с одобрением. Лучиано сказал:
– Я родился в Сицилии. Я уважаю донов, и вы знаете, кем я являюсь для нашего друга Массериа. Но сегодняшний день отличается от вчерашнего и не будет похож на завтрашний. Мафия всегда была, есть и останется моей семьей, но эту семью отличает замкнутость, и даже, если она способна весьма успешно регулировать свои внутренние проблемы, она пренебрегает проблемами других, истребляет тех, кто ей неугоден. Наша сила будет в нашем единстве: сицилийцы, евреи, ирландцы, немцы, итальянцы – выходцы из всех провинций, – словом, все те, кто до сих пор истреблял друг друга, объединятся в союз. Мафия регулярно пускает себе кровь. Лучшие ее сыны время от времени набрасываются друг на друга ради того, чтобы завладеть верховной властью. Вот урок, который мы никогда не должны забывать. Нам нет необходимости иметь верховного главу, капо дей тутти капи, наоборот, это то, чего мы должны избегать. Никто из нас не должен погибнуть из-за пустяков. Следует образовать такой синдикат, в котором всякая крупная организация, признаваемая нами, будет иметь одного представителя. Важные решения во всех областях деятельности не смогут приниматься иначе, как единогласно всеми делегатами. Никто не будет хозяином синдиката, но сам синдикат будет полновластным хозяином, и все обретут безопасность, привилегии и доходы. И никто из нас не сможет своим поведением, своими действиями вносить ненужный беспорядок, который приведет только к тому, что все будут восстановлены против пас и будут усилены предусмотренные законом меры. Нет необходимости, пользуясь тем, что мы покупаем всех, кто продается, всячески подчеркивать, что мы выше закона.
Таким образом, за исключением случаев непредвиденных осложнений, постараемся избегать огласки, которая может оказаться для нас губительной и настроит против рас всю нацию. В крайних случаях придется идти на жертвы. Это очень хорошо уяснил наш друг Аль Капоне.[30] Мы еще частенько будем иметь повод благодарить его за это и ставить его в пример.
Спустя три месяца слова, сказанные Лучиано в адрес Аль Капоне, позволят понять подлинное значение этих удивительных «генеральных штатов»; события покажут, какое необыкновенное влияние стал оказывать синдикат даже на наиболее могущественных его членов.
Капоне на протяжении ряда лет полностью контролировал преступный мир Чикаго, превратив этот город в самый коррумпированный город Соединенных Штатов. Члены городского муниципалитета, судьи, полицейские, журналисты постоянно получали взятки и все больше бесчестили себя, способствуя сокрытий» убийств, вымогательств, всевозможных махинаций, совершаемых с благословения Капоне» Наступил, естественно, момент, когда американские граждане не смогли больше сдерживать негодования по поводу огромного числа нераскрытых убийств, безнаказанного существования сотен убийц, уверовавших в свое всесилие, систематического попрания моральных устоев общества. Капоне превратился в человека, который мог все себе позволить, и действительно позволял себе все. Его поведение, наглые заявления во время интервью радиорепортерам и журналистам вызывали такую волну возмущения, что хроникер из «Нью-Йорк геральд трибюн» однажды вопросил: «Не наступит ли такой день, когда управлять нами будут гангстеры?»
Резкий тон выступлений прессы вызвал беспокойство, у таких главарей, как Джонни Торрио, Фрэнк Костелло, Лучиано. Они понимали, что всеобщее осуждение могло сделать невозможным дальнейшее продолжение их незаконной деятельности.
С этой точки прения наибольшую опасность представлял Аль Капоне – самый могущественный, самый циничный и жестокий главарь гангстеров, столь всесильный, что ему удавалось успешно избегать не только пуль убийц из соперничающих банд, но и возмездия со стороны представителей власти.
Именно Лучиано выступил против «черного бешеного быка» из Чикаго и заставил его подчиняться правилам только что созданного синдиката, напомнив, что, когда бьешь посуду, следует не забывать о том, что за нее придется платить…
О чем говорили эти двое? Этого никто не знает. Но тот исключительный в истории гангстеризма случай, когда Капоне пришлось играть не самую подходящую для него роль – роль козла отпущения, – представляется почти невероятным.
Значение состоявшегося конгресса преступного мира и создания преступного синдиката заключается еще и в том, что мафия навсегда потеряла свое привилегированное положение, до тех пор неоспоримое. Изолированная, скованная предрассудками, она все еще оставалась могущественной, хотя влияние ее было уже сильно ограничено. Она могла иметь свой голос в синдикате, только соблюдая установленные им правила и признавая, что самыми важными персонами становятся «молодые сицилийские волки», успевшие испить в начале своей преступной деятельности кровавого молока.
Более того, с момента организации преступного синдиката мафии приписывали все совершаемые преступления, все виды махинаций, все мерзости. Стоило только однажды приписать ей чудовищное преступление, как руку мафии стали видеть во всем. Это относится и к нашим дням.
На самом деле мафия напоминала собой одиноко стоящее дерево со старыми, глубоко уходящими корнями, в кроне которого с каждым днем все более разрастались ветви преступного синдиката.
Значение сборища в Атлантик-Сити еще больше возросло, когда стал известен сценарий, сочиненный Лучиано и Аль Капоне с целью внести некоторое умиротворение.
События разворачивались следующим образом. Еще задолго до этого Аль Капоне завязал приятельские отношения с одним полицейским в Филадельфии, Джеймсом Мэлоном (он же Джеймс Башмачник). Сейчас он пожелал встретиться с ним.
– Я хочу сделать тебе подарок, он поможет тебе обратить на себя внимание и продвинуться по службе. Подбери себе толкового полицейского для прикрытия и делай вот что…
Вероятно, на какое-то мгновение Мэлону все это показалось неуместной шуткой, но Капоне настаивал, и он вынужден был подчиниться, решив, что лучше стерпеть насмешки, чем получить свинцовую пулю.
16 сентября 1929 года в Филадельфии, при выходе из кинотеатра, Мэлон – его сопровождал инспектор Джон Кридон – окликнул, как и было договорено, Аль Капоне, рядом с которым находился один из самых преданных телохранителей – Фрэнки Рио.
– Ваше имя Капоне? – спросил Мэлон.
– Нет, меня зовут Аль Браун.[31] А кто вы такой, чтобы называть меня Капоне?
В руках у них сверкнули бляхи полицейских.
– Полицейские? О! Я вижу… Сдаюсь. Делать нечего.
Подчеркнуто медленно Скарфас вытащил из-за пазухи пистолет 9-го калибра. Этот жест заставил отпрянуть собравшихся ротозеев и позволил предъявить ему обвинение в незаконном ношении
