Мици подняла крышку и проверила картошку. — Пора приниматься за лосося. — Прихватив блюдо, она направилась к внутренней двери и, открывая ее, спросила. — Ты идешь? Ты же не собираешься пить одна?
Мэри-Энн взяла бокал и поплелась за матерью. Затем быстро вернулась и прихватила бутылку.
— Хорошая идея, дорогая. Когда закончим эту, у нас есть еще две.
Они ужинали на открытом воздухе, под звездами. Еда, как обычно у Мици, была выше всяких похвал. Когда с ужином было покончено и на столе остались лишь пустые тарелки и бутылки, Мэри-Энн увидела, как Мици сунула руку в карман и достала зажигалку и пачку сигарет.
— А это что, мама?
— Сигареты, милая. Ты их прежде никогда не видела?
Мэри-Энн была в ужасе. Всю свою юность она слушала лекции Мици о вреде курения.
— Старая привычка. Еще с колледжа. Я уже сто лет не курила. Хочешь? — Мици сунула сигарету в рот, а затем протянула открытую пачку Мэри-Энн.
— Спасибо, я — пас. — Мэри-Энн встала и собрала пустые тарелки. — Я отнесу их в дом.
— Есть десерт, если ты хочешь. В холодильнике стоит слоеный торт с клубничной начинкой! — крикнула ей вслед Мици. — Дорогая, когда пойдешь назад, захвати бутылку вина!
Мэри-Энн поставила тарелки в мойку. Она не собиралась возвращаться. Господи, она никак не ожидала, что родители сообщат ей о своем намерении развестись или что мама объявится сегодня у нее дома. Ну и пусть Мици пьет и курит. Мэри-Энн взглянула в окно: блики от подсветки бассейна и пламя свечи на столе словно выхватывали из темноты силуэт матери. Беседа за ужином была вполне светской: Мици расспрашивала Мэри-Энн о последнем сценарии и о проблемах вокруг «Семи минут после полуночи». Ни одна из них не осмеливалась затронуть опасную тему.
Как же это случилось? Когда Мици приняла решение уйти от отца? И почему сейчас, после стольких лет совместной жизни? Ведь Марвин уже поговаривал о том, чтобы в следующем году отойти отдел. Мэри- Энн казалось, что теперь родители наконец-то смогут быть вместе. Заново узнать друг друга. И разумеется, Марвин разорвет свои отношения с Нэнси Макинтош. Мэри-Энн думала, что теперь-то они будут путешествовать вдвоем, лето проводить с внуками в Миннесоте, а зимой жить в теплых краях (лучше не в Лос-Анджелесе, но, возможно, в Финиксе).
— Милая, ты идешь?! — крикнула Мици. — У меня вино закончилось.
Мэри-Энн вышла из дома с открытой бутылкой, наполнила бокал Мици и села.
— Итак, побеседуем о насущном? — спросила Мици, выпуская дым. — Отчасти этот разговор будет неприятен мне, но в большей степени он будет неприятен тебе. Но я здесь, моя дорогая, и сейчас самое время задать мне вопросы, которые у тебя есть. Я изрядно нагрузилась и полностью расслабилась.
Мэри-Энн была в смятении, точно ей наконец-то предложили ключ от королевства, а она не решается отпереть замок.
— Ну же, милая, не стесняйся. Уже поздно, и меня вот-вот совсем развезет. Не могу обещать, что после следующего бокала я буду адекватна.
Мэри-Энн с улыбкой посмотрела на мать. Ей хотелось узнать эту женщину поближе. Не Мици из Миннесоты, которой она считала мать всю свою жизнь, а эту Мици, которая курила, пила вино и говорила, что думает, не заботясь о приличиях.
— Ну ладно, — согласилась Мэри-Энн, — давай начнем с твоего сочинительства.
27.
Селеста выглядела ослепительно. Золотистые волосы были идеально уложены и словно сами по себе рассыпались по оголенным плечам (заслуга Джонатана, который по просьбе Селесты приехал к ней домой, чтобы постричь и накрасить ее). Ее личный визажист Куи «сделал» ей лицо сразу после того, как Джонатан закончил прическу. Она надела открытую блузку от Диор, которая выгодно подчеркивала красивый бюст и тонкую талию, брючки «на бедрах» от Армани, открывавшие животик, и для завершения образа — «шпильки» от Живанши. Селеста была свежа, как утренняя роса, и выглядела идеально, как и положено суперзвезде. Прямо из дома она направилась в офис Хауарда Абромавитца.
