения. Какой хаос противоречивых ощущений вызвала в ней встреча с Синей бородой! Как она ни боролась, как ни насмехалась над своей слабостью и бесхарактерностью, она не могла подавить в себе чувства участия к нему. Она считала совершенно недостойным для себя сохранять в мыслях образ человека, имеющего в своем прошлом какую- то двусмысленную тайну, но все больше и больше чувствовала на себе его мрачно печальный взгляд и с мучительной точностью повторяла в своем уме все, что он говорил; все это благородно и очень необыкновенно и не могло исходить из порочной души... Она стыдилась тетки, и — странно — в то же время в ней поднималось никогда еще не испытанное чувство раздражения против приятельницы матери; были минуты, когда она обвиняла старушку в слепой ненависти, которая даже ее заставила давать такие суровые ответы. Эти ответы тяжелым камнем лежали на ее душе, и ей казалось, что они были внушены [19]. Но когда ей вдруг вспоминался вечер, когда она видела его вместе с незнакомкой, ею снова овладевало чувство жестокости, и она радовалась, что была так сурова с ним.
Надворная советница давно уже сняла очки и положила их перед собой на раскрытую книгу; она испытующе и с удивлением смотрела несколько минут на печальное лицо молодой девушки.
— Но, дитя мое, — прервала она, наконец, мертвую тишину в беседке, — если кто не знает, что ты плетешь венок для невесты, может подумать, что это для покойника. Какой у тебя вид! Разве такое лицо подходит к свадьбе?
Лили вздрогнула при этих словах, и бледное лицо се на минуту яр ко вспыхнуло.
— Положим, по мне этот венок возбуждает печальные мысли, — продолжала тетя Варя, не получив ответа, — свадьба эта против желания и воли родителей, которые не одобряют несчастного выбора своей дочери. Из-за этого происходили а их доме ужасные сцены! В наше время все было иначе; тогда больше уважали мнение родителей, и, как мне кажется, любили их с большим самоотвержением.
Слезы навернулись ей на глаза; она бесцельно устремила их в пространство, и на губах ее появилась печальная улыбка.
— Я очень любила своего отца, — начала она снова, — и ни за что в мире не решилась бы его огорчить! У меня до сих пор сжимается сердце, когда я вспоминаю о том, как я, будучи еще совсем маленькой, спросила его однажды: «Папа, почему у всех детей две руки, а у меня только одна?». И если и проживу его лет, я не забуду, как побледнело его милое лицо и так странно изменилось, что я вскрикнула и принялась плакать. Я никогда больше не спрашивала его об этом, но всякий раз, когда другие смотрели на меня с сожалением, я дрожала от страха, что он заметит это и рассердится. Потом он велел сделать мне искусственную руку, которая стоила очень дорого, потому что была так хорошо сделана, что ее нельзя было отличить от настоящей, и которая дала мне строгий урок и доказала, что всякая фальшь наказывается. Видишь ли, дитя мое, с тех нор прошло тридцать лет, а я до сих пор помню все до мельчайших подробностей. Я никогда не была красива и не отличалась хорошими манерами и деликатностью, и так как я всегда любила истину, то поэтому была еще и груба; все это я отлично знала... Со мной неохотно танцевали на балах, и то благодаря тому только, что мой отец был богатый и очень уважаемый человек. Поэтому я была очень удивлена, когда нашелся человек, который охотно разговаривал со мной; он был не здешний, приезжал сюда иногда по делам и бывал в доме моего отца. Он бывал у нас охотно и оставался дальше, чем надо было по делам; я тотчас поняла, что он делал это для меня и была очень благодарна ему. Однажды как-то, после довольно продолжительного отсутствия, он пришел к нам; я встретила его в сенях и была очень довольна, что он приветливо и радостно посмотрел на меня; вдруг он совершенно неожиданно взял меня за руку — и это была фальшивая левая... Всегда делается как-то страшно, когда видишь смертельно испугавшегося человека, и в ту минуту у меня от страха перестало биться сердце, так как он стоял передо мной бледный, как мертвец; мне кажется, у него закружилась голова, и он был близок к обмороку от испуга и отвращения. Он с ужасом посмотрел на меня и оттолкнул от себя несчастную искусственную руку, как будто бы это была змея... Мне это было очень больно, но я стиснула зубы и никому не показала виду, так что мой отец умер, не узнав, какое горе я пережила. С тех пор я ее не употребляла более — с меня довольно было и этого наказания!
