– Я не доверяю этим чинушам. Когда хочешь вложить деньги, они всегда на месте, но, когда хочешь получить их обратно, получишь…
Недоверие к банкам заставило его на месте проверить свои сомнения. Вернулся он значительно повеселевшим:
– Ребята, у меня предложение. Я готов пойти в Банк Соединенных Штатов… но не для того, чтобы всучить ему наши деньги, а чтобы избавить его от своих.
Во время своего посещения банка Костелло отметил, что он плохо охраняется. Спустя две недели без единого выстрела члены банды совершили успешное нападение на банк, что принесло им немногим более восьми тысяч долларов.
Теперь они представляли свое будущее в самых радужных красках. Однако вступление Соединенных Штатов в мировую войну едва не поставило под угрозу само существование их союза. Весной 1917 года Костелло был освобожден от воинской повинности в связи с хроническим заболеванием горла. Его единственный физический недостаток и тот принес ему пользу. Багси Сигел и Мейер Лански были еще слишком молоды для ужасов войны.
– Обхохочешься, – так реагировал на это Багси. Но оставался Чарли Луканиа, которого признали годным к военной службе. Его дружки не хотели его отпускать, чтобы, кто знает, не убили б их приятеля ни за что, ни про что. Оставалось найти выход. Но какой?
Несмотря на длительные раздумья, ничего подходящего не придумали и уже начали свыкаться с мыслью о Чарли-солдате, как вдруг самый молодой, но самый искушенный в возможностях прекрасного пола, другими словами, Багси Сигел, предложил:
– Лучший способ – это подхватить хорошенькую гонорею…
Поначалу Луканиа, проявив некоторую стыдливость, свойственную сицилийцам, воспротивился, но затем, будучи реалистом, попытался отклонить этот вариант по другой причине:
– Мне не нужна эта гадость ни за какие деньги. За два месяца меня вылечат и заарканят.
– Не совсем, – вмешался Фрэнк Костелло, – хороший врач может сделать так, что ты будешь фонтанировать круглый год, и так до самого окончания войны.
Мейер Лански утверждал, что война больше года не продлится. Благодаря его настойчивости удалось уговорить Луканиа. И он подцепил что хотел. Однако избавиться от этого приобретения ему стоило большого труда. В дальнейшем это привело к загадочной слабости, на которую он с горечью жаловался своим близким друзьям. Но на войне как на войне. Во всяком случае, он избежал участия в боях во Франции, ранено было лишь его самолюбие, за что не предусмотрено ни пособий, ни орденов.
Доход от преступных махинаций рос, становился все более значительным. Квартету стало тесно в своем районе, и его участники не мешкая пристроились к грозной в то время «Банде пяти точек» – самой старой шайке Нью-Йорка. Название свое она получила в связи с тем, что орудовала на стыке Бродвея и Бауэр- стрит. В основном она состояла из уцелевших в междоусобной войне членов других шаек. За эти годы полиция насчитала свыше шестидесяти жертв сведения счетов.
Джонни Торрио в это время курсировал между Нью-Йорком и Чикаго. Там, в Чикаго, его дядя Джеймс Колосимо, он же Джим Кид, он же Биг (большой) Колосимо, контролировал всю проституцию, получал долю доходов от спекуляции и содержал ресторан на Саут-Вабах-авеню. Ресторан пользовался популярностью у самых влиятельных людей Чикаго, второго по величине города Соединенных Штатов. Здесь они любили пощеголять друг перед другом.
Джонни Торрио отличала некая двойственность. Он имел огромное влияние не только на своего дядю Колосимо, исполина с огромными усами, похожими на руль велосипеда, но и был одним из предводителей нью-йоркского дна. Он не походил ни на кого из тех, с кем ему приходилось иметь дело. Элегантный, с хорошими манерами, он всячески старался не выглядеть вульгарным. «Ни ярких галстуков, ни грубых слов – и считай, что полдела сделано», – любил повторять Торрио. Что касается его самого, то он уже успел сделать больше половины своего дела. Он не курил, не пил и, как говорили, никогда не изменял жене. Среди владельцев домов терпимости – явление довольно частое. Джонни Торрио, неаполитанец, часто бывал на 107-й улице. Его, обладающего столь респектабельной внешностью, можно было встретить среди зрителей в зловещей «скотобойне» Игнацио Саетта, где хозяин порой подвешивал свои жертвы на крюках для разделки мяса, прежде чем их сжечь, зачастую еще живых, в кремационной печи.
Джонни был большим другом Чиро Террановы. Короля артишоков, дружил с Фрэнком Айяле, сицилийцем, возглавлявшим «сицилийский союз» и распространявшим свои заботы на всех, хотя бы потому, что заведовал преуспевающей похоронной конторой. Он был уверен, что не следует оставлять без должного внимания процедуру предания земле своих жертв, тем более что на этом можно еще кое-что заработать. Стремясь к известности, Фрэнк Айяле организовал изготовление отвратительных сигар со своим изображением, В престижных целях он продавал их буквально втридорога, навязывал их всем табачным киоскам своей вотчины и даже по соседству с ней. Поговаривали, что характер Айяле еще сквернее, чем его сигары, и потому не без оснований побаивались шефа, скорого на руку. Джонни Торрио с первого взгляда отметил способности Фрэнка Костелло и Чарли Луканиа. Зато он совершенно проигнорировал Мейера Лански, так же как и Багси Сигела, с их слишком бросающимися в глаза повадками, а скорее всего, потому, что был яростным антисемитом, как все неаполитанцы и мафиози.
Костелло не скрывал своего восхищения Торрио и старался во многом ему подражать. Впоследствии он признался, что брал уроки жизни у этого магистра преступности с манерами аристократа.
Торрио представил их Фрэнку Айяле. Последнему только что удалось завербовать одного горячего молодца по имени Аль Капоне, неаполитанца, родившегося в Бруклине 17 января 1899 года, стало быть, на год позже Чарли Луканиа. Капоне был сильным, злым и безжалостным, и Фрэнк Айяле решил использовать его в качестве вышибалы в своем заведении «Оберж Гарвард». Клиентуру этого заведения составляли отчаянные типы, болезненно впечатлительные и вдобавок всегда пьяные. Капоне полностью отрабатывал свое жалованье, орудуя где дубинкой, а где просто по-американски – кулаками.
В этом заведении и познакомились Чарли Луканиа и Фрэнк Айяле. Случайно они оказались свидетелями одного кровавого эпизода, после которого Аль Капоне постоянно старался демонстрировать лишь правую сторону лица. В тот вечер Капоне заменял бармена! Неожиданно заявился один тип из Бруклина, Фрэнк Галлучио, со своей сестрой Франческой. Персонажи пришлись явно не по вкусу присутствующим. Аль заметил это и решил покуражиться. Не сообразив, что женщина была сестрой его клиента, он обратился к ней с такими словами, от которых покраснела бы и шлюха. Поскольку оскорблена была его сестра, Галлучио не раздумывая кинулся на обидчика. Не испугавшись ни репутации, ни габаритов Аль Капоне, он одним прыжком очутился за стойкой, на ходу раскрывая нож. Несколькими стремительными движениями он исполосовал лицо Капоне. Регистрационная карточка его жертвы навсегда зафиксировала результат: «Лицевой косой шрам длиной шесть с половиной сантиметров; вертикальный шрам на челюсти с левой стороны; косой шрам такой же длины на шее под левым ухом». Весь в крови, Капоне не мог продолжать
