этих звуках таилась угроза, ведь где-то там был человек, которого враги приговорили к смерти. И Латония молилась — молилась так истово, как никогда в жизни, — о том, чтобы лорд Бранскомб остался в живых.
— Прошу тебя, Господи… Прошу…
Ей казалось, что ее молитвы, подобно колесу, крутятся и крутятся, без начала и конца, вечной просьбой о помощи и пощаде.
Так прошел час, и вдруг Латония вспомнила слова лорда Бранскомба о том, что сегодня они уезжают. Она встала и, умываясь, услышала, как слуга вошел в ее спальню и окликнул по имени. Девушка знала, что, вернувшись, найдет на подносе у края постели чашку чая, и подумала, а будет ли и там яд — или отравители воспользуются тем, что за завтраком она будет есть то же, что и лорд? Затем Латония вспомнила, что для индийцев женщина — существо низшего порядка, а значит, им совершенно безразлично, будет она жить или умрет. Настоящей мишенью для убийц был лорд Бранскомб, и все их усилия будут направлены против него.
Латония быстро закончила с умыванием, поглядывая на трубу и думая, как удачно, что она услышала через нее голоса. Впрочем, опасность для лорда по-прежнему существовала, и с мыслью об этом Латония оделась с такой скоростью, с какой никогда в жизни не одевалась. Сначала она решила оставаться в своей комнате до тех пор, пока не услышит, что лорд вернулся, но быстро обнаружила, что это выше ее сил.
Стараясь идти как можно спокойнее, хотя на самом деле ей хотелось бежать, Латония прошла по коридору, который вел к веранде. Как она и ожидала, завтрак уже был накрыт в той ее части, что выходила в сад. При виде старательно сервированного стола (хоть скатерть и была мятая, а серебро — давно не чищенное) Латония даже, решила, что ночные приключения ей просто почудились: разве может смертельный яд дожидаться жертвы в обычном завтраке?
Но тут Латония увидела, как один из слуг в цветастом тюрбане и чистом белом дхоти вышел из дома, неся в руке маленькую корзиночку со свежеиспеченными чипаттами — пресными хлебцами, которые пекут в Индии повсеместно. Он поставил корзинку на стол, и безошибочный инстинкт подсказал Латонии, что чипатты отравлены, и слуга прекрасно об этом знает. Она сжала руки так, что ногти вонзились в ладони. Какое гнусное вероломство! Латония знала, что гость на Востоке неприкосновенен, и поражалась тому, что раджа осмелился нарушить этот неписаный закон.
Она прошлась по веранде и остановилась у перил, глядя на цветущий сад и луг, где, несмотря на все старания слуг, трава росла клочками. Деревья стояли в цвету, и на фоне голубого неба казались просто великолепными. Однако Латония видела только тьму, предательство и зло, которые почувствовала, едва войдя во дворец раджи.
Голос за спиной заставил ее вздрогнуть.
— Леди мэм-саиб ждать лорд саиб? — спросил слуга.
Латония не сразу поняла, о чем ее спрашивают, и едва не сказала, что у нее нет желания умирать раньше времени. Однако она знала, что эти слова встревожат убийц лорда Бранскомба, и они найдут другой способ умертвить свою жертву. Поэтому она просто кивнула и ответила очень ровным голосом:
— Да, я подожду лорда саиба. Слуга с поклоном удалился.
Латония продолжала ждать. Время ползло невероятно медленно. Она уже начала подозревать, что ее худшие опасения оправдались и лорд Бранскомб стал жертвой «прискорбного происшествия» или вовсе исчез, однако внезапно он появился на дорожке, ведущей от фасада дома к веранде. Увидев его, Латония испытала такое облегчение, что издала звук, весьма напоминавший радостный вопль.
— Прошу прощения, если я заставил вас ждать, — сказал он таким спокойным голосом, что все вопросы, готовые сорваться с ее языка, исчезли. Лорд прошел к столу, заметив:
— Вам не стоило меня дожидаться.
Понимая, что должна играть свою роль, Латония подошла к нему и произнесла первое, что пришло ей на ум:
— Я… любовалась птицами.
