— Возможно. Я ведь не спорю, я раскладываю наши карты. Шахту надо откопать и восстановить подъемный механизм, чтобы поднять три тонны на поверхность.
— Проще простого! — воскликнул Огонек. — Гляньте, сколько у нас динамита. Мы эту гору в равнину превратим.
Журавлев продолжал:
— Золото надо раздробить в порошок. В мешках должно находиться рассыпное золото.
— А то мы его мало дробили, — усмехнулся Шабанов.
— Шахта в десяти километрах, если не дальше.
— Одолжим оленей у эвенков, — вставил свое слово Кострулев.
— На пути лежит болото, сплошная топь. Мы перемахнули ее за день… Потому что шли налегке.
— Скоро ударят морозы, — перебил его Георгий. — Пока вы отроете шахту, болото уже замерзнет, по снежному насту олени легко идут.
Будто никого не слыша, Журавлев продолжал говорить:
— Перед нами высоченная гора с отвесным скалистым склоном, подверженным камнепадам. Самолет лежит на самой вершине. Каждый знает, чего стоило взобраться сюда, мы падали, разбивали колени и локти. Нас спасала общая связка. Мы поднимались без лишнего груза, который мог потянуть всех за собой.
— А зачем таскать на горбу, когда можно сделать лебедки, — прорезался нежный голосок Октябрины. — Мы же подняли тяжелые тюки из ущелья. Веревки можно сплести из тех же гибких длинных стеблей. Я тоже хочу остаться. Мой отец где-то рядом, я уверена в этом. Мы его найдем. Он жив!
— Хорошо, — кивнул Журавлев. — Для вас преград не существует. Самолет набит золотом, координаты переданы в Москву, и Москва высылает десант. Все получилось. Где же труп Белограя, нашего новоиспеченного спасителя?
— Позвольте, я вам отвечу, Матвей Макарыч, — вступил в разговор Пенжинский. — О посланной экспедиции в Москве известно. Так?
— Да. Телеграмма послана за подписью Челданова, — подтвердил Дейкин.
— Что соответствует действительности. Мы и есть та самая экспедиция. Мы нашли самолет. Он развалился, но уцелел — это тоже правда. Допустим, мы нашли мертвые тела. И как подобает, предали земле. Две могилы мы видели. Почему не сделать еще четыре холмика и не повесить таблички на крестах? На одной из них будет стоять имя генерала Белограя. Он выполнил свой долг, но погиб. Только золото не умирает, и его найдут в самолете.
— С теорией вы справились, — сказала Варя. — Вам море по колено. Когда мы уходили в поход, никто не думал о плохом. Один сбежал, двое застряли в мертвой деревне, еще двоих засосало в чертову глотку. Мелочи, конечно. Мы всего лишь преодолевали препятствия на пути. Теперь вы решили на глазах у воинственного племени похитить его золото. Вспомните о золотом наконечнике стрелы. Я не слышала о людях, добровольно отдающих свои сокровища. Война неизбежна, если мы начнем насаждать свои порядки в чужом доме. Мы все погибнем. Лиза готова пожертвовать своим счастьем, я — нет, оно мне слишком дорого досталось.
Варя глянула на Шабанова с мольбой, будто его слово решало все.
— Одна сумасшедшая решила остаться в проклятой всеми нами дыре ради бредовой идеи. Другая сумасшедшая хочет бросить всех нас в той же дыре и уйти со своим счастьем к людям. Как выясняется, мужики, нашими жизнями распоряжаются женщины, а мы с вами так, погулять вышли. Предлагаю голосовать. Поднимите руки, кто остается?
Подняли все, кроме Вари. На глаза девушки навернулись слезы, она зажмурилась и тоже подняла руку.
— Что будем делать? — спросил Дейкин.
— Выходить из самолета и разжигать костер, — спокойно сказал князь. — Идти войной на езидов глупо. Пусть сами придут. Я знаю их язык.
— Надо готовить пулеметы и оборону. Здесь они нас не возьмут, — решил Дейкин.
— Я бы не стал торопиться, — тихо обронил Журавлев.
К вечеру все стояли у крутого склона и всматривались вдаль. Ждали. Чего ждали, никто не знал.
Строительство моста шло полным ходом. На его восстановление пригнали зеков из всех близлежащих колоний, а пассажиров, поначалу принимавших участие в строительстве, отпустили. Поезд, через который когда-то прошел Кашмарик, наполнился людьми. Пятилетняя Настя и ее старший братишка Колька гуляли неподалеку и собирали ягоды. Попадались белые грибы, их тоже брали. Восьмилетний Колька нашел под елочкой маленькую красивую вазочку, заткнутую пробкой.
— Отдай мне, я маме подарю, — попросила девочка.
Мальчишка подумал и положил вазочку сестре в кармашек.
— Подари. Только не говори, где мы ее нашли.
Девчушка засмеялась.
— Вот мама обрадуется!
— Бежим, а то нам влетит! Паровоз гудок дал.
Дети побежали к платформе.
— Зарайский! Яков Алексеич! Быстрее сюда! Скорее! — крикнул профессор.
Зарайский оторвался от микроскопа.
С волнением Берг взял за руку коллегу и подвел его к гробу отца Онуфрия.
— Мы победили, Яков Алексееич! И это только начало!
Покойник лежал с открытыми глазами и внимательно разглядывал двух немолодых мужчин, которые радовались как дети, получившие новогодние подарки.
— Я долго спал? — тихо прошептали его губы.
На берегу была свалена груда ящиков и несколько бочек. Волны с грохотом бились о камни и разлетались в мелкие брызги. Дул холодный пронизывающий ветер. Трое мужчин переносили ящики подальше от воды. На скалистой возвышенности неподвижно стоял генерал, в своем кожаном реглане без погон и надвинутой на лоб фуражке, похожий на каменного истукана. Он всматривался вдаль. Грязное небо сливалось с серыми водами Берингова моря, стирая грань горизонта на нет. Крики чаек смешивались с беспокойным шумом моря. Мрачность пейзажа оживлял лишь уходящий в безбрежные просторы красивый военный корабль. Генерал не трогался с места. На грубо вылепленном лице ходили желваки, жилы на висках дергались в такт беспокойному биению сердца, черная трубка-носогрейка, зажатая в желтых зубах, кочегарила махрой, извергая клубы дыма, тут же сдуваемые ветром.
Крепко стоял истукан на широко расставленных ногах. Кому-то могло показаться, что этот непримиримый безбожник молится, глядя на тающий в тумане силуэт корабля.
[1] ЧСР — члены семьи репрессированных.
