попросил его собрать информацию об Эдмунде Холлоуэе и его брате Мейсоне. Когда Элизабет вернется в Лондон, он организует для нее по моей просьбе что-то вроде охраны.
— Все же, насколько я вижу по твоему лицу, ты обеспокоен.
Как Рис ни старался сохранять выражение безразличия, они с Трэвом слишком давно дружили, чтобы играть в игры.
— Джеред — всего лишь ребенок. Элизабет боится за него. После стычки с Холлоуэем я ее понимаю.
— Может, им здесь будет лучше?
У Риса внутри все сжалось. Меньше всего на свете ему хотелось находиться с Элизабет под одной крышей.
— Какое-то время — да. Со дня на день должна приехать моя тетя. Ее приезд предотвратит хотя бы распространение скандальных слухов.
— Я знаком с твоей теткой, — улыбнулся Трэвис. — Леди Тависток — это что-то.
— С ней, безусловно, приходится считаться. — Уголки губ Риса изогнулись. — Я не завидую Элизабет. Тетя Агги считает ее чуть ли не проституткой.
Трэвис усмехнулся:
— Я рад, что уеду до того, как она нагрянет.
— Трус! — бросил Рис, взглянув на него.
Трэвис рассмеялся.
Некоторое время они шли молча. Рис размышлял над словами своего лучшего друга. Элизабет и ее сыну грозила реальная опасность. В этом он не сомневался. Он не мог не думать о мальчике. Видя, с каким благоговением он смотрел в конюшне на кобылу, Рис представил, что таким мог бы быть его собственный сын.
Эта мысль уже посещала его. У них с Элизабет была одна-единственная ночь, когда, не ведая, не гадая, они зашли слишком далеко в любовных ласках. Оглядываясь на прошлое, он испытывал сожаление, что Элизабет пришлось терпеть его неумелые потуги. Она заслуживала лучшего начала, а не такой неловкой пробы новичка.
Теперь он был уже не тот зеленый юнец. За время военной службы у него были десятки женщин. У искусных куртизанок он научился, как доставлять женщинам удовольствие и самому получать еще большее наслаждение.
Но в ту единственную ночь с Элизабет он даже не излил в нее свое семя. Это он знал точно. Он хотел уберечь ее, и брат рассказал ему, как это сделать.
Джеред не мог быть его сыном, это Рис знал наверняка. Волосы мальчика, как и глаза, были не черные, а цвета темного шоколада. И черты его лица были мягче, а не такие резко очерченные, как его собственные. И манерой поведения он тоже отличался от него — был слишком замкнутым. Рис в детскую пору тоже был застенчивым, но в целом ни он, ни братья на Джереда не походили.
Мальчик явно был сыном Эдмунда Холлоуэя, и Рис не мог не задаваться вопросом, как скоро после его отъезда в Лондон граф овладел женщиной, которую Рис сделал своей.
На другое утро Трэвис уехал, всего за час до того, как к дому подкатила карета тети Агги.
Погода стояла ветреная и холодная, и хрупкая тетя Агги прильнула к Рису, пока он вел ее по вымощенной кирпичом дорожке к парадному крыльцу. Ветер с остервенением трепал ее юбки.
Когда они вошли в дом и Хопкинс закрыл дверь, она с облегчением вздохнула. Сбросив с блестевших серебром волос капюшон плаща, графиня по привычке жизнерадостно улыбнулась:
— Выглядишь ты хорошо, племянник, разве что держишься немного скованно.
Это потому, что он под одной крышей с Элизабет.
— Рад видеть тебя, тетя Агата.
Она покосилась на него. Обычно он называл ее тетя Агги, что ее немного раздражало.
— Неужели положение столь отчаянное? Хорошо, что я приехала.
Усадив тетку на диван в гостиной, Рис улыбнулