армейские службы обращались к Лучиано с просьбами помочь получению информации, касающейся возможных наступательных действий противника. По-видимому, он сотрудничал с ними, хотя реальную ценность предоставляемой им информации нам уточнить не удалось. Согласно рапортам тюремного начальства, его поведение в тюрьме было вполне удовлетворительным».
Позднее, сочтя, что нужно сказать несколько больше, Дьюи заявил в интервью «Нью-Йорк пост»: «Исчерпывающее расследование установило, что помощь, оказанная Лучиано военно-морскому ведомству в течение войны, была значительной и ценной. Десять лет тюремного заключения – максимальный срок наказания за сводничество. Именно эти соображения привели комиссию по вопросам освобождения К выводу о снижении наказания, с учетом того факта, что Лучиано на законном основании будет осужден на пожизненную ссылку».
Все ото звучало довольно неубедительно в устах не знающего пощады Дьюи, человека, «уничтожившего преступность», неподкупного, достигшего вершины славы благодаря настойчивому стремлению преследовать всюду, где только возможно, преступный синдикат, человека, решившегося даже на незаконные меры, чтобы расправиться с Шульцем, Бухалтером и сотней других, не говоря уже об осуждении Лучиано, приговоренного «без права обжалования» к наказанию от тридцати до пятидесяти лет тюремного заключения.
Насколько это было возможно, мы обрисовали проблему. Наша точка зрения ясна и не вызывает сомнений. Обратимся к высказываниям на этот счет свидетелей (по крайней мере тех, кто согласился, чтобы их имена были названы[74]), старательно опрошенных по нашей просьбе.
Брейтель Чарльз, судья Верховного суда штата Нью-Йорк:
«Невозможно сказать, насколько на самом деле была эффективной его помощь. Все, кто был замешан в этом деле, утверждают, что он действительно лояльно сотрудничал. Может быть, это и так. Секретное расследование, проведенное правительством, должно было установить, как следует поступить. Именно на основе результатов этого расследования губернатор счел возможным смягчить наказание и заменить тюремное заключение изгнанием».
Том Дьюи, сын Томаса Дьюи, адвокат:
«Военно-морской департамент в свое время утверждал, что он не играл никакой роли и не сотрудничал с ним в какой бы то ни было форме во время войны… Правда, имели место различные слухи и протесты. Моего отца обвиняли во взяточничестве и в том, что он шел на политические компромиссы. Но все это ложь. Это никогда не было подтверждено какими-либо доказательствами».
Чарльз Сиракуза, бывший шеф Бюро по борьбе с наркотиками в Европе (ему удалось проникнуть в мафию, выдавая, себя за торговца этим зельем; он добился сенсационных успехов, пока не был разоблачен синдикатом):
«Двое моих друзей работали в качестве сотрудников Дьюи и в секретном управлении военно-морского ведомства. Они меня заверили, что никогда Лаки Лучиано не принимал участия в секретных операциях, проводимых военным ведомством. Все это не более, чем наглая фальсификация. Но действительно, в то время, когда Дьюи проводил кампанию по своему переизбранию, Лаки Лучиано внес крупный денежный куш на счет одного из членов избирательной комиссии. И уже после выборов и победы Дьюи Лучиано сам подтвердил свое участие в этом, когда сказал: „Теперь я потребую ответного хода…“ И его помиловали».
Сам Лучиано высказался не менее откровенно, чем Чарльз Сиракуза, – он ненавидел Дьюи:
«Этот стервятник мне отвратителен. Он такой же, как и мы, только устроился по другую сторону, чтобы не подвергать себя риску. Он опасней всех нас, ему неизвестно, что такое порядочность. Он никогда еще никого не побеждал в честном бою. Уж если отстаиваешь, как они говорят, правое дело, надо по крайней мере идти прямым путем, он же всегда хитрит, виляет. Ни он мне, ни я ему подарков не делал…»
Но подарок был сделан, как в конце концов признал в своем «Завещании» Лучиано, хотя и нет оснований признавать это произведение правдивым:
«Все эти истории вокруг помощи, которую я оказывал правительству, как и то… что я принимал участие в завоевании Сицилии, заручившись поддержкой молодчиков из мафии, – все это не более чем глупости и выдумки для дураков. Мне было бы легко утверждать, что что-то действительно имело место, поскольку в течение ряда лет мне удавалось заставлять людей верить в это; но ничего такого не было. Что касается помощи, которую я якобы оказывал нашим войскам в Сицилии, то надо прежде всего помнить, в каком возрасте я оттуда уехал – девятилетним. Единственный человек, которого я там действительно хорошо знал, даже не был сицилийцем. Я говорю об этой сволочи Вито Дженовезе. Кстати, именно тогда этот паршивец жил в Риме, словно король, целовал Муссолини задницу. Что касается меня, то я всегда считал Дженовезе дрянью и предателем Соединенных Штатов».
Лучиано, естественно, прекрасно владел искусством лжи, умением подать вещи так, как это ему выгодно, и сводить счеты с ненавистными ему людьми. Он ненавидел Дженовезе, хотя тот исправно выполнял то, о чем они договорились в 1938 году. В течение первых двух лет Дженовезе имел прямые связи с мафией, поскольку Кармине Таланте (уроженец Кастелламмаре), сицилиец по происхождению, осуществлял челночные операции между Италией, где был Дженовезе, и Соединенными Штатами, оказывая услуги семье Массариа – Лучиано, управление которой взял на себя Фрэнк Костелло.
Соглашение с Лучиано оставалось таким прочным благодаря тому, что он в 1940 году из своей тюремной камеры в Даннеморе предложил «ухлопать Гитлера», когда узнал, что Вито Дженовезе пользуется расположением Чиано и Муссолини и может с их помощью в один прекрасный день оказаться в непосредственной близости к Гитлеру.
«В вашем распоряжении в Италии находится один из лучших стрелков в мире… Мой человек. Он его уложит», – заверял он агентов военно-морской секретной службы и коммодора Гаффендена.
Лаки Лучиано очень болезненно переживал свое изгнание. Он по-своему любил Соединенные Штаты, ему нравился американский образ жизни. Он скучал по Нью-Йорку. Он об этом говорил. Так как Лучиано даже в самые трудные для него моменты жизни верил в возможность использовать любую ситуацию в свою пользу, то было бы естественно, если бы он попытался выступить в роли героя высадки в Сицилии, где в качестве условного знака использовались нашейные платки с буквой «Л». Ведь герой всегда может вернуться на родину:
Что же помешало Лаки Лучиано при наличии такой возможности не пойти на обман, сыграть в открытую?
Ответить невозможно.
Это останется его тайной. Еще одной…
