награду в двадцать тысяч фунтов стерлингов тому, кто сумеет изобрести навигационный хронометр, способный поддерживать точность до тридцати морских миль за период шестинедельного плавания в Вест- Индию. За дело взялся человек по имени Джон Харрисон. Ему потребовалось сорок лет, чтобы собрать удачную модель хронометра, но когда это ему наконец удалось, он его разбил! – рассказала Кэтрин.
– Вот так история. И когда это было?
– Приблизительно в тысяча семьсот шестидесятом.
Кэтрин взглянула на доктора фон Дехенда. Он одобрительно кивнул.
– В общем, по-моему, доктор фон Дехенд хочет подчеркнуть, что до этого изобретения никто – ни римляне, ни древние китайцы, ни шумеры, и уж тем более какая другая цивилизация…
– …известная нам, – вставил доктор фон Дехенд.
Кэтрин подняла брови и продолжала:
– …известная нам, – не имели никакой возможности определить долготу.
Фон Дехенд сделал глоточек чая и вновь озорно посмотрел на них.
– Как же тогда, скажите на милость, можем мы объяснить тот факт, что географические особенности, с такой скрупулезностью нанесенные на картах Кента, были помещены на «правильные» долготы и широты?
Кэтрин вновь испытала чувство благоговейного страха.
«О нет! Не надо больше развенчивания исторических догм».
Но доктор фон Дехенд, похоже, веселился вовсю.
– Да, отличный вопрос, скажу я вам. На лежащих перед нами картах земли изображены довольно точно. Даже карта Зино, датируемая тысяча триста восьмидесятым годом, на которой нанесены Гренландия и окружающие воды Исландии, отобразила крохотные островки, затерянные на задворках арктических морей, на их истинных широтах и долготах. Как такое стало возможным?
Доктор с важным видом расхаживал по комнате, его буквально распирало от воодушевления, навеянного работами средневековых картографов.
– Вы, наверное, видели много разных карт мира. На некоторых из них страны выглядят сплющенными, на других – более вытянутыми. Все карты имеют форму сферы – либо части сферы – на плоском листе бумаги. В этом и кроется трудность. Без глубокого знания математики невозможно изготовить ни карты, ни один из хитроумных приборов учета времени, о котором нам поведала Кэтрин. Традиционная история свидетельствует: в то время, когда эти карты были изготовлены – а произошло это после даты тринадцать тысяч лет до нашей эры и до даты четыре тысячи лет до нашей эры, – на Земле не существовало цивилизаций, которым по уровню развития и накопленному опыту было под силу что-либо подобное. Хэпгуд, желая кое-что в этом вопросе уточнить, связался с профессором Страчаном из МТИ.[12]
Доктор фон Дехенд повернулся к молодым людям и напряженно вгляделся в их лица.
– Страчан заявил: точность и эффективность карт означают, что они могли быть составлены только высокоразвитой цивилизацией, обладающей знаниями сферической тригонометрии, а также инструментами для точного определения широты и долготы. А как еще иначе можно объяснить эти подробные, точные карты, дошедшие до нас сквозь тьму веков? Подлинность неоспоримая. Было это в отдаленные времена, до зарождения каких-либо известных нам культур и развитой цивилизации. Более того, если и существовала таковая цивилизация – она загадочным образом исчезла…
Кэтрин ошеломленно воскликнула:
– Но это невозможно! Должны же были сохраниться хоть какие-то останки той цивилизации.
Фон Дехенд пожал плечами:
– Не знаю. Я просто разъясняю вам то, что кроется за этими картами. Я всего лишь скромный географ.
Все помолчали. Затем фон Дехенд вновь заговорил:
– Представьте себе, что эта цивилизация была настолько передовой, что не нуждалась в добыче металлов и нефти… Представьте, что она использовала силу ветра и возобновляемую энергию дерева. Представьте, что она сознательно решила не наносить вред природе, как это делаем мы. И что в итоге останется? По-моему, самая малость.
Кэтрин потрясенно молчала.
«Я всего лишь хотела выяснить, зачем профессору эти карты, и столкнулась с чем-то совершенно необъяснимым и пугающим».
Ей очень нужен был по крайней мере один практический ответ:
– Но почему профессор Кент придавал такое значение этим картам?
– А вот это для меня загадка еще более темная – боюсь, мне не удастся пролить на нее хоть лучик света.
12
Крепко сжимая в руке конверт с картами, Кэтрин вышла с лестницы доктора фон Дехенда на залитый солнцем двор колледжа. Ее едва не трясло от страха: мир вокруг рушился. Рутерфорд вышел за ней следом – голова шла кругом от всего услышанного. Объяснение, которое дал доктор фон Дехенд картам, необычайно взволновало его: никак не шла из головы записка, которую прислал ему профессор. Получалось, что вывод только один – к заявлению профессора карты имели прямое отношение.
Если на самом деле существовало послание из далекого прошлого, логично было заключить, что в глубокой древности, до первых исторических записей, существовала и великая цивилизация, сгинувшая во тьме веков. И вероятно, карты являются твердым доказательством этого.
«Возможно, профессор на самом деле расшифровал послание, пришедшее через тьму веков, – предостережение гиперцивилизованного народа детям будущего о том, что их вот-вот должна постигнуть та же страшная судьба».
Однако все это казалось странным и даже нелепым.
Кэтрин тяжко вздохнула, не зная, что делать. Она все еще не могла решиться рассказать Рутерфорду о том, что профессор отлично знал о грозившей ему опасности.
Не потому, что не доверяла Джеймсу, – просто боялась стать лицом к лицу со сложностями: ведь если она покажет ему записку и поделится с своими подозрениями, если вообще кому-то расскажет, – пути назад уже не будет.
С трудом скрывая отчаяние, она все же заговорила:
– Джеймс, у меня к вам еще один странный вопрос. Ведь вы классицист – можете объяснить мне толкование слова «эврика»?
Рутерфорд опешил.
«Кэтрин что-то от меня скрывает».
Искренне желая помочь ей, он сочувственно улыбнулся:
– «Эврика», вы сказали? Полагаю, мне нет смысла интересоваться, зачем вы спрашиваете это?
Кэтрин виновато проговорила:
– Нет… Но, прошу вас, доверьтесь мне. Это важно.
Рутерфорд рассмеялся и покачал головой, а Кэтрин продолжила:
– Насколько мне известно, первым это слово произнес Архимед. Он сел в ванну, и его вдруг осенило, что масса тела вытесняет пропорциональное количество воды, в которую помещено. И тогда он воскликнул: «Эврика!», что означает: «Нашел!», выпрыгнул из ванны и помчался голый по улице, визжа от радости.
Рутерфорд задумчиво посмотрел на нее.
– Подозреваю, вы сейчас рассказали мне заимствованную версию.
– В смысле?
– Первым крикнул: «Эврика» не Архимед, а Пифагор, открывший зависимость квадрата гипотенузы в прямоугольном треугольнике от суммы квадратов катетов. Версия с голым Архимедом и ванной с водой появилась позднее и всегда очень нравилась школьным учителям.
– А вы откуда знаете, что это был Пифагор, а не Архимед?
– Крикнуть: «Эврика» мог только Пифагор, потому что Пифагор обладал чувством юмора.
Кэтрин смутилась. «Причем здесь вообще чувство юмора?»
– Не поняла…
