верилось, что эта ослепительная красавица – знаменитая защитница нравственности, страж архаичной морали и блюстительница незыблемости супружеского устава. Весь ее соблазнительный облик сулил райские чувственные удовольствия. Но холодные искорки в ее зачаровывающих голубых глазах говорили о сильном характере и недюжинном уме. Столь редкостного сочетания природных достоинств ему еще встречать не доводилось. И сердце графа гулко забилось, наполнившись предчувствием восторга, который охватит его в тот восхитительный миг, когда ангелоподобная, карающая блудливых холостяков мстительница очутится в его объятиях.
– Я уже отчаялась увидеть тебя среди своих гостей, моя дорогая Антония, – беря свою старинную подругу под руку, промолвила леди Констанция. – Позволь мне сопроводить тебя в зимний сад, где вскоре начнется музыкальное представление. Не желаешь ли освежиться шампанским и закусить?
– Я хочу, чтобы ты представила мне вон того господина, – проворковала Антония, кивнув на застывшего в дверях гостиной Ремингтона Карра.
– Ты имеешь в виду графа Ландона, дорогая? – удивленно переспросила Констанция. – Что ж, раз ты настаиваешь…
Она подвела свою гостью к Ремингтону и представила его, заинтригованная странной просьбой благочестивой вдовы.
– Очень приятно, леди Антония, – промолвил граф, поклонившись.
Одетый в вечерний костюм – черный фрак, белый парчовый жилет, белый шелковый галстук и узкие черные брюки, – он выглядел элегантно и внушительно. На какой-то миг ей вдруг захотелось взглянуть на него без одежды и в полной мере оценить его природные достоинства. Его темно- карие глаза светились теплотой и доброжелательностью, рука протянутая им для рукопожатия, оказалась приятной и гладкой на ощупь, а мудрая улыбка на губах говорила, что этот джентльмен знает, какой он производит эффект на дам. Именно это и вывело Антонию из временного замешательства. Она отдернула руку и с вызовом воскликнула:
– Не могу сказать, что разделяю вашу радость от нашего знакомства, сэр! Я приехала сюда, чтобы насладиться игрой музыкантов и серьезно поговорить с вами о некоторых аспектах законопроекта, обсуждаемого сейчас в парламенте. Надеюсь, вы соблаговолите меня выслушать.
– Разумеется, леди Антония! Я всегда к вашим услугам, – с иронической ухмылкой ответил граф Ландон.
Леди Антония вздернула подбородок, повернулась и вместе с хозяйкой дома направилась в зимний сад. Но лишь усевшись там на стуле среди других приглашенных и выпив бокал прохладного шампанского, она поняла, что короткая встреча с Ремингтоном Карром повергла ее в сильное волнение. Сердце колотилось в ее груди так быстро и гулко, что ей было трудно дышать, а пальцы рук, обтянутые перчатками, стали ледяными. Звук бархатистого голоса графа продолжал назойливо звучать в ее ушах, а его резко очерченное лицо стояло у нее перед глазами. Ничего подобного она еще никогда не испытывала.
Этот мужчина был наделен уникальной способностью повергать женщин в шок одной лишь своей импозантной внешностью и вытеснять из их головок все мысли, кроме глубоко интимных. Любое произнесенное им слово, каждый его жест или гримаса несли в себе колоссальный заряд мужского обаяния и чувственности, парализующий волю женщины к сопротивлению. В юности Антония повидала немало подобных донжуанов и научилась противостоять их натиску. Тем не менее аура, окружающая графа Ландона, была особенно мощной, и прежних ее навыков для победы над холеным злодеем было недостаточно. Однако сдаваться без боя она не собиралась.
Оглянувшись, она заметила Ремингтона в противоположном углу и поспешила раскрыть веер, чтобы спрятаться за ним, пока граф ее не заметил. Между тем новость о том, что Ремингтона представили Антонии, уже распространилась среди приглашенных на ужин, и они оживленно обсуждали ее, позабыв о мадам Дюпон, допевающей свою вторую арию.
В антракте леди Констанция пригласила гостей пройти в буфет и отведать изысканных закусок. Когда толпа устремилась к выходу из зимнего сада, хозяйка дома взяла Антонию под руку и прошептала:
– Ты должна раскрыть мне свой секрет, дорогая! Иначе я взорвусь от любопытства. Зачем ты попросила меня познакомить тебя с этим закоренелым холостяком, прославившимся на весь Лондон своим бесстыдством и искусством обольщения? О чем ты хочешь поговорить с ним наедине? – Успокойся, милая Констанция, – промолвила Антония, обмахиваясь веером. – Сейчас в палате общин обсуждается новый законопроект о семье и браке. И вчера после жарких дебатов, на которых я присутствовала в качестве гостя, мы с ним поспорили…
– Вернее, леди Антония попыталась оклеветать меня в присутствии нескольких членов парламента, но я не допустил этого, – закончил за нее знакомый бархатный баритон.
