Двуликий любовник

од­ном квартале.

— Я знаю. На улице Верди, в самом верху.

— Именно там, сеньора. Очень славное место. Вы там бывали?

— Жоан не любил говорить о своем детстве. Даже про семью ничего не рассказывал.

— Семьи у него давно нет. Один в целом мире, как пес.

— Ах, не говорите так!

— Это чистая правда, сеньора. У меня просто серд­це разрывается, когда о нем думаю.

— Но у него же есть друзья...

— Пара оборванцев. Конченые люди, как и он сам.

Очки слегка соскользнули вниз, и Норма быстро поправила их безымянным пальцем. Этот жест, холод­ный и брезгливый, ясно свидетельствовал — она не имела ничего общего с кончеными людьми.

— Но... Были же у него какие-нибудь женщины, — сказала она ровным тоном. — Хоть одна женщина при­няла в нем участие?

— В его собачьей жизни есть только одна женщи­на: вы.

Норма почесала коленку и вздохнула.

— Что поделаешь... Мне очень жаль. Ну а как у него с деньгами?

— Денег у него достаточно, сеньора. Он зарабаты­вает на хлеб честно и достойно. С этим у него все в по­рядке. А вот жизнь — совсем дерьмовая. Если бы вы только знали, сеньора, как он проводит свои дни, как убивает время с утра до вечера! Да вы бы заплакали, ес­ли бы узнали...

Рассуждая, Марес поднялся с кресла и принялся тя­желовато, словно на нем старинный костюм знатного сеньора, расхаживать по гостиной, не забывая немно­го прихрамывать. Неторопливый и мужественный, с откинутыми локтями и поднятым подбородком, он ловко, как волчок, поворачивался на каблуках, кокет­ливо держа руку на талии. Его слегка презрительный гордый профиль четко вырисовывался на сдержанном фоне темных занавесей, закрывающих высокие окна.

Он прервался на полуслове и отработанным жестом, словно и вправду стал другим человеком, закурил сига­рету.

— Простите, сеньора... Может, вам неприятно слы­шать о Жоане Маресе? Или вас пугает огонь прежних чувств и вы боитесь счастливых воспоминаний о про­шлом, о той великой любви, которую вы к нему чувст­вовали когда-то, ставшую лишь пеплом на ветру?..

Очарованная Норма Валенти моргнула.

— Нет, — ответила она спокойно. — Жоан для меня даже не воспоминание. Он — ничто.

— Не говорите так, сеньора, ради бога! У вас нет сердца!

— Да, вы правы.

Марес заметил, что она пристально изучает его, и, продолжая говорить, смотрел куда-то в сторону, стара­тельно избегая ее взгляда.

— Дом у вас, сеньора, — настоящий дворец... Потря­сающе. Кстати, Жоан мне рассказывал о ваших тетуш­ках. Они живы?

— Тетя Марта умерла.

— Примите мои соболезнования. Я передам Жоану.

— Он любил ее.

— Да, кажется, кое-что еще припоминаю... Жоан просил, чтобы я узнал у вас, когда вы хотите развес­тись. Сейчас в этой стране развестись — пара пустяков.

— Да, надо бы это уладить, — вздохнула Норма. — Что касается меня, то мне все равно, я не собираюсь снова выходить замуж Она продолжала разглядывать его задумчиво и с любопытством. Это был умный взгляд, который при других обстоятельствах польстил бы любому мужчине.

Но Маресу стало не по себе. Еще секунда — и она рас­кроет меня, подумал он. Закричит, устроит истерику, будет унижать меня, осыпать оскорблениями. Ее под­слеповатые глаза, дремлющие за толстыми стеклами очков, может, и не сразу заметят подлог, но чуткий ка­талонский нос унюхает фальшь подставного чарнего за километр.

