и умерли.
Платон встал и направился к двери. Офицеры-монахи последовали за ним.
Горелов выключил фонарь и взял за рукав Метелкина.
— Тихо, Женя. Присмотрись. Видишь, свет сквозь ветви пробивается? Где-то недалеко, метрах в тридцати.
Они затаились. Никакого шума слышно не было, но свет не стоял на месте, а словно плясал, как заяц на поляне.
— Подойдем поближе, — предложил Метелкин.
— Придется. По идее, мы уже должны выйти к монастырю. Поблизости ни одной деревни нет. Кого могло занести в лес на ночь глядя, да еще в километре от шоссе?
Они начали пробираться сквозь ельник, стараясь не создавать шума. Свет становился все ярче и ярче. Наконец они приблизились настолько, что дальше идти стало небезопасно. На небольшой поляне трое мужчин, раздетых по пояс, с длинными волосами и бородами копали яму. С фонарями в руках полукругом стояли монахи. У каждого на шее висел автомат. Никто ни с кем не разговаривал, и те, кто копал, и те, кто наблюдал, не раскрывали рта.
— Как на похоронах, прошептал Метелкин. — Клад откапывают?
Горелов дернул его за локоть.
— Тихо.
Они лежали на земле, прикрытые нижними ветвями ели, и наблюдали за странной картиной. Раскопки вскоре закончились. Трое вылезли из ямы и положили лопаты на землю. Тут впервые раздался чей-то голос:
— Товсь!
Горелов даже вздрогнул. В долю секунды монахи вскинули автоматы на боевую позицию.
— Пли!
Шесть вспышек слились в единый залп, эхом пролетевший над макушками деревьев. Все произошло так быстро и неожиданно, что наблюдатели не успели ничего понять. Трое мужчин свалились в яму, как срезанные косой колоски.
Четверо из стрелков сняли автоматы и взялись за лопаты. Яму засыпали в считанные минуты и накрыли валежником. Еще минута, и свет померк, скрывшись за деревьями. Монахи так и ушли, не проронив ни слова.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — пробормотал Метелкин.
— Тихо, Женя, не шевелись, они вернуться могут.
— Зачем? Они даже лопаты с собой забрали, пресвятые ангелы. Хороши монахи!
— Монахи не отдают воинских команд. Ты видел, как они четко сработали?! Раз, два, три! Все в такт, в один выстрел шесть стволов. А ты говоришь — монахи!
Они выждали еще полчаса, а потом принялись за работу. Зачем надо было раскапывать могилу, они не знали, но, используя подручный материал, палки и сучья, раскидать рыхлую могилу было нетрудно.
Перед ними лежали три простреленных тела. Автоматные пули прошили их насквозь.
— А теперь, Палыч, ты будешь мне светить. Метелкин полез в рюкзак за фотоаппаратурой. Он Щелкал затвором, пока его не остановил Горелов.
— Не трать зря пленку, смотри — у всех есть татуировки-Надо снимать не как попало, а особые приметы, и хорошо бы получить их отпечатки. У тебя клейкая лента есть?
— Маленький кусок. Коробка с батарейками обмотана скотчем.
— Попробуем. Давай-ка я этого парня поверну, а ты сфотографируй наколку на его плече. Вот смотри — пасть с клыками и надпись «Белые волки».
Он начал переворачивать труп и вдруг отпрянул, будто его током дернуло. С головы мертвеца сполз парик.
— Черт! Он же лысый…
— Не лысый, а бритый, — уточнил Метелкин. — Проверь у остальных.
— Все в париках.
— Заберем их с собой. Уж это добро им теперь точно не понадобится.
— А бороденки тоже клееные!
— Их надо сфотографировать и так и так, — командовал Горелов. — Придется раздеть всех догола. Шрамы также вещь приметная. У того, что постарше, три шрама на теле от пулевых ранений. Уж я-то в этом толк знаю. Наверняка он в нашей картотеке есть. Ранения в разборках получил. Жаль, линейки нет. Приложить бы. Придется нам задержаться и протокол составить…
— Рехнулся, Палыч?! По снимкам протокол составишь. Развивай свою зрительную память. У нас уже батарейки в фонарях садятся. Нечего нам здесь светиться. Снимаем отпечатки и уходим, а то и нас заставят себе могилы копать. Как видно, монахи ребята не очень сговорчивые.
Они провозились в лесу еще полчаса и заложили засыпанные могилы валежником так, как все выглядело до их появления.
— Скоро светать начнет. Сейчас надо в город возвращаться, — озираясь предложил Метелкин.
— Мы же в Тулу собрались!
— Пойдем следующей ночью. Адресок надо один навестить. Женщину я в Москву посылал с письмом. Надо расспросить ее о результатах поездки и новое задание дать. Пленки сейчас в Москве нужны, а нам они только карман оттягивать будут.
Дактилоскопия и парички с бородками тоже криминалистам понадобятся. Так что, Палыч, придется рискнуть.
— Да, курьер нам нужен позарез, материал-то важный. А твоя подруга справится?
— Судить будем по первой ее командировке. Если она письмо доставила до адресата, значит, справится. У меня чутье на людей. Я сразу понял, что Маше можно доверять. У нее в глазах какое-то упрямство есть, как у спортсменов, идущих на последнюю попытку.
— Хорошие качества для курьера, а как для женщины, не знаю.
— И женщина она классная. Таких нельзя обманывать.
— Тогда стоит поторопиться. В город нельзя входить вместе с восходящим солнцем.
— Скажи Мягкову: «С добрым утром!»
С фантазией Журавлева можно было бы придумать и более остроумное решение передачи ему негатива. Но Вадим не стал особенно мудрить. Вряд ли Марецкий захочет его арестовать. У него и без Вадима забот хватало, а Журавлев еще не созрел для обстоятельного разговора со своим старым приятелем с Петровки.
В десять тридцать вечера, как было сказано в инструкции, майор приехал по адресу: Ленинский проспект, Дом шестьдесят два — и поднялся на восьмой этаж. Он подсунул конверт с негативом под дверь восемьдесят первой квартиры и три раза нажал на кнопку звонка. Марецкий знал, что ему не откроют, и тут же ушел. Перед тем как ехать по названному адресу, он выяснил, что в квартире живет одинокая пожилая женщина, которой уготовили роль курьера. Генерал Черногоров с честью справился с заданием и привез из епископата негатив снимка, сделанного на память в Кинском монастыре год назад. В лаборатории тут же отпечатали фотографии.
Марецкий долго сидел за столом и гадал, что этот снимок мог значить, в чем его особенность и какое отношение он мог иметь к расследованию. Такие фотографии делали в школах, институтах, домах отдыха, на юбилеях и везде, где встречали дорогих гостей. На фоне храма фотограф зафиксировал послушников монастыря во главе с митрополитом Ювеналием и настоятелем Пафнутием. Вокруг в четыре ряда стояли монахи. Он насчитал сто четырнадцать человек. В большинстве своем это были молодые люди с длинными волосами и бородами. Первый ряд занимали духовники и священники. Но разгадать смысл загадки Марецкий так и не смог. Все, до чего он додумался, это отдать снимок подполковнику Сорокину. Может, ходячая энциклопедия Петровки догадается, где собака зарыта.
Негатив, как и было обещано, Марецкий привез по указанному адресу. У него и мысли не было устраивать облаву. Журавлева так просто не возьмешь, да и смысла нет. Пусть отрабатывает свои версии. Рано или поздно, но он к нему придет.
Хозяйка квартиры подошла к двери и подняла с пола конверт. Она знала, что ей делать. Все очень
