толпу, они оказываются у центра событий. На этой вечеринке нужен ограничитель громкости, но таковой отсутствует, и всем приходится напрягаться, чтобы расслышать друг друга, если, конечно, они не говорят одновременно. Локи и Дель Рей решаются все же на штурм осажденного бара, и сперва Мирабель держится неподалеку, но постепенно сутолока разделяет их, и она оказывается в свободной узкой колее, которая отделяет толпу от картин. Но на этот раз она не столько сосредоточена на картинах, сколько на людях и на том, что происходит в зале. В море черных платьев она единственная одета во что-то цветное, она же едва ли не единственная, на ком почти нет макияжа, не исключая и мужчин. Ее глаза обшаривают комнату и натыкаются на нескольких знаменитостей, одетых по последней моде а-ля странник-кочевник, и на нескольких чрезвычайно привлекательных мужчин, которые выучились производить очень соблазнительное впечатление, что из них выйдут преданные отцы.
Один из них в особенности занимает ее внимание — тот, что как будто не подозревает о своей привлекательности, этакий слегка растерянный и по-настоящему ищущий художник, про себя она так его и называет: Художник/Герой. Увидев, что он заметил, как она его разглядывает, Мирабель искусно переводит взгляд в сторону, и там видит абсолютную противоположность этому благолепному сиянию. Лиза. Лиза — одна из косметических девушек «Нимана», и Мирабель невольно вскидывается. Что Лиза делает здесь? Этой девушке не место на вернисаже. Здесь территория Мирабель, здесь мало иметь бросовый аттестат средней школы. Но Лиза на своей территории и вот почему. Лизе тридцать два, она из тех, кого именуют красавицами. У нее бледные рыжие волосы, которые ниспадают свободными локонами, и бледная кожа, не знающая солнца. Она стройна, у нес овальное лицо, у нее отличной формы ноги, обольстительно вправленные в туфли на высоком каблуке. Ее груди, пусть и преувеличенные, вздымаются над вырезом платья и манят к себе, успешно скрывая секрет своей искусственности. У нее сияющий вид — качество, которым Мирабель может похвастаться лишь в особых случаях.
Лиза носит высокий каблук даже в обеденный перерыв. Она вообще наряжается по поводу и без повода, поскольку убеждена, что без фурора, который производит ее гардероб, ей не удастся понравиться ни одному мужчине. Она обманывает себя, считая, что некоторым образом делает карьеру, не без секса устанавливая важные контакты с преуспевающими мужчинами. Мужчины ей подыгрывают. Они думают, что нравятся ей, что ее сладкие умелые руки — нечто не покупное. Эти мужчины позволяют ей чувствовать себя интересной. В конце концов, разве они не ловят каждое ее слово? Она считает, что лишь в совершенстве тела своего может быть любима, и ее диета сосредоточена на пяти воображаемых фунтах, которые отделяют ее от совершенства. Этот пунктик не подлежит обсуждению. Никакие убеждения, даже со стороны самых искренних любовников ее не поколеблют. Веселье, с точки зрения Лизы, — это пойти в бар и дразнить образованных мужчин своей мнимой доступностью. Развлечение — это распущенность, чем больше человек набьется в «мерседес» едущий на вечеринку на холмы, тем неоспоримее доказательство того, что она оттягивается. В свои тридцать два Лиза не ведает, что настанет сорок, и она не готова к тому времени, когда нужно будет действительно что-то знать, чтобы заставить людей себя выслушать. Ее крест в том, что мужчины, которых она манит своим внешним оснащением, воспринимают ее только примитивной областью мозга, той, что в детстве заставляла их тянуться к блестящим погремушкам. Немолодые мужчины, ищущие игрушку, и зеленые юнцы, движимые гормонами, забираются в эти области гораздо легче, чем трезво мыслящие мужчины под тридцать и чуть за тридцать, которые ищут себе жену.
Есть и третья категория мужчин, которым нравится Лиза. Это маниакальные собственники, и в жизни ей не раз придется пасть жертвой этого отвратительного явления. Для Мирабель идея стать предметом чьей-то одержимости заманчива и воплощает силу любви. Она, однако, упускает из виду, что мужчина впадает в одержимость красивой женщиной просто потому, что не хочет уступить право владения другому, а в женщин, подобных Мирабель, мужчины влюбляются потому, что им нужно что-то конкретное.
