Надзиратель, провожавший нас, берет под козырек. Ворота за нами снова закрывают на замок. Снова слышится звон ключей и скрежет запоров.
— Итак, дело идет на лад? — спрашиваю я, все еще не придя окончательно в себя и не найдя поэтому подходящих к данному случаю слов. Что-то меня еще сдерживает.
— Да, — говорит Деган. — Тео Тирбардта удалось найти сразу. Его фамилия — в телефонной книге, и он один здесь носит такую фамилию. Занимается он торговлей пряностями. Поэтому, конечно, знает толк в мороженом. Вас спас, представьте себе, кондитер! Если бы, допустим, на костюм вам попало немного огуречного рассола или даже маринада, — никакого бы пятна не было… В такой ситуации из-за какого-то уксуса в маринованных огурцах вам бы грозило пожизненное заключение!
— Послушайте, доктор!.. — Я не знаю, следует ли мне его обнять или дружески хлопнуть по плечу.
— Пардон, фрау Бетина, — говорит он, смеясь, в то время как мы идем вдоль здания тюрьмы, а затем, перейдя широкую улицу, садимся в его машину. У него белый «ситроен».
Тут я вижу телефонную будку. Она стоит не более чем в тридцати метрах от нас.
— Две минуты. Прошу вас! — говорю я и вылезаю из машины.
Он смотрит удивленно мне вслед. Но я ничего не могу ему вразумительно объяснить. Не могу же я сказать:
В телефонной будке грязно. Сильно несет табачным дымом. Пол буквально усеян окурками, коробками из-под сигарет, мусором. Но я счастлива — это оказался аппарат междугородной связи. Я бросила три монеты по марке в монетоприемник и набрала номер. Сердце билось где-то около горла, я не смогла бы говорить, если…
Голос Изабеллы.
— Изабелла! Алло, Изабелла! Неле дома?
— Фрау Этьен, — ответила Изабелла… и замолкла.
— Алло! Алло! Изабелла! — Я вся дрожу. — Что случилось?
— Неле… — она снова умолкает.
— Ну, говори же, наконец! — кричу я.
— Она… она… Она поранила ногу.
— Ногу? Когда? Где она?
— Наверху. В своей комнате. В постели. Был врач. Он сказал, что может быть…
— Когда это случилось, Изабелла? — продолжаю я выпытывать. Голос у меня прерывается от волнения, я уже не говорю, а хриплю.
— Ну… да. Вчера вечером, фрау Этьен! — Добиться от Изабеллы ясного ответа нелегко. — Она просила меня не говорить вам… Через четверть часа после вашего звонка это и случилось. Неле хотела вытащить свой велосипед из подвала и… и… Она поскользнулась, лестница перевернулась и… и…
— Слава богу! — бормочу я и чувствую, как слезы текут по моему лицу.
— И она все время лежала?
— Ну, конечно… — беспомощно отвечает Изабелла. — Колено у нее сильно распухло, так что она не может…
— Поцелуй ее от меня, Изабелла! — говорю я, едва подавив истерический смех, который на меня напал. — Если я не опоздаю на самолет, то прилечу уже сегодня вечером, а то…
Доктор Деган колотит в дверь.
— Иду, — отзываюсь я, собрав последние силы.
— Я увидел, что вы прислонились к стенке. Что-нибудь случилось?
Все-таки самое лучшее, что я могла бы сейчас сделать, — это кинуться ему на шею.
— Да. С дочерью. Несчастный случай, — говорю я, просияв.
— Ага… — Он смотрит на меня, как на привидение.
До меня, наконец, доходит, насколько нелепо я выгляжу.
— Извините меня, дорогой доктор, — я сама беру его под руку, когда мы идем к машине, — когда- нибудь я вам расскажу, почему меня это обрадовало… Ради бога, не считайте, что я сошла с ума от счастья, выйдя из тюрьмы.
Он улыбнулся. Затем открыл дверцу. Все хорошо.
Автомобиль несся по улице. Смеркалось. Часы в машине показывали четверть восьмого. Я сверила с моими ручными часиками — правильно… Они снова тикали у меня на руке после того, как их отобрала и вернула полиция. Само собой разумеется. Почему они должны остановиться?
Все проходит.
Деган спрашивает:
— Как вы, почтенная фрау? Куда теперь?
— Домой, — отвечаю я и впервые за все это время чувствую себя очень усталой.
— Итак, на аэродром. Успеете ли вы на самолет?
— Да. Вылет в полдесятого.
Я должна была быть там уже вчера вечером… Наконец-то я попаду домой!..
— Я не знаю, что хорошего вас там ожидает. — Деган заводит мотор. — Да, конечно, вы будете дома. Но ведь жизнь в маленьком городке не особенно приятна?
— Да, вообще-то… — Я представляю себе, какой переполох произведет мое возвращение в Корнвальдхайм.
— И потом, у вас там не будет Тирбардта, который в самый подходящий момент брызнет на вас мороженым. И еще…
— И еще? — захотелось мне узнать.
— И еще это лишило бы меня удовольствия продолжить наше знакомство.
— Благодарю, доктор, — говорю я, — но это, наверное, принадлежность вашей профессии — выпущенной на волю, но смертельно уставшей от всего, что связано с подозрением в убийстве, даме говорить комплименты…
— Говорить правду, если хотите знать! — отвечает он.
Мы оба засмеялись.
Я положила ладонь на его узкую, но сильную руку, сжимающую руль, — левую, конечно, которая все еще оставалась без перчатки (перчатку, должно быть, задержали в полиции, как вещественное доказательство):
— Большое спасибо!
Он повернулся ко мне, не отрывая глаз от улицы за ветровым стеклом, взял мою руку и поднес к губам.
Я почувствовала прикосновение его усов.
— Не стоит благодарности, — говорит он, — это моя профессия.
— Вы любите свою профессию? — спрашиваю я, немного смутившись. И ожидаю от него более теплых слов.
— От нее многое зависит, — отвечает он, бросив на меня беглый взгляд и прибавив газ. Перед нами расстилалась прямая и ровная дорога. — Иногда мне не удается защитить какую-нибудь бедную жертву, потому что судья не понимает, не хочет и не может понять того, что знаю я: в преступлении гораздо больше виноваты обстоятельства и окружение, чем сам преступник, так называемый преступник… Но в других ситуациях, сегодня, например, я ею полностью удовлетворен. Ведь далеко не каждый день встречаются такие симпатичные убийцы.
— Опять комплименты!
Он мне нравится. Жалко, что мы встретились в неудачное для нас время, при странных
