желание. По правде говоря, оно охватило его уже в тот момент, как он увидел Элизабет на поляне.
И сейчас Николас испытывал адские муки. Он знал, что Элизабет никогда не будет ему принадлежать, что меньше чем через две недели она уедет.
Господи, как же он будет по ней скучать!
Николас еще крепче прижал ее к себе, вдыхая исходящий от нее пленительный аромат и наслаждаясь восхитительной нежностью ее тела. Элизабет никогда не будет его женщиной, и самое лучшее, что он может для нее сделать, — это поскорее выдать ее замуж за хорошего, порядочного человека, чтобы защитить от домогательств Оливера Хэмптона.
От такого вывода настроение Николаса стало еще более мрачным.
Сквозь сон Элизабет услышала какие-то голоса и открыла глаза. Обхватив своими сильными руками за талию, Николас бережно снял ее с лошади, и в ту же секунду босые ноги Элизабет коснулись булыжников, которыми была вымощена мостовая постоялого двора.
Вручив поводья розовощекому молодому конюху, Рейвенуорт проговорил:
— Акбар за последние два дня очень устал. Накорми его хорошенько и вытри досуха. Получишь за труды лишнюю монетку.
— Слушаюсь, милорд.
И, ласково погладив Акбара по морде, парнишка повел его на конюшню, находившуюся на заднем дворе.
— Остановимся здесь на ночь, — пояснил Николас Элизабет. — Нам с вами обоим нужно хорошенько выспаться. Если мы отправимся в путь рано утром, то завтра еще задолго до наступления темноты будем в Рейвенуорт-Холле.
Элизабет молча кивнула. С одной стороны, ей хотелось поскорее очутиться дома, а с другой — хотелось ехать и ехать. За всю дорогу Элизабет с Николасом останавливались лишь один раз. Произошло это на окраине деревушки, расположенной неподалеку от того места, где они оставили связанных бандитов. Там жил констебль — высокий человек с желтоватым, нездоровым цветом лица по имени Рэгсдейл, обещавший проследить за тем, чтобы бандитов арестовали. Ник же обещал ему вернуться, как только доставит Элизабет домой.
Поплотнее запахнувшись в покрывало, Элизабет отошла в тень, надеясь, что ее никто не заметит. Из бара доносились громкие голоса, время от времени слышались взрывы смеха. Начал накрапывать дождик, в воздухе потянуло прохладой. Элизабет казалось, что у нее болит каждая мышца, и она была рада тому, что им предстоит такой долгий — целая ночь! — отдых, а еще больше тому, что она проведет с графом еще немного времени.
Глупо, конечно, но в тот момент, когда он вышел на поляну, у Элизабет сердце запело от радости. Он приехал за ней! Она знала, что он приедет! Господи, какое счастье!
Теперь отпали последние сомнения: она любит Николаса Уорринга. Любит отчаянно, безгранично и безнадежно, и ничто не может этого изменить.
Элизабет представила себе его красивое смуглое лицо, подумала о всей безнадежности ситуации, в которую попала, и вспомнила о маме, умершей шесть лет назад. Внешне Элизабет была очень похожа на нее: такие же темно-рыжие волосы, такая же стройная фигура, однако на этом их сходство кончалась. В то время как Элизабет страстно любила жизнь и старалась насладиться каждым прожитым днем, Изабелла никогда не была счастлива.
Ее насильно выдали замуж за Генри Вулкота, который был на двадцать лет старше, и она никак не могла примириться с судьбой. С шестнадцати лет она была влюблена в другого.
«Для меня никого, кроме него, не существует, — призналась она как-то Элизабет. — Я всегда его любила и буду любить».
Элизабет ясно припомнила тот теплый летний полдень, когда они с мамой сидели на берегу маленького ручейка, протекавшего позади их просторного каменного дома.
«Всегда прислушивайся к тому, что говорит тебе твое сердце, — продолжала мама, глядя на Элизабет полными слез глазами. — Выходить замуж нужно только по любви. Не стоит жить на свете, если тебе не суждено быть с любимым человеком».
Говоря это, Изабелла, похоже, не кривила душой. Она покончила жизнь самоубийством холодным осенним утром, когда получила известие о том, что ее возлюбленный, капитан пятого драгунского полка Эрик Блэкстоун, погиб в сражении на континенте.