Дэмиен взбесится от ревности и будет проклинать себя за то, что разрушил их брак из-за потаскушки Брай Эллисон. Уж Селеста об этом позаботится. Не напрасно она готовилась: Дэмиен, который сам себя называл большим поклонником дамских прелестей, не сможет оторвать от нее взгляда. Она даже оделась в его любимой гамме — бирюзовой. Он всегда говорил, что этот цвет подчеркивает голубизну ее глаз.
Когда Селеста вышла из VIP-лифта и направилась к расположенному в глубине офиса конференц- залу, все (и мужчины, и женщины) обернулись в ее сторону, и она наслаждалась всеобщим вниманием. Помощница Хауарда проводила ее до конференц-зала и тотчас принялась закрывать жалюзи, чтобы никто на нее не пялился. Ей не приходило в голову, что Селеста жаждала внимания, нуждалась в энергии, которую получала от этих незнакомых людей. Она ее впитывала, заряжалась ею и накапливала про запас — готовилась к битве.
— Мистер Абромавитц будет с минуты на минуту, мисс Соланж. Слушание дела сегодня немного затянулось. Приносим вам свои извинения. Хотите что-нибудь выпить? — спросила помощница, особа средних лет с волосами мышиного цвета.
— Воды, пожалуйста. — Селеста уселась в кресло.
— Без газа или газированной?
— Без газа. У вас найдется лимон?
— Конечно. Я мигом все принесу, — пообещала помощница и унеслась.
Селеста вздохнула. Подать Селесте Соланж воду без газа с лимоном! Скорее всего для бедняжки это станет событием дня, а то и всей недели. Ей будет что рассказать родным и друзьям, которые станут с жаром обсуждать, что было на Селесте надето, что она сказала и даже чем от нее пахло. Селеста знала, что именно так все и будет, поскольку ей доводилось слышать, как кумушки с Беверли-Хиллз (им и в голову не приходило, что сидящая рядом женщина в бейсбольной кепке и огромных солнечных очках — одна из крупнейших мировых кинозвезд) рассказывали о своих случайных встречах со знаменитостями. Они говорили о них так, как о коронованных особах, сошедших с трона, или божествах, спустившихся с небес, даже не предполагая, что знаменитости, в сущности, такие же люди.
Селеста услышала стук в дверь и вздохнула. Можно подумать, сотрудникам Хауарда необходимо разрешение, чтобы войти в собственный конференц-зал!
— Да, — сказала она.
Помощница вошла на цыпочках, неся на подносе хрустальный стакан с водой и тарелку с ломтиками лимона.
— Я не знала, нужен ли вам лед. Поэтому я не стала его класть. — Она поставила поднос перед Селестой. — Лед вот в этом стакане, если вам понадобится.
— Спасибо. Сколько сейчас времени? — спросила Селеста.
Женщина взглянула на часы.
— Начало одиннадцатого. Другая сторона прибудет не раньше чем через двадцать минут, а Хауард только что заехал в гараж. — Она попятилась к двери.
— Отлично. — Селеста улыбнулась. — Еще раз спасибо. — Она надеялась, что рассказ этой женщины о ней по крайней мере закончится на позитивной ноте: «Она улыбнулась самой обворожительной улыбкой и еще раз поблагодарила меня. Она такая же, как мы. Такая милая, такая простая». Селесте хотелось, чтобы было сказано именно это, а не «она такая стерва, так о себе воображает!». Селеста по опыту знала, что, как бы ни вела себя звезда, любая история всегда подается с точки зрения рассказчика.
Она выжала лимон в воду (лед класть не стала, от него у нее болела голова), и в конференц-зал ворвался Хауард:
— Сиси, дорогая! Ты выглядишь просто сногсшибательно.
Хауард положил перед Селестой папку с надписью «Соланж» и, схватив пластиковую бутылку, прошел к боковому столику.