окружении таких же голодных подданных.
Оставалось надеяться, что Айриэл выпьет и боль, которая ее ожидает.
Стараясь не думать о предстоящем, Лесли сняла блузку. Легла на живот, закрыла глаза, сказала:
— Пожалуйста.
И руки Ниалла коснулись ее тела, ее татуировки — печати Айриэла. Прикосновение прожгло ее насквозь огнем самого солнца, толику которого дала Ниаллу Айслинн.
По ее просьбе.
Затем огонь сменился льдом, даром другой королевы — властительницы зимней стужи. В спину Лесли словно вонзились сосульки. Она закусила губу, стараясь удержаться от крика, но все же закричала. Как кричала до этого только раз в жизни.
«Ниалл не виноват. Это мой выбор. Мой».
— Прости меня, — взмолился тот, вжимая в ее тело солнце и стужу, вымораживая слезы Айриэла, выжигая его кровь, подмешанные в чернила, убивая корни черной лозы, выросшей из этих чернил.
«Лесли?» — услышала она шепот Айриэла.
И увидела его так отчетливо, словно перед ней возникло голографическое изображение. Не будь глаза закрыты, она решила бы, что он и впрямь появился в комнате. Вздрогнув, Айриэл встал, ссадил с колен расположившуюся на них девушку-фэйри.
«Что ты делаешь?» — спросил он.
«Делаю выбор».
Лесли закусила край покрывала, чтобы не кричать. Вцепилась в него руками с такой силой, что порвала ткань. Тело выгнулось дугой, и Ниалл встал коленями ей на спину, удерживая в лежачем положении.
Подушка стала мокрой от слез.
«Я принадлежу себе. Не тебе».
«Но я по-прежнему твой. Навсегда твой, сумеречная дева».
Айриэл исчез, а на нее обрушился шквал эмоций.
Ниалл отпустил ее, сел на кровать рядом. Лесли повернула голову, посмотрела на него. Он разглядывал свои руки.
— Прости. Боги, мне так жаль...
— А мне нет.
В чем-чем, а в этом она была уверена.
И тут нахлынуло все разом — боль в спине, воспоминания, ужас. Лесли свесилась с кровати, и ее вырвало в корзину для бумаг. Боль растеклась по всему телу. Его обдавало то жаром, то холодом, по лицу вперемешку со слезами тек пот. Сводило судорогой мускулы, даже те, о существовании которых Лесли и не подозревала.
Ей было плохо, как никогда в жизни. Но в какой-то миг она улыбнулась.
Она свободна.
Боль адская, но она — свободна.
Она пролежала несколько дней, не в силах подняться. Но в одиночестве Лесли не оставляли.
Ниалл не отлучался от нее. Приходили посетители: Айслинн и Сет, Тиш, Эни, Кролик. Габриэл заглядывал — каждый раз с невообразимым количеством цветов. Он молча хлопал Ниалла по плечу, целовал Лесли в лоб, оставлял цветы и уходил. Остальные не молчали — Айслинн просила прощения и подбадривала, Сет хвалил, Тиш и Эни уверяли, что Темный двор не в обиде на нее за уход.
Айриэл не зашел ни разу.
Гостям она говорила лишь какие-то незначащие слова. В голове крутилось столько всего, что и не сформулировать. Отец с братом так и не появились. Где они, пытались ли вернуться домой, Лесли не знала. Возможно, им кто-то не разрешал вернуться. Но она была дома, в безопасности, выздоравливала. Пока это казалось самым важным.
Она лежала на животе, в джинсах и лифчике. Ниалл смазывал ее сожженную льдом и солнцем спину каким-то болеутоляющим бальзамом. Лесли повернула к нему голову. Увидела опаленную, скрюченную теневую лозу, исходившую из тела, — связь между ней и Айриэлом еще сохранялась, но это уже не был канал для передачи эмоций.
— Она никогда не исчезнет?
Ниалл тоже взглянул на черную лозу.
— Не знаю. Раньше я ее даже не видел. Сейчас вижу.
— Все кончено. Вот что главное. И уже не начнется заново.
Лесли села и закусила губу, подавляя стон.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он осторожно.
До сих пор Ниалл не пытался вовлекать ее в разговоры или подталкивать к каким-то действиям. Был рядом, готовый поддержать в любой момент, но в ее личное пространство не влезал.
— Ужасно, зато жива, — сказала она.
— Алоэ должно помочь. К сожалению, это все, что я могу сделать. Лекарства смертных бессильны против магии фэйри. Я посоветовался с Айслинн и...
— Все хорошо, Ниалл. Правда. Во всяком случае, хуже не становится.
Он посмотрел на нее с такой печалью, что у Лесли сжалось сердце. Ему тоже нелегко пришлось в эти дни.
— Помоги мне встать, — попросила она, протягивая руку.
Ниалл поддерживал ее, как всегда, пока она поднималась на ноги. Больно при этом порой бывало так, что Лесли со стоном падала обратно в постель. Но сегодня лишь слегка пошатывалась, когда он вел ее в ванную. Она выздоравливала — и телом, и душой. Постепенно приходила в себя.
Прислонившись к дверному косяку, Лесли показала на шкафчик под раковиной.
— Там есть зеркальце. Достань, пожалуйста.
Ниалл без лишних слов нашел зеркало и передал ей. И Лесли, повернувшись спиной к большому зеркалу, при помощи маленького увидела наконец свою татуировку.
Она выцвела до светло-серых тонов. Мороз и солнце выбелили ее, но она была по-прежнему красива.
И принадлежала теперь только ей. Как и ее тело. Лесли опустила зеркальце и улыбнулась. Не татуировка изменила ее, вернула ей власть над собой, а сама Лесли — своим выбором, своими действиями.
Она отыскала путь там, где не видно было никаких путей.
— Лесли! — Ниалл встал в дверях, встретился взглядом с ее отражением в зеркале. — Все в порядке?
Она повернулась к нему и произнесла то, что он сказал ей в их первую ночь:
— Я выжила. Не это ли главное?
— Да.
Ниалл притянул ее к себе, бережно обнял.
Они стояли в обнимку и молчали, пока она не пошатнулась. И не призналась, покраснев:
— Слаба я еще, пожалуй.
— Ты вовсе не слаба. Нездорова, но стыдиться тут нечего.
Ниалл помог ей вернуться в постель. Потом сказал нерешительно:
— Айслинн хотела бы помочь тебе, если ты не против, конечно. Я покинул их... покинул Кинана, но тебя они не оставят. Мы могли бы...
— Ниалл, — перебила Лесли, стараясь говорить как можно мягче. — Я пока даже слышать не могу о волшебных дворах. Хочу просто жить. Это, — она жестом обвела свою комнату, — не идеал, конечно, но лучше, чем ваш мир. Иметь с ним дело я не хочу.
— Я фэйри и не могу измениться, — ответил Ниалл. — Пускай не принадлежу сейчас ни к одному из
