не торопился возвращаться в свой кабинет.
— Вы извините, — начал Трошин тихим голосом, — за вами ведется наружное наблюдение, и я не решился приезжать к вам домой или звонить по телефону. А здесь — как в банке… Каламбур, правда?
— Кто составлял эти бумаги?
— В нашем управлении ведется серьезная разработка по разоблачению клана «Черный лебедь». Делом заняты высокопоставленные чины. Мы пользуемся поддержкой Администрации Президента, и вряд ли кто-то сможет предотвратить последствия или приостановить процесс. Мы знаем, что некоторые чиновники прокуратуры и высокие чины МВД получают от вас мзду, так что наше расследование имеет особый статус секретности.
— На какой уровень вы вышли в ваших изысканиях? — Сарафанов потряс папкой в воздухе. — Красиво изложено. Пусть это будет правдой, но к каждому напечатанному здесь слову нужны подтверждения, факты, доказательства, документация, улики, свидетели и экспертизы. Даже если признать эту галиматью за серьезное обвинение, вы же понимаете, чего стоит довести дело до суда. Ваши досье заведены на очень влиятельных, умных, уважаемых и сильных людей. Можно зубы обломать.
— Это ваши досье, а не наши, господин Сарафанов. Вы уверены, что все люди, на кого заведены дела, устоят перед соблазном смягчить свою вину и не прибегнуть к чистосердечному признанию?
Сарафанов вспомнил об исчезнувшем компьютере Докучаева.
— Раздавить таких людей, с которыми вы решили бороться, не так просто. Танками их не возьмешь, здесь не Чечня!
— Методов у нас достаточно. Мы и пальцем не шевельнем. Вас средства массовой информации за сутки на куски раздерут. Кто откажется от такой сенсации? Вы знаете, сколько стоит каждое досье? А если его продать на Запад?
— Вы уже торгуетесь, Филипп? А как же государство, закон?
— Я стою на другом берегу, и у меня есть свои возможности и свои взгляды на определенные вещи. Пришел я к вам по очень простой причине. Вы — казначей, а значит, реальная сила, обладающая деньгами. По моим скромным подсчетам, у вас в чулке не менее сорока миллионов долларов. Вашими соучастниками по преступной группировке займется государство и закон, а мы с вами можем заключить сделку и остаться в стороне. Сбежать я вам не позволю. Вы только все испортите и засветитесь. Помимо ваших людей за вами будут наблюдать мои люди. Способны вы проскользнуть через два кордона? Одному трудно. Я вам помогу. Но только в том случае, если мы станем союзниками, а не врагами.
— Сколько стоит этот союз?
— Дорого. Сейчас я не готов назвать цену. Все зависит от степени сложности.
— И вы хотите, чтобы я доверился чиновнику в майорских погонах и был уверен в его неограниченных возможностях?
— Однако дело не стоит на месте. Эти бумаги добыл я, и операцией руковожу я. При взаимодействии и хорошем союзе мы с вами можем оградить вас от неприятностей и подставить остальных под черту. Они сгниют за решеткой, и никто вас не достанет. Только не говорите мне, что вы не боитесь Гнилова или Вихрова, вашего грозного волкодава.
— Я должен подумать над вашим предложением.
— Не возражаю. Такие вопросы за минуту не решаются.
— Сколько у нас есть времени?
— У нас?
— Я говорю с союзе. Он же не вечный. Операция должна иметь свое завершение.
— С учетом сложности не более двух-трех месяцев. Далее поползут метастазы, и я уже не смогу вам помочь.
— Хорошо. Найдите меня дней через десять. Я должен проверить надежность замков и собственных позиций.
Они расстались, пожав друг другу руки.
Теперь Сарафанов не сомневался, что чутье не подводило его. Досье взяты из компьютера Докучаева. Он первый пойдет с повинной, в этом майор не ошибался.
Тем же вечером он зашел на почту за газетами и бросил письмо в абонентский ящик. На почту он заходил ежедневно и знал, что здесь за ним наблюдать не станут. Почта не вокзал.
