воскликнул:
— Не выводите меня из себя, Элизабет! Я все еще ваш опекун и не позволю вам выставлять себя на посмешище!
Элизабет охватила такая ярость, что у нее помутился разум.
— На посмешище! — воскликнула она. — Это вы выставляете себя на посмешище, а не я! Вы каждую женщину в зале раздеваете глазами, словно только и мечтаете с ней переспать!
Темные брови Николаса поднялись.
— Да ну?
— Вот именно! С самого первого вечера, когда мы были у герцога, вы пребываете в отвратительном настроении! Даже своим друзьям грубите! — Сложив руки на груди и запрокинув голову, Элизабет взглянула ему прямо в глаза. — Знаете, что я думаю, Николас Уорринг? Я думаю, что вы злитесь на меня, потому что ревнуете!
Сказав это, Элизабет спохватилась. Но было уже поздно.
Щека Николаса задергалась. Глаза стали прозрачными. Таким разъяренным Элизабет его еще никогда не видела.
— Ревную?! — рявкнул он.
Понимая, что отступать некуда, Элизабет храбро выпалила:
— Да!
Николас выругался.
— Конечно, ревную! — бросил он. — А какого черта ты ожидала? Всякий раз, когда я вижу, как кто-то из этих хлыщей нашептывает тебе на ушко всякие пошлости, мне хочется свернуть ему шею!
Элизабет во все глаза смотрела на Николаса. Ей казалось, что она ослышалась.
— А как же… все эти женщины? Зачем ревновать меня, когда ты запросто можешь получить любую из них?
Гнев Николаса стал улетучиваться.
— О Господи, Бесс! Неужели ты не понимаешь? — Он коснулся рукой ее щеки. — Я ревную, потому что они — это не ты.
Гнев Элизабет как рукой сняло. Она бросилась Николасу на шею и крепко прижалась к нему.
— Ох, Николас, как же я по тебе соскучилась! Как соскучилась!
И, встав на цыпочки, Элизабет принялась покрывать его губы легкими нежными поцелуями. Николас глухо застонал.
— Элизабет… — умоляюще прошептал он вмиг охрипшим голосом.
Но она закрыла ему рот поцелуем. И Николас сдался. Притянув Элизабет к себе, он поцеловал ее так, как ему давно хотелось. Сквозь тонкую ткань платья Элизабет почувствовала его восставшую плоть, и ее словно окатило жаркой волной.
— Господи, как же я тебя хочу, — прошептал он ей на ушко. — Я ни о чем другом не могу думать. Ночью мне снишься только ты, рядом со мной в постели.
Элизабет снова поцеловала его, прижавшись к его груди, и соски ее затвердели от желания.
— Мы не должны, — прошептал он. — О Господи, мы не должны!
Но уже в следующую секунду он прильнул к ее груди жадными губами. Элизабет еще теснее прижалась к Николасу. Тело ее было объято огнем желания.
— Я хочу тебя, Николас. Ужасно хочу…
Язык его снова проник в сладостную влажность ее рта. Поцелуй был жадным, жарким и требовательным. Элизабет ответила Николасу столь же пылко, и тихий стон сорвался с его губ. Она почувствовала на своем теле его трепетные пальцы и почувствовала, что вот-вот задохнется.
— Пожалуйста… — прошептала она, сгорая от нетерпения, от острой жажды ощутить его в себе.
Элизабет почувствовала, что разум отказывается ей служить. Ни о чем думать она не могла, снедаемая страстью. Николас наклонил голову и прильнул к соску Элизабет.
— Боже мой… — ахнула Элизабет, изо всех сил вцепившись Николасу в плечи, чувствуя, как ходят под рубашкой его мышцы, ощущая обжигающий огонь его страсти.
А Николас уже торопился, горя желанием оказаться в ней.
Приподняв Элизабет и прильнув губами к ее рту, Николас с силой вошел в нее, заполнив ее своей плотью.
Тело ее сотрясла сладостная дрожь.
Прижав Элизабет к стене беседки, Николас приподнял ее и снова с силой опустил на себя. Элизабет словно обдало жаром. А Николас вонзался в нее снова и снова, и с каждым разом все больше и больше подчинял Элизабет себе.
— Николас… — тихонько простонала она, чувствуя себя одновременно и беспомощной, и необыкновенно сильной.
Внутри начала сжиматься какая-то пружина, с каждым разом все сильнее и сильнее. И когда Элизабет подумала, что больше не выдержит, Николас еще раз вонзился в нее, и внутри у Элизабет будто что-то взорвалось.
— Николас! — крикнула она, вцепившись ногтями ему в плечи со всей силой, на которую только была способна, чувствуя, что если сейчас отпустит его, то взмоет вверх и улетит.
Постепенно приходя в себя, она почувствовала, как губы Николаса заскользили по ее щеке, мочке уха, шее. Нежно поцеловав ее в губы, Николас тихонько спросил:
— С тобой все в порядке?
Элизабет улыбнулась, хотя внутри у нее все дрожало. Счастье переполняло ее. Он все еще хочет ее, его желание не угасло!
— Да, — машинально ответила она, совершенно в этом не уверенная.
Издалека до них донеслись звуки музыки, голоса гостей. Бросив взгляд в сторону дома, Элизабет рассмотрела сквозь листву деревьев ярко освещенные окна особняка. Поправив юбку и пригладив дрожащими руками выбившиеся из прически пряди волос, она спросила:
— Что… что мы теперь будем делать?
Вместо ответа Николас поднес к губам руку Элизабет.
— Поедем домой, — проговорил он и повел ее за собой, однако она уперлась каблуками в землю, заставив его остановиться и обернуться.
— Николас!
— Да, любовь моя?
— Когда мы вернемся домой, не смей говорить, что ты сожалеешь о случившемся.
Губы Николаса тронула нежная улыбка:
— Мне надоело сожалеть о случившемся. Когда я думаю о тебе и о том, как нам хорошо вместе, невозможно ни о чем жалеть.
Бросившись Николасу на шею, Элизабет крепко поцеловала его в губы.
— Пойдем, — ласково проговорил Николас. — Я не хочу, чтобы нас здесь увидели.
— Да-да, конечно, — согласилась Элизабет, и ей впервые пришло в голову, как она рисковала.
Похоже, Николас это тоже понял, поскольку, когда они возвращались домой, с каждой секундой становился все молчаливее и мрачнее.
В душу Элизабет закрался страх. А что, если никаких чувств Николас к ней не испытывает? Что, если он, воспользовавшись удобным случаем, просто удовлетворил свое желание? В конце концов, недаром же его прозвали Беспутным графом. Кроме того, он женат, значит, у них не может быть общего будущего.
Элизабет мучилась сомнениями, однако Николас не спешил их развеять. За всю обратную дорогу он и двух слов не сказал. И Элизабет чувствовала себя, словно она снова вернулась в то утро после ночи их любви и теперь заново должна пройти весь круг страданий, уже однажды выпавших на ее долю.
Глава 13
Рейчел Уорринг, графиня Рейвенуорт, уютно устроилась на пышной пуховой перине в своей богато обставленной спальне в замке Коломб. Стены спальни были обиты розовато-лиловым шелком. В углу стоял элегантный, украшенный позолотой комод, а рядом с ним — высокое изящное зеркало на ножках, повернутое таким образом, чтобы в нем отражалось все происходящее на кровати.
