посетителя, он уже осознал, что это правда.
— Он отвез ее в Фелисиану.
Алекс почувствовал такую ярость, что перед его глазами поплыли красные круги.
— Подожди здесь.
Выйдя в коридор, он направился к вестибюлю.
— Беги на конюшню, — велел он высокому негру-дворецкому, — скажи Патрику, чтобы оседлал Наполеона. Да побыстрее. — Не дожидаясь ответа, он кинулся к себе в кабинет.
— Как он мог ее схватить? — спросил Алекс, выдвигая ящик стола и доставая пистолет.
— Простите, месье, это случилось по моей вине. — Впечатление было такое, будто Рене вот-вот шлепнется на пол в беспамятстве. — Простите меня…
— Продолжай, — в ярости приказал Алекс.
— Месье Фортье платил мне за кое-какие новости о Бель-Шен, которые я узнавал от Даниэль Я думал, в этом нет ничего плохого. Эти деньги я хотел потратить на свадебный подарок. Даже не предполагал, что дело может дойти до такого.
— Значит, ты шпионил за мной?
Рене повалился на колени перед Алексом.
— Прошу вас, месье…
— Рассказывай все до конца, — холодно сказал Алекс.
— Мадемуазель Сен-Клер собиралась сесть на корабль, чтобы отправиться в Чарлстон и еще дальше на север. Я сказал об этом Фортье. И его люди, наверное, устроили засаду. Я не знал, что он задумал. Но сегодня увидел ее в его коляске.
Алекс буквально пронзил взглядом побледневшего Рене.
— Я разделаюсь с тобой, когда вернусь. — Схватив куртку, он ринулся к двери. — Смотри, не вздумай убежать. Если, когда я вернусь, тебя здесь не будет, я достану тебя хоть из-под земли. И уж тогда пеняй на себя.
Он быстро прошел по широкому мраморному вестибюлю, рывком открыл тяжелую наружную дверь и поспешил к конюшне.
— Можешь считать себя покойником, Фортье, — тихо выругался он. Но думать он мог только о Николь: вновь она убежала, убежала в таком отчаянии, что оказалась в ловушке у другого любителя женщин — порочного и жестокого.
— Допивайте свой херес, — велел Фортье, насильно вливая вино, рюмку с которым Ники держала у дрожащих губ. — Вам надо расслабиться.
Сидя перед неярко горящим камином в спальне, куда ее затащил Фортье, Ники умоляюще посмотрела на него.
— Зачем? Зачем вы это делаете?
В тусклом мерцании на них укоризненно смотрела со стены Фелисиана. Каждый раз, поднимая голову, Ники воспринимала ее взгляд как зловещее предостережение.
Фортье тоже смотрел на портрет, но на ее вопрос он ничего не ответил.
— Женщины находят вас привлекательным, — продолжила Ники. — Лизетт влюблена в вас. Но что вам надо от меня?
Валькур отставил коньяк в сторону.
— Она сама сказала, что влюблена в меня?
— Да. — Ники не упомянула о том, какое впечатление произвела на нее истерзанная женщина, хотя ей и стоило большого труда удержаться от этого.
— Лизетт — дура. Как может женщина любить человека, который так с ней обращался?
— Понять любовь — дело очень непростое.
Фортье громко фыркнул.
— Фелисиана — единственная, кого я любил и буду любить.
Хотя он и старался говорить убежденно, Ники почувствовала, что его гложут сомнения Может быть, Лизетт значила для него больше, чем он хотел показать.
— Вы не ответили на мой вопрос. Чего вы хотите от меня?
Уголок его жесткого рта приподнялся в некоем подобии улыбки.
— Как и Лизетт, вы принадлежите Александру. Но вас он ценит даже выше, чем ее. — Он провел худым смуглым пальцем по щеке Ники, и она вздрогнула. — Одной этой причины достаточно, чтобы я переспал с вами сегодня ночью.
— Лизетт хотела быть с вами. А я не хочу.
Валькур только пожал плечами.
— Вы не хотите расстраивать Алекса? Эта для вас так важно?
Он вновь рассмеялся. От этого смеха по спине у Ники забегали мурашки.
— Мы всегда были соперниками — Алекс и я… Он не рассказывал вам, что Фелисиана была влюблена в него?
Ники приподняла голову.
— Нет.
— Тем не менее это так. Разумеется, все это было до того, как Фелисиана встретилась со мной.
— Понятно, — согласилась она с некоторым сарказмом Валькур постарался его не заметить.
— Значит, вы делаете все это только для того, чтобы досадить Алексу?
По его лицу скользнула тень.
— Да.
— Но это не единственная причина? — настойчиво допрашивала Ники.
Выгнув тонкие черные брови, он улыбнулся.
— Может быть, я жду от вас спасения… Может быть, вы моя последняя надежда. — Уже не такой сдержанный, как все это время, он посмотрел на портрет. Мыслями он сейчас весь был в прошлом, глаза устремились куда-то далеко. — Она все еще причиняет мне боль, — тихо сказал он. — Ту самую, какую я почувствовал, когда увидел ее нагую в объятиях разносчика.
У Ники похолодело в груди.
— Она лежала, глядя на меня своими ласковыми карими глазами, и, вся в слезах, умоляла, чтобы я пощадил разносчика. Я всегда старался удовлетворять все ее желания, всегда потакал ей… Так же поступил я и в тот раз. И этот трусливый пес удрал, даже не оглянувшись.
— Не думаю, что было что-то подобное. В таком случае от слуг наверняка пошли бы разговоры…
Валькур закрыл глаза, явно стараясь превозмочь испытываемые им страдания.
— Те несколько рабов, которые знали, что случилось на самом деле, уже давно проданы.
— А что вы сделали с ней? — спросила Ники, невольно вспоминая избитую Лизетт.
— Я хотел ее простить. Пробовал это сделать… На следующую ночь я пошел к ней Даже и тогда я хотел ее, как ни одну другую женщину. Она попыталась разыграть страстную сцену, но не смогла меня одурачить. Нет, она хотела разносчика, только разносчика, а не хозяина Тер-Соваж.
— О Господи!
— Я не помню, чтобы я ее бил, помню только, что она молила меня остановиться. И конечно, помню, как овладел ею.
Никогда еще не испытывал я такого торжества, такого экстаза. — Его пальцы сжали ножку бокала. — В тот момент, когда я навсегда ее потерял, я как будто одновременно был в раю и в аду.
Валькур повернулся к ней лицом, в его суровых черных глазах мерцали слезы. Как, впрочем, и в глазах Ники.
— Мне так жаль, — сказала она. — Так жаль…
Он любил так сильно, что уничтожил свою любимую. Теперь он уничтожает себя…
С призрачном свете лампы Ники наблюдала за ним. В следующий миг все чувства на его лице сменились холодным равнодушием Перед ней был теперь совсем другой человек.
— Мы поговорили достаточно.
Отставив коньяк в сторону, он поднял ее на ноги.
— Пожалуйста, отпустите меня, — тихо попросила она. — Ведь на самом деле вы не хотите причинить
