мной?
— Нет, мы видели, что вы заняты, и молчали, так как оба ненавидим мешать другим.
— Ага! Прекрасно, сэр, как угодно! Когда-нибудь я отплачу вам обоим; я заставлю поболеть ваши сердечки.
— Предупрежден — вооружен, знаете поговорку, Мэри, — сказал я. — И я постараюсь предупредить также моих друзей. Вы приняли решение, и я не стану больше вмешиваться в ваши дела. Только для вас и вашего собственного счастья говорю вам: будьте осторожнее, Мэри, не то на вас обрушится несчастье.
Мэри закрыла лицо руками и заплакала. Через несколько минут она подошла ко мне и сказала:
— Вы правы, Джейкоб, я глупая и, может быть, нехорошая девушка, но простите меня; я постараюсь вести себя лучше, но, как говорит отец, это во мне человеческая природа, а с собой бороться трудно, Джейкоб.
— Обещаете ли вы мне оставить в покое Домине?
— Постараюсь, Джейкоб: может быть, я забуду это на минуту, но потом опомнюсь. Трудно быть серьезной, когда на душе весело. Подумайте, мне хочется всем нравиться, Джейкоб, и я считала большой победой вскружить голову такому старому человеку, полному латыни и учености. Но, поверьте мне, я постараюсь исправиться. Вот, Джейкоб, порукой в том моя рука.
— Да, Мэри, я верю и в доказательство жму вашу руку.
— Значит, все кончено? — сказала Мэри. — И мы снова друзья?
— Да, Мэри.
Между мной и Мэри завязался длинный, искренне-дружеский разговор, который не прерывался, пока не вернулся Степлтон.
На следующее утро старик сказал мне:
— Джейкоб, я достаточно поработал, и я так долго принадлежал к двум клубам, что буду получать от них пенсии. Поэтому, Джейкоб, я передаю тебе ялик, отдавай мне только треть заработка; все остальное оставляй себе.
Я возражал, Степлтон настаивал, и я уступил. Впоследствии выяснилось, что капитан Тернбулл дал пенсию старому Степлтону, чтобы доставить мне возможность независимо работать и начать получать деньги еще до окончания срока моего учения. На следующий день после завтрака старый Степлтон пошел со мной к реке, и мы спустили лодку, с этого дня я стал работать на себя.
ГЛАВА XXVI
Мне почти минуло восемнадцать лет, я был силен, хорошо сложен, полон мужества и безумно счастлив своей независимостью, о которой прежде так часто вздыхал. Она радовала меня, я кипел восторгом, но не мог думать о двух конторщиках м-ра Драммонда без мстительного чувства.
— Вам лодку, сэр?
— Нет, благодарю, мальчик. Мне нужен старый Степлтон. Он здесь?
— Нет, сэр, но это его лодка.
— Гм, а он не может перевезти меня?
— Нет, сэр, но если угодно, я могу.
— Хорошо же, только поскорей.
Почтенный джентльмен, лет сорока пяти, вошел и мой ялик, и через несколько секунд мы уже пролетели под мостом.
— Что случилось со старым Степлтоном?
— Ничего, сэр; но он сильно постарел и передал мне ялик.
— Вы его сын?
— Нет, сэр, ученик.
— Гм! Жаль, что глухого больше нет.
— Если вам угодно, я могу быть таким же глухим, как он.
— Гм!
Он больше ничего не сказал, и я продолжал грести молча вниз по реке. Но вот он начал двигать руками то вверх, то вниз и шевелить губами, точно разговаривая. Мало-помалу эти движения усилились, и он стал произносить слова вслух. Наконец я услышал: «С этим убеждением, могу сказать, глубоким убеждением, мистер спикер, выражаю мои чувства в палате общин, полагая, что ни один из ее почтенных членов не произнесет решения, пока не взвесит всей важности представленных мною доводов». Тут он замолчал, точно вспомнив о моем присутствии, и посмотрел на меня. Но я был подготовлен, не улыбнулся и ничем не выразил, что обратил внимание на его слова. Я беспечно посматривал то на правый, то на левый берег реки и греб. Он снова заговорил со мной.
— Вы давно на реке?
— Родился на ней, сэр.
— Нравится ли вам ваше занятие?
— Очень, сэр. Главное: иметь постоянных клиентов.
— А как вы заполучаете их?
— Придерживая язык, слушаясь их и своего разума, сэр.
— Хороший ответ, мальчик. Люди, у которых много дела, не могут терять времени, даже на реке. Я только что готовил речь для палаты общин.
— Так я и предполагал, сэр, и мне кажется, река отличное место для этого; здесь никто не подслушает вас, кроме нанятого вами перевозчика, а его вы не должны считать за слушателя.
— Правда. Глухой Степлтон не слышал ни слова, и поэтому особенно нравился мне.
— Однако, сэр, если вы ничего не имеете против, скажу вам, что мне нравится слышать, но можете быть уверены, что я ни словом не обмолвлюсь о слышанном, если вы будете доверять мне.
— Да? Хорошо; я опять попробую мой спич. Вы будете спикером, помните. Держите язык за зубами и не прерывайте меня.
И джентльмен снова начал свою речь.
— Эй, перевозчик, вы везете этого малого в Бедлам note 25? — крикнул пронзительный женский голос. Оратор замолчал.
Я оглянулся: мимо нас проходил ялик с двумя женщинами. Они засмеялись. Я часто читал газеты и знал, что в парламенте, в случае перерывов, члены кричат: «К порядку, к порядку! » И я повторил эти слова. Джентльмен рассмеялся.
Я высадил его подле Вестминстерского моста и получил с него тройную плату. На прощанье он сказал мне:
— Помните, я опять найму вас; я всегда езжу по понедельникам. Как ваше имя?
— Джейкоб, сэр.
— Хорошо, до свидания.
Этот джентльмен сделался моим постоянным нанимателем, и мы много разговаривали с ним; следует добавить, что я получал от него не только много денег, но и множество полезных сведений.
Через несколько дней я, по обыкновению, был на реке, когда ко мне подошел Степлтон с трубкой в зубах и сказал:
— Джейкоб, там опять пришел этот старый джентльмен. Не хочешь ли повидаться с твоим учителем? Я возьмусь за весла. Мне это будет полезно. Приятно работать, зная, что это не твоя обязанность. Такова человеческая природа.
Я быстро пошел к дому. Проходя под открытым окном, я невольно услышал разговор, который происходил в комнате.
— Красавица, — говорил Домине, — Omnia vincit amor note 26, и вот я, старый Добс, пришел к тебе, я, имеющий власть над семьюдесятью мальчиками, я, любивший только науки, я, презиравший женское очарование, пришел сюда, именно я, Домине Добс! Любовь все побеждает, и я преклоняюсь перед божком Амуром и прошу твоей руки. Напрасно я боролся с собой, напрасно старался я изгнать тебя из моего сердца. Ты повсюду сопровождала меня. Я удивил достойную миссис Бетли, назвав ее Мэри. Даже мальчики заметили мою слабость. Разве они не кричали мне во время