Поначалу план действий показался ему полной чепухой. Но чем больше Мочкин над ним думал, тем оригинальней и необычней он ему представлялся. Согласно инструкции, Мочкин получил небольшой чемоданчик в автоматической камере хранения и принес его домой. Разглядывая содержимое, он улыбался. Кому нужно так изгаляться, если существуют простые и проверенные способы убийства? Но спорить ему не с кем, деньги уплачены, и работу придется выполнить.
На кровати лежал сборный металлический арбалет с мощной пружиной и стальной стрелой. Современная игрушка с оптическим прицелом выглядела элегантно, компактно, и от нее веяло робингудовской романтикой. Рядом лежали два мотка гибкой стальной проволоки, похожей на тонкие струны. На одном мотке висел ярлык «20 метров», на втором — «36 метров». Концы струн крепились на миниатюрные карабинчики и выглядели изящно и надежно. Но главным атрибутом была бомба.
Мочкин повидал немало мин, снарядов и гранат, но такая ему попалась впервые. Размером с небольшую дыню, разделенная на сотню граней, как пихтовая шишка, она была выкрашена бронзовой краской и сверкала золотом. Кольцо вкручивалось в детонатор, как болт, и выглядело слишком большим, похожим на браслет. На смертоносном шаре висел другой ярлык: «Прикасаться только в перчатках».
Мочкин изучил схему, еще раз перечитал инструкцию и сжег все бумажки. Он не жаловался на свою память. Идея понятна, и Мочкин уже проигрывал весь спектакль в своем воображении.
Вечером он пошел в церковь и отстоял службу. Не забывая креститься, он осматривался по сторонам. Отремонтированный храм выглядел богато и помпезно, все сверкало позолотой в тусклых лучах тысячи свечей. Прямо над аналоем на высоте десяти метров висела громадная люстра с тремя десятками рожков для электрических свечей. Тяжелая бронзовая цепь, державшая гигантский канделябр, уходила под своды купола. На уровне третьего этажа находился кольцевой бельэтаж с мраморной балюстрадой. Наверняка с высоты балконов храм выглядел еще величавее и роскошнее, а прихожане казались ничтожными муравьями перед оком Божьим, с высоты взирающим на своих послушных рабов.
Мочкин вернулся домой, завел будильник на три часа ночи и лег спать. Спал он тихо, без тени беспокойства и проснулся за пять минут до звонка.
Чашка черного кофе, десять минут на гимнастику, пять на сборы — и он вышел на пустынную темную улицу. Небольшой рюкзачок с необходимыми атрибутами он положил на переднее сиденье старенькой «копейки» и завел двигатель. Мочкин давно уже перестал мечтать о новой машине и ухаживал за своей старушкой, как за иномаркой. «Жигуленок» отплачивал заботу о себе бесперебойной работой.
Через двадцать минут он заехал в один из московских двориков и, оставив машину возле подъезда, прошел проходными дворами к задней части церкви. Закинув рюкзак на плечо, он поднялся по пожарной лестнице к куполу небольшой часовни, которая соединялась с храмом покатой крышей. Действовал Мочкин не спеша, методично и четко, будто проделывал этот маршрут ежедневно.
Перебравшись по коньку крыши к главному зданию церкви, он спустился на три метра по покатому склону скользкой жести и оказался возле продольного узкого окна. Поддев штакетник ножом, он снял рейки и вынул стекло, после чего просунул в окно руку и отдернул шпингалет вверх. Забравшись вовнутрь, ночной визитер поставил стекло на место и прикрыл окно.
Узкая каменная лестница короткими маршами поднималась вверх, описывая четырехгранный свод, ведущий к куполу. Поднявшись на три марша, Мочкин нырнул в полукруглую нишу и уперся в деревянную дверь с коваными петлями. Амбарный навесной замок не представлял собой сложного препятствия, и незваный гость быстро с ним справился. Дверь открылась тихо, без скрипа, и он проник внутрь.
Это был тот самый бельэтаж, которым он любовался во время вечерней службы. В церкви стояла тишина. Три свечи на люстре, пара канделябров и слабый, тлеющий свет лампад не могли справиться с темнотой огромного зала.
Мочкин присел на корточки и принялся разбирать рюкзак. Детали арбалета он складывал на пол, а затем скручивал их по порядку, пока из непонятных железок не получилось смертоносное элегантное оружие. На тупой конец стрелы, заправленной в наводящей желоб, был прицеплен карабин с