Обернувшись, дамы увидели стоявшего в проходе графа Ландона, выражение лица которого не оставляло никаких сомнений в том, что он слышал их доверительный разговор.
– Оказывается, вы любите подслушивать, сэр! Это не делает вам чести. Не говоря уже о вашей странной манере встревать в чужую беседу! – с негодованием воскликнула Антония, поборов оторопь.
– Простите меня, уважаемая леди Пакстон, за некоторую бесцеремонность, однако речь шла обо мне. Мое бесстыдство давно уже ни для кого не секрет, поэтому давайте не будем ссориться из-за этого пустячного недоразумения, – промолвил Ремингтон, обезоруживающе улыбаясь. – Аналогичная ситуация возникла вчера в фойе палаты общин, – добавил он, обращаясь к леди Констанции. – Случайно услышав, как кто-то обвиняет меня в гедонизме и женоненавистничестве, я не смог остаться к этому равнодушным и втянул леди Антонию в пикировку.
– Но ваши возмутительные взгляды на брак не имеют права на существование! Их следует развенчать и осудить, и вы сами это знаете, шалунишка! – игриво возразила леди Констанция и шутливо шлепнула лорда веером по руке.
– А как насчет гедонизма? – поддразнил он ее, бросив выразительный взгляд в сторону Антонии. – Вам известно, что я сторонник свободной любви, бесстыдный соблазнитель женщин и неисправимый холостяк, сиречь – сластолюбивый эгоист, меняющий любовниц как перчатки. Именно так и думает обо мне леди Антония, не правда ли? Если не верите, то спросите об этом у нее сами, кажется, она знает о моих грехах больше, чем Господь Бог. Я же был настолько поражен ее осведомленностью о моих пороках, что предложил ей встретиться еще раз у вас.
Лицо Антонии стало пунцовым: как ловко он, однако, свел их спор к личным отношениям, этот бывалый интриган! Но с ней такой избитый номер не пройдет, она не позволит ему снова выставить ее полной дурой. Антония бросила на Ремингтона яростный взгляд и в следующий миг осознала, что совершила роковую ошибку. Его мудрые темные глаза впитали в себя весь ее пыл и радостно засверкали, намекая, что он готов получать удовольствие от любого проявления ее горячего темперамента, даже от гнева, негодования и злости. Разумеется, если их единственной причиной будет он сам. Судорожно вздохнув, Антония ледяным, как ей хотелось верить, тоном промолвила:
– Ваши бесчисленные грехи меня совершенно не волнуют, сэр! Я решительно осуждаю только ваши опасные социальные воззрения.
– Что? Вас беспокоят его вздорные политические идеи? – вскинув от изумления брови, переспросила Констанция.
Раздавшийся после этого громкого восклицания звонкий хохот привлек внимание некоторых гостей, они обернулись и подошли к спорившим поближе, чтобы разделить их веселье. С трудом поборов приступ смеха, хозяйка дома сказала:
– Дорогая Антония! Право же, политика настолько скучная материя, что никакой опасности она представлять для женщин не может. Не принимайте его философские рассуждения так близко к сердцу, от этого у вас испортится цвет лица. Оставьте политику мужчинам!
Ремингтон Карр улыбнулся и кивнул в знак полного согласия с этим типично женским советом, как бы говоря, что и сам он постоянно твердит всем об этом. Однако Антония придерживалась на сей счет иного мнения и молчать не собиралась. В конце концов она пришла сюда не для того, чтобы глотать горькие пилюли его язвительных шуток и высокомерных намеков на неполноценность и несовершенство слабого пола, созданного Богом исключительно для увеселения мужчин, но и никак не для того, чтобы читать ему нотации и нравоучения. Изобразив на лице любезную улыбку, Антония решительно возразила:
– Я бы не сказала, что программа лорда Карра вызывает у меня только скуку и зевоту. Нет, она показалась мне еще и абсурдной, а также пагубной для незрелых умов, продиктованной низкими побуждениями, глупой и, наконец, смешной. Он отвергает законный брак, находя его пережитком эпохи варваров, примитивной женской уловкой, ущемляющей право мужчин на свободную любовь, бесчестным способом переложить все тяготы семейной жизни на мужские плечи. – Голос ее и жестикуляция с каждым произнесенным словом становились все выразительнее. – Более того, из его статеек я заключила, что он питает ненависть ко всем женщинам и с радостью отправил бы всех нас в какую-нибудь Тмутаракань к дикарям помирать от малярии, скуки и жутких местных обычаев. Иной участи мы, погрязшие в праздности и лености женщины, на его взгляд, и не заслуживаем.
– Успокойтесь, милая леди Антония, вы уже хватили через край! – воскликнул граф Ландон с улыбкой. Судя по довольному выражению лица, эта тирада его немало позабавила. – Я никогда не предлагал отправить вас в какую-нибудь африканскую колонию на съедение или потеху людоедам. И кто вам внушил, что я ненавижу всех женщин? К вашему сведению, моя мама тоже относится к женскому полу.
Гости, окружившие споривших плотным кольцом,