— А этот человек, тетя? — спросила Лили тронутая.
— Он тотчас же повернулся, вышел из дома и долго не приходил... Потом он женился на одной из моих приятельниц, — говорила надворная советница почти сурово; она хотела, очевидно, принять шутливый тон, но ей это не удалось.
Сообщение тети Вари и многие другие намеки относительно этого не оставляли для молодой девушки сомнения в том, что человек этот был ее отец. И как же отплатила она ему за это горькое испытание? Она осталась навсегда его верным другом, и когда он однажды благодаря несчастным спекуляциям — он был банкир — стоял на краю гибели, она отдала в его распоряжение все свое состояние и тем спасла его. Родители Лили поэтому очень уважали ее, и мать на смертном одре просила Лили никогда не огорчать ее старой приятельницы к стараться развлекать и утешать ее.
— Никто лучше меня не знает, что можно сделать с возмутившимся сердцем, обладая твердой волей, — добавила после некоторой, паузы надворная советница. — Но теперь люди стали уже не такие — с каждым днем все более и более слабеют и в физическом и в нравственном отношении. «Я люблю» стоит на первом месте, а молчаливое самопожертвование становится все реже и реже.
Лили между тем окончила венок и поспешно положила его на стол. Щеки ее горели, и на лице отражалась упорная решимость. При последних словах тети Вари в голове ее вдруг возник вопрос, как бы поступила она в таком случае. Совершенно против ее желания, но, тем не менее, настойчиво, стояли перед ней те мрачно сверкавшие глаза, и ее охватило чувство стыдливой робости и какого-то блаженства, когда она подумала, что было бы, если бы он был свободен, совершенно свободен и предложил ей свою руку; и ей представился разлад, который возник бы при этом... Слово «борьба» до сих нор не имело для нее никакого значения. Ее юная чистая душа была спокойна, как поверхность воды, не возмущенная бурей, только один раз поднялись на ней волны: это было, когда умерла ее мать, этот удар судьбы принес с собой горе, но не борьбу. Обожаемая отцом, она всегда без труда получала все, что хотела, а если и встречала когда возражения, то ей стоило только приласкаться к отцу, чтобы поставить на своем. Поэтому она не могла иметь ни малейшею понятия о возможности самопожертвования с ее стороны.
В эту минуту на одной чашечке весов лежал лишь призрак, мечта о блаженстве, а на другой — действительность, права тети Вари на благодарность и преданность. И потому убеждение, что тетка должна одержать победу в этой борьбе, взяло верх. Она была спасительницей их семьи, которая обязана ей своим довольством и благосостоянием; она неутомимо просиживала ночи у постели своей любимицы во время ее болезней, когда у матери не хватало более сил, — призрак должен был в эту минуту исчезнуть бесследно.
— Тетя Варя, ты всегда смеешься над моей хрупкой фигурой, — сказала Лили, — и, может быть, думаешь, что и душевные мои силы не лучше... не думай этого, в подобном случае я поступила бы так же, как и ты!
— Ну, дитя, тебе говорить об этом все равно, что слепому о красках! — засмеялась надворная советница. — Дурочка, разве ты имеешь какое-нибудь понятие о сердечной борьбе! Ведь у тебя еще есть и комнате уголок для кукол! Впрочем, да сохранит тебя Бог от этого навсегда, — нежно прибавила она, ласково проводя рукой по роскошным полосам девушки.
Разговор был прерван визитером. Молодой купец из города, семья которого была дружна с тетей Варей, только что вернулся из поездки в Париж, и явился засвидетельствовать свое почтение. С манерами светского человека он вошел в беседку, которая тотчас наполнилась запахом сильных духов. Начиная с прически и кончая ботинками, этот молодой человек представлял собой модную картинку последнего журнала; с уст его полился поток фраз, пересыпанных французскими выражениями.
После простого захватывающего рассказа тети Вари этот поверхностный ограниченный человек