Мирабель отворачивается, чтобы ее не смущала эта алая Мэрилин. Разглядывая поверхность картины, она вдруг слышит разговор за спиной. Двое мужчин пытаются вспомнить имя художника, который использует слона в своих полотнах. Она мгновенно отбрасывает нью-йоркского художника Роя Лихтенштейна[5], поскольку разговор происходит на противоположном побережье.
— Вы имеете в виду Эда Руску[6]? — говорит Мирабель.
Оба мужчины прищелкивают пальцами и вступают в разговор с ней. После двух фраз она осознает, что один из них — неподражаемый и совершенный рассеянного вида Художник/Герой, которого она высмотрела за несколько минут назад. Это провоцирует в Мирабель некоторый всплеск красноречия, по крайней мере — в вопросах лос-анджелесского искусства, за которым она следит, посещая галереи и читая рецензии. В глазах Художника/Героя она предстает основательной, достойной внимания и неглупой. Потому Мирабель не шарахается, когда подходит Лиза, и принимает ее в группу, великодушно полагая, что, может быть, в ней ошиблась. Она не подозревает, что Лиза уже перехватила разговор своими блестящими глазами и направленным смехом, уже запала в мозговые щели Художника/Героя подпороговым посланием, что он ей нравится, и нравится сильно-сильно. Апеллируя к его наихудшей стороне, Лиза его постепенно подчиняет, и позже можно увидеть, как Художник/Герой берет ее телефонный номер. Мирабель не обескуражена тем, что мужчина не стал за ней ухаживать, поскольку ее собственный самоуничижительный настрой никак не допускает мысли, что такое вообще бывает.
Мирабель невдомек, что маневры Лизы направлены не на Художника/Героя, а против нее. Она не воспринимает, что была побеждена противником, которому желанно посрамить перчаточницу. Лиза же убеждена, что лишний раз утвердила превосходство отдела косметики над перчаточным отделом и тем самым над кутюрным отделом вообще.
На протяжении вечера Мирабель участвует еще в нескольких приятных беседах. Вдумчивая природа разговоров дает ей чувство, что именно этим-то ей и следовало заниматься, потому что это удается ей как нельзя лучше. После того как Локи и Дель Рей подбрасывают ее до галереи номер один, где припаркована ее машина. Мирабель едет домой, прокручивая в голове все наиболее изящные дискуссии вечера и взвешивая, чье мнение ей наиболее по душе.
Она ныряет под одеяло ровно в полночь, развлекшись напоследок тем, что кормит кошек из миски с надписью «Молодец, Песик!». Она закрывает глаза и шлепает пальцем по выключателю лампы. Через несколько мгновений уже в полусне, она чувствует, как что-то неприятное вторгается в ее мозг, задерживается там на долю секунды и пропадает. Она не знает, что это, но ей это не нравится.
Вторник
Стоит середина ноября, в воздухе пахнет Днем благодарения, а это означает, что и Рождество уже подрумянивается в духовке. Возрастает количество любопытствующих, и Мирабель больше не приходится стоять, облокотившись о прилавок, поскольку излюбленная поза может сойти с рук, только если нет ни единого покупателя на горизонте.
Пропустив обед, она идет к доктору Трейси — возобновлять рецепт на «серзон». Доктор задает Мирабель несколько вопросов — она отвечает правильно. Уже легче, а то запасы подходили к опасно низкой отметке, девушка рада, что прописанного хватит не на четыре дня, а на несколько недель. Ее страшат неожиданности: вдруг, например, доктору понадобится съездить за город, и она останется без таблеток. Заодно Мирабель берет и новый рецепт на оральные контрацептивы, которые принимает не то чтобы для контроля над рождаемостью, но больше в связи с тем, что в прошлом бывали неудобства с нецикличностью ее циклов.
Остаток дня у «Нимана» кажется чистилищем, поскольку вечером не намечается «арт-прогулки», и предвкушать нечего, и вообще ждать нечего. Она собирается почитать, может быть, порисовать или найти старый фильм по каналу классического кино. Может, удастся сообразить телефонный разговор с Локи. Под конец дня у Мирабель разламывается поясница и горят ноги. Она подготавливает кассу за добрых полчаса до закрытия — больше покупателей не будет, это ясно. Одно нажатие кнопки и — касса закрыта. С удовлетворением выйдя на несколько минут раньше, она садится в машину.
Улицы Лос-Анджелеса в преддверии праздников постоянно запружены. Даже объезды забиты, и Мирабель убивает время, строя планы на грядущие месяцы. С Рождества до Нового Года — в Вермонт,