Но это не соответствовало действительному положению дел. Фрэнк Айяле вновь и вновь предупреждал об опасности, но никто не обращал на это внимания. Он, однако, знал, о чем говорил. Престарелые главари мафии убедились в необходимости модернизировать свою деятельность. Они начали понимать, что мимо них проплывают огромные деньги, в то время как другие преступные организации возникают и успешно действуют вне сферы их влияния. Было решено принять необходимые меры, чтобы все поставить на свои места и восстановить свою власть.
Главами крупных семей нью-йоркской мафии были Чиро Терранова, старый Пиноккио (Бык), его друг Джузеппе Массериа, он же Джо Босс, Сальваторе Маранзано, Иль Дотторе и хитрый Фрэнк Айяле, который готов был от них отделиться, почуяв возможности «молодых волков», хотя и не торопился открыто демонстрировать это.
Неуклюжие, с огромными животами – свидетельством чрезмерного злоупотребления макаронными изделиями, свининой, пирожными, – на которых красовались золотые цепочки с часами, завещанными родоначальником рода старшему из наследников, доны напоминали людей прошлого века. Одетые во все черное, эти святые отцы преступности очень гордились длинными черными усами, придававшими мужественность их лицам, на которых лежала печать поразительной самонадеянности. Из своей родной Сицилии они привезли с собой единственный груз – груз традиций. Ни от одной из них они не могли бы отказаться даже за все золото Америки. Отживающие свой век, со смешными причудами, они этим вызывали еще большее раздражение молодых сицилийских хищников, таких, как Луканиа и некоторые другие. Наиболее честолюбивым было но по себе от их непреклонности, жестокости, верности традициям мафии. Надо было ждать их исчезновения или спровоцировать его.
Древний обычай требовал почитать старших, и Луканиа не решился нарушить его, открыто выступив против главарей мафии. Это было его ошибкой: надо было нападать, а не додать, когда мафия нападет сама.
В то же время Чарли Луканиа, в высшей степени осторожный и недоверчивый, оказался перед довольно сложной проблемой. Дела шли превосходно: в 1923 году благодаря высокому качеству реализуемого спиртного образовалась исключительная клиентура из завсегдатаев самых шикарных, дорогих ночных кабаков, огромных нью-йоркских отелей, и оборот «Банды четырех» достиг двенадцати миллионов долларов. Огромная роль в этом принадлежала поразительным организаторским способностям Мейера Лански. И хоти Чарли признавал это, кое-что вопреки его теориям вызывало его недовольство. Его раздражало, что Мейер Лански и Багси Сигел все чаще работали в самом тесном контакте и преступный мир начал говорить о них как о самостоятельной банде Багси и Мейера, а также что именно Мейер привел сначала Лепке Бухалтера, а затем и Артура Флегенхаймера (он же Датч Шульц). Последний, упрямый и жестокий, возглавлял преступников в Бронксе, который он, будучи монополистом, наводнил спиртным. Чарли давно испытывал желание избавиться от Шульца. Для этого у него, как он сам впоследствии вспоминал, были серьезные основания. Он не доверял Датчу Шульцу потому, что тот, еврей по происхождению и вероисповеданию, стал католиком и соблюдал требования новых религиозных предписаний с особым рвением.
Луканиа говорил:
– Если он предал своего бога, он предаст и своего, друга. Вера у него, может быть, и есть, а совести нет. У нас с ним возникнет еще немало проблем.
Но Мейер настаивал на своем, и Луканиа, чтобы избежать осложнений, вынужден был согласиться с ним. После Датча Шульца в банду приняли Абнера Цвиллмана, и опять-таки но протекции Мейера Лански. Абнер, он же Лонжи, контролировал все торговые операции со спиртным в северных районах Нью- Джерси.
Хотя, не в пример другим сицилийцам, Луканиа был склонен ценить и даже использовать евреев, однажды он взбунтовался и, обращаясь к Костелло, воскликнул:
– Они пересекли Красное море только затем, чтобы свалиться нам на голову? Мейер и Багси – с ними все ясно… это наши друзья. Но ты только посмотри, кого они нам привели: Лепке Бухалтер, Датч Шульц, Лонжи Цвиллман… одни евреи. Это уже слишком.
Костелло пытался успокоить его:
– Все они имеют кое-что за душой, они уже показали, на что способны, и лучше иметь их с нами, чем против нас. Ты в свою очередь можешь привлечь, кого сочтешь нужным, чтобы восстановить равновесие.
Не глядя на него, Чарли пробурчал:
– Можешь на меня положиться…
Он тут же помчался в свою родную обитель, в «Малую Италию», устроился там на неделю в меблированных комнатах, все свое время проводил в бильярдных, в забегаловках букмекеров, то есть в местах, где собирались самые крепкие парни, и внимательно прислушивался ко всем разговорам, особенно когда речь заходила о «репутации», которую сумело себе составить то или иное лицо. В результате он завербовал одного неаполитанца, коротконогого, со сросшимися в сплошную черную дугу бровями, злобного, улыбающегося только тогда, когда он наводил на кого-нибудь свой пистолет и спускал курок. Звали его Вито Дженовезе.
– Я хочу, чтобы ты был со мной, потому что если у тебя и есть кое-что в брюхе, то в сердце – ничего, – сказал ему Луканиа.
Тот кивнул головой. Если в сердце у него и было место для чего-нибудь стоящего, то предназначалось оно отнюдь не для Луканиа. В дальнейшем он продемонстрирует это достаточно красноречиво.
Больше повезло Луканиа с Альбертом Анастасиа. Невысокий, с сильным торсом, черными как уголь глазами, крупным носом, с виду упрямый, этот итальянец вскоре после своего переселения в Америку успел изрядно поработать на уголовную хронику. Его первые шаги по американской земле восхищения не вызывали: он был обвинен в преднамеренном убийстве, и суд приговорил его к смертной казни. При рассмотрении дела в апелляционном суде ему повезло больше, чем свидетелям обвинения. Они не смогли предстать перед этой высокой инстанцией. Двое мужчин и одна женщина были ликвидированы для того, чтобы Альберт Анастасиа не попал на электрический стул в тюрьме Синг-Синг. Именно такой парень и был нужен Луканиа, который захотел познакомиться с ним поближе. Этот человек, сумевший избежать правосудия, впоследствии на одной из дружеских вечеринок громогласно заявил о своей преданности Чарли:
– Ты знаешь, Чарли, держу пари, что я единственный из зубастых парней, который тебя действительно любит.
– И остальные заткнулись, – говорил Луканиа, растроганно вспоминая об атом.
Джо Адонис, зная, чем озабочен его хозяин, организовал ему встречу с одним известным в преступных