Но чем активнее он демонстрировал свои мужест­венные движения и нарочито грубоватые манеры южанина, тем более доверчивой и довольной казалась она. И одновременно более осторожной, более рас­ четливой: она смотрела на него так, словно мысленно уже прикидывала кое-какие варианты. Вскоре Марес окончательно успокоился и целиком отдался игре. Со­вершенствуя и дорабатывая черты своего героя, он придумывал для него все больше ужимок и характер­ных жестов, а иногда позволял ему даже кокетство: улыбаясь уголком рта, поправить на глазу повязку или пригладить волосы, задумчиво изучая ноги Нормы. Он знал ее достаточно, чтобы понять, как она относится к собеседнику, и Фанека ей определенно нравился или, по крайней мере, интересовал ее.

— Вы мне говорили по телефону о каком-то сюр­призе, — напомнила Норма. — О чем-то, что принад­лежит Жоану...

— Точно. Несколько школьных тетрадок, где он за­писывал свои воспоминания. Я подумал, что вам, на­верное, будет приятно хранить их у себя.

— Жоан дал их вам для меня?

— Да что вы! Этот злодей хотел все сжечь, но я их спас.

— Вы захватили с собой тетради?

— Нет. А вам было бы интересно?

— Умираю от любопытства, — улыбнулась Нор­ма. — Там, наверное, много интимных подробностей?

— Да, есть кое-что... Он вспоминает, как вы, сеньо­ра, его бросили. Но в основном он пишет о нашем дет­стве, о том, как мы пацанами бегали по кварталу, обо мне... И об этом особняке, когда вас еще на свете не было.

— Мне бы очень хотелось прочесть.

— Я принесу их. А может, вы хотите увидеться где-нибудь в другом месте? — осмелился он наконец.

В течение нескольких секунд она, казалось, обду­мывала его предложение. Ее глаза за выпуклыми сфе­рами стекол потупились, затем она осторожно взгля­нула на гордую кудрявую голову андалусийца, на его насмешливый змеиный глаз. Она по-прежнему каза­лась спокойной и холодноватой:

— Да, лучше вам еще как-нибудь зайти.

Улыбаясь, она встала, и он понял, что пора уходить.

Он чувствовал разочарование. Ни на что не хватило времени, он успел только показать ей себя. Он вежли­во простился, и Норма проводила его до дверей.

— Оставьте ваш телефон, сеньор Фанека. Вдруг мне все же удастся отыскать альбом...

Марес почувствовал, как пропасть разверзлась у его ног. Конечно, надо было позаботиться об этом раньше. Должен же Фанека иметь какое-то жилье... Но где?

— Что-то не могу припомнить свой номер, сеньо­ра, — помялся он. — Я, видите ли, остановился в отеле. У меня есть некоторые сбережения, и я думаю пожить немного в Барселоне, я люблю этот город предприим­чивых каталонцев, умных и свободных женщин...

— Вы один живете?

— Да, сеньора, один-одинешенек. К вашим услугам. Лучше жить одному, чем в плохой компании.

— Дайте мне ваш адрес, пожалуйста. Если альбом Жоана найдется, я передам вам его с посыльным. — Она широко улыбнулась и слегка прикусила нижнюю губу. — Или нет, лучше я сама вам его отдам, когда вы занесете тетради...

Когда она смолкла и они подошли к входной двери, переодетый Марес уже продумал, где живет его персо­наж и что нужно делать дальше. Я мог бы сказать ей, что временно живу на Вальден, в ее квартире, поспеш­но прикидывал он, но, зная, что там Марес, она бы ни­когда туда не пришла... Надо предложить другое место. Конечно, ему надо где-то жить, иметь свой собствен­ный адрес — вдруг Норма захочет увидеться с ним вне дома. Он повернулся к ней вполоборота, стройный, горделивый, с небрежно засунутой в карман рукой, и неторопливо ответил мягким и чуть хрипловатым го­лосом:

— Я живу в пансионе «Инес». Он находится в квар­тале у самого неба — вы, сеньора, такого никогда, на­верно, не видали, — на той самой улице, где мы с Жоаном выросли. Улица Верди, дом триста двенадцать.