Только сказав это, она осознала, что на деревьях и на лугу и впрямь было множество птиц. Они были почти ручными и даже садились на перила веранды в ожидании, когда им дадут крошек со стола.
— Ну, конечно же, птицами, — отозвался лорд Бранскомб так, словно тоже только что их заметил. Помолчав, он произнес медленно и, как показалось Латонии, задумчиво: — Должно быть, они тоже голодны.
С этими словами он взял из корзины чипатту, отломил от нее кусочек и бросил воронам, искавшим в траве червяков. Одна из них, что была проворнее остальных, налетела на подачку, схватила ее клювом и взлетела на дерево. Усевшись на сук, она принялась устраиваться поудобнее, но вдруг крылья ее опустились…
Через мгновение ворона упала на землю смятым комком перьев. Какое-то мгновение она еще шевелилась, а потом затихла. Латония ахнула, но лорд Бранскомб, словно ничего не заметив, отломил от чипатты еще кусочек и подбросил его высоко в воздух. Другая ворона поймала его на лету и полетела к крыше, но не достигла ее.
Ничего не говоря, лорд Бранскомб отломил от чипатты еще кусок, однако прежде чем он бросил его, старший слуга, из личных слуг лорда, вышел из дома и произнес:
— Карета ждет, лорд саиб.
Лорд Бранскомб осторожно положил переломленную чипатту назад в корзинку.
— Итак, я думаю, нам пора, — сказал он Латонии. — Не стоит заставлять поезд ждать.
— Нет… конечно, нет, — ответила девушка. Собственный голос казался ей очень спокойным, однако она не могла отвести глаз от ворон, черными пятнами лежавших на зеленом лугу.
Слуга передал Латонии зонт, сумочку и перчатки, а усаживаясь в карету, она заметила на сиденье напротив свой маленький кожаный несессер. Она знала, что по указанию лорда Бранскомба весь прочий багаж слуги повезут в карете, едущей позади.
Никто не пожелал им доброго пути, и Латония утвердилась в предположении, что лорд Бранскомб уезжает раньше, чем объявил. Проезжая мимо дворца, он даже не посмотрел в его сторону. Когда карета ехала через город, Латония почувствовала, как в ее душе, подобно кобре, поднимается страх. Радже, несомненно, доложат, что лорд Бранскомб уехал, а это, как понимала Латония, повлечет за собой новые опасности.
Карета ехала через рынок, но теперь лавки торговцев казались Латонии не красивыми, а наводящими ужас, да и лотки с фруктами и овощами и зерном потеряли свою пестроту и стали зловещими. Даже священные коровы, собиравшие дань с корзин зеленщиков, выглядели не ленивыми, а хищными и опасными. В каждой поднятой руке Латонии чудился кинжал, а любой звук она принимала за треск выстрела. Впервые после приезда в Индию она не любила, а ненавидела здешних людей, а улыбающиеся ей дети казались чудовищами, глумящимися над ее беспомощностью. Она крепко сжала пальцы, чтобы не зарыдать от ужаса.
Когда карета выехала на открытое пространство, девушка посмотрела на голые камни, за которыми мог преспокойно спрятаться человек с винтовкой, и на деревья, гадая, не скрывается ли в ветвях убийца. Искусному стрелку вполне хватило бы одного выстрела, поскольку карета была открыта и ехала не спеша.
Наконец впереди показалась железнодорожная станция. Последние мгновения! Сев в поезд, лорд Бранскомб будет в безопасности. Латонии захотелось попросить лорда лечь на пол кареты, чтобы не быть мишенью для убийц, но она промолчала, зная, что, как бы ни молила его об этом, он откажется и станет только больше прежнего презирать ее за трусость. Латония была так перепугана ожиданием выстрела, что не могла дышать и крепко зажмурилась, чувствуя, что ее тело становится ватным.
— Прошу тебя, Господи… прошу тебя… Ее молитвы крутились как колесо.
— Пожалуйста… пожалуйста…
Карета остановилась, и Латония открыла глаза.
Они достигли станции.
Какое-то мгновение она не могла поверить, что все позади, и после стольких переживаний не могла пошевелиться. Только сделав над собой нечеловеческое усилие, ей удалось выйти из кареты, пройти по
