Сколько помнили себя обитатели здешних мест, ходившие сюда за хворостом, этот лес назывался Божьей рощей. Он и вправду был священным местом. Здесь, в тени древних дубов, друиды собирали когда- то целебные травы и волшебные листья. Тот, кто ехал через лес, знал, что здесь он в большей безопасности, чем на окрестных полях, залитых солнцем.
В тот день за каждым из дубов прятался человек с луком или арбалетом. У всех этих людей в голове вертелся один вопрос: выживут ли они и станут богатыми или погибнут вдали от родных мест?
Долго им ждать не пришлось. Колонну составляли прекрасно экипированные рыцари с дорожным вооружением. Цвета дома Савойи и французские золотые лилии посверкивали в ярких солнечных лучах. Впереди ехал герольд, задававший темп всем остальным. Франческетто пропустил первых всадников, стараясь сквозь листву разглядеть профиль графа делла Мирандолы. Если Пико останется в живых, тем лучше: не надо будет тащить с собой разлагающееся тело. Он подождал еще и громко свистнул. С обеих сторон на тропу посыпались стрелы. Одни сломались о стволы или пролетели мимо, другие попали в цель.
Жерар де Рошфор отдал команду чуть отойти и спешиться. Всадники, вжавшись в тела коней, пустили их в галоп. Они были опытными солдатами и знали, что надо делать, чтобы вырваться из засады. Больше всех пострадал арьергард. Многие упали замертво.
Франческетто приказал атаковать раньше, чем всадники окажутся пешими, и орда без штандартов или иных опознавательных знаков выскочила из леса и с воплями бросилась на тех, кто остался в живых.
Франческетто шел позади, выжидая, когда наступит его момент, и вдруг услышал многократный звук рога. Он исходил от группы всадников, которые неподвижно ожидали атаки. Потом затрубил еще один рог, уже за спиной. Земля задрожала, а вместе с ней затрясся Франческетто, потому что с тыла на него выехала шеренга всадников с копьями наперевес.
Рошфор разделил своих людей на два отряда, как было предписано во всех военных учебниках, которых сын понтифика никогда не читал. Первый отряд с трудом выдержал атаку, а потом, когда в третий раз раздался звук рога, медленно двинулся в наступление. Люди Франческетто слишком поздно поняли, что против них с тыла брошено свежее подкрепление. Они сбились в круг и пытались отбиваться и от тех и от других. Последние пятеро бросили мечи и запросили пощады. Рошфор им отказал. Тот, кто нападает исподтишка, пощады не заслуживает.
Пока победители считали убитых и перевязывали раненых, подъехал рыцарь, который за волосы тащил дезертира. Он не был ранен, крови на нем не наблюдалось. Одежда, хотя и грязная, говорила о том, что ее владелец — богатый человек. Дезертира бросили на колени возле погибших. Рошфор остановил своих людей, уже приставивших к нему клинки, и подошел. Он упер меч в подбородок незнакомца, поднял его голову, и взгляды их встретились. В глазах дезертира застыл бесконечный ужас.
— Кто вы и почему не сражались вместе со своими людьми? Вы подлец и заслуживаете смерти.
— Сжальтесь, сударь, — захныкал Франческетто. — Не убивайте меня. Я могу дорого стоить, если вы запросите выкуп.
Рошфор плюнул ему в лицо, но Франческетто даже не попытался утереться.
— Такой тип, как вы, ничего не стоит, если бросает своих людей умирать, а сам не сражается.
— Нет, неправда. Сегодня вам повезло, сударь. Я Франческетто Чибо, сын Папы Иннокентия Восьмого.
Всадники вокруг Рошфора расхохотались, и очень скоро слова пленника уже повторяли в отряде на все лады. В глазах капитана подобное утверждение выглядело богохульством, и он ударил Франческетто по лицу рукой в железном доспехе.
Джованни наблюдал за сценой издали. Он пока не понимал, кто ее второй участник. По знаку Рошфора один из его приближенных попросил Пико подъехать.
— Господин граф, вы знаете этого человека? — спросил капитан. — Кажется, это он командовал теми бандитами, которые на нас напали.
Франческетто Чибо, так и не поднявшийся с колен, и Джованни Пико делла Мирандола, стоящий напротив, посмотрели друг другу в глаза. У первого от ярости, а прежде всего от страха изо рта бежала пена. Второй задавал себе вопрос, что же это за шахматная доска, на которой разыгрывается такая абсурдная партия. И какой фигурой он оказался? Он мнил себя ладьей, башней, от которой вдаль расходился свет. А может, он всего лишь жалкая пешка, обреченная идти вперед, клетка за клеткой?
— Нет, — сказал граф. — Я никогда его не видел.
Франческетто попытался броситься на него, но от удара Рошфора кубарем покатился в пыль.
— Я так и знал, — сказал капитан, обнажая меч.
Пленник пытался увернуться, отползая назад на коленях.
— Но все-таки мне кажется, он говорит правду, — заметил Джованни, — и причиной стычки был именно я. Этот тип охотился за мной.
Рошфор оглядел обоих, соображая, что могло их связывать, но сразу вспомнил, что он солдат и ни разу в этом качестве не разочаровал своего патрона.
— Вы хотите обвинить его перед трибуналом, граф?
— Нет, я желал бы как можно скорее переговорить с герцогом.
— Хорошо, но у вас есть время передумать. Поднимите его и привяжите к коню. Этот… бандит поедет с нами, кто бы он ни был. Герцог решит, что с ним делать.
Погибших похоронили вдоль дороги, каждого под крестом с именем. Для команды Франческетто вырыли общий ров, сверху поставили крест с надписью: «Итальянские бандиты».
Франческетто, выпачканный грязью, оборванный и окровавленный, со связанными за спиной руками, едва не валился с седла. Один из рыцарей держал его на поводке как собаку. Чтобы отвлечься, Чибо стал представлять себе все мыслимые способы мести капитану за пинки, а графу — за унижение. Он увидел их высохшие тела, болтающиеся на бастионе замка Сант-Анджело, и взревел от наслаждения.
~~~
Вот уже больше месяца Джованни Пико, владетель Мирандолы и граф Конкордии, фактически был пленником Филиппа Савойского, герцога Бресского. У него имелся слуга, который выполнял любую просьбу, он целиком занимал предпоследний этаж высокой башни крепости Венсенн, но выйти оттуда не мог. Из окон Пико наблюдал, как солдаты и прислуга занимались повседневными делами. Сменялся караул, привозили еду и всяческую утварь, проходили обычные военные церемонии и тренировки. Изредка доносилась музыка, шум какого-то праздника. При ясной погоде вдали можно было разглядеть крыши Парижа. Очень редко ему позволяли погулять по открытой террасе. Тогда он любовался простором и яркими красками, открывавшимися оттуда, зеленью и желтизной лесов, красным закатным солнцем, вечерней голубизной и синевой ночи, белизной крепостных стен.
Его благородный тюремщик, герцог Филипп, пока не показывался и никак не давал о себе знать. Джованни написал два письма, помня при этом, что их могут перехватить. Одно Ферруччо и Леоноре, на свою виллу во Фьезоле, другое — банкиру Питти, сопернику Медичи. В первом он писал о себе спокойно, но по некоторым фразам де Мола должен был понять, в какое положение попал его друг. Во втором он просил задаток в счет выручки за фрукты, собранные в его владениях, на случай, если длительное пребывание в замке Венсенн будет связано с определенными затратами. Питти, конечно же, раззвонит о запросе, и Лоренцо Медичи поймет, что за этим кроется нечто странное.