Элизабет пришлось одной носить траур по маме. Отец, одинокий, всеми покинутый человек, не справился с горем и сошел в могилу вслед за женой.
Элизабет вздохнула, думая о прошлом. Похоже, как это ни прискорбно, ее вскоре постигнет печальная участь матери. Ей придется стать супругой нелюбимого человека, а тот, к кому она стремится всем сердцем, никогда ей не достанется.
Ник положил на стойку перед седовласым хозяином постоялого двора несколько монет.
— Сейчас мы устроим вас по высшему разряду, милорд, — проговорил тот. — Не пожалеете, что заехали к нам.
И, смахнув со стойки монеты, помчался отдавать необходимые распоряжения.
Направившись к входной двери, Николас окинул взглядом стройную фигурку Элизабет. Она стояла в тени у стены, и его пронзило острое чувство вины. Девушка показалась ему маленькой, несчастной, всеми покинутой. Из-за этого мерзавца Бэскомба ее среди ночи вытащили из постели двое подонков, и целых два дня, претерпевая всяческие лишения, она оставалась в их власти. Как же он ненавидел этого негодяя!
Ник сжал зубы с такой силой, что на скулах заиграли желваки. Если его план удастся, Бэскомба постигнет та же участь, что и его никчемного брата, и Элизабет будет спасена. Быть может, на этот раз власти вступятся за бедную девушку, и граф прекратит свои гнусные преследования. Впрочем, Ник сильно в этом сомневался, Как ему рассказывал Сидни, Оливер Хэмптон обладает большими связями, с этим нельзя не считаться. Так что скорее всего местные стражи порядка ничего не смогут с ним поделать.
Снова взглянув в ту сторону, где стояла Элизабет, Ник заставил себя улыбнуться, стараясь не думать о том, как она хороша, даже с растрепанными волосами и чумазыми щеками.
— Хозяин постоялого двора отдал нам последние свободные комнаты, — проговорил он, подходя к Элизабет. — Очевидно, располагаются они над кухней. Думаю, ничего особенного они собой не представляют, но по крайней мере там будет тепло.
Элизабет улыбнулась ему в ответ, и у Ника сердце замерло в груди.
— Я не сомневаюсь, что комнаты просто великолепные.
Кухня находилась в отдельном кирпичном здании, располагавшемся в самом дальнем конце постоялого двора. Кутаясь в грязное покрывало в надежде, что оно скроет измятую, всю в грязных пятнах рубашку, Элизабет поднялась вслед за графом по лестнице и открыла дверь.
Комнаты и в самом деле оказались вполне приемлемыми. У камина, в котором весело потрескивали поленья, стояли два стула и грубо отесанный стол. На прикроватной тумбочке в оловянном подсвечнике горела наполовину оплывшая свеча. На кровати лежал бугристый, набитый сеном матрац, поверх него — толстенная перина, покрытая чистой муслиновой простыней, и яркое стеганое одеяло. Похоже, несколько монет сверх обычной платы сделали свое дело.
— По-моему, хозяин превзошел сам себя, пытаясь устроить нас поудобнее, — заметил Ник. — Утром я раздобуду вам какую-нибудь более подходящую одежду.
В этот момент шелковое покрывало начало соскальзывать с плеч Элизабет. Взгляд графа, последовав за ним, прошелся по ее груди — двум изящным вздымающимся бугоркам, увенчанным у самой вершины темными кругами, просвечивавшими сквозь тонкую белую хлопковую ткань.
У Николаса пересохло в горле, и он поспешно отвел взгляд.
— Мне до смерти надоело ходить в ночной рубашке, — заметила Элизабет. — Я была бы вам очень благодарна, если бы вы смогли раздобыть мне хоть какую-то одежду.
Ник кивнул, и в ту же секунду его посетила непрошеная мысль: больше всего на свете ему хотелось бы увидеть Элизабет в своей постели без этой дурацкой ночной рубашки и вообще без одежды.
Он попытался переключиться на что-нибудь другое, однако безуспешно. В этот момент в дверь тихонько постучали, и Ник был этому только рад.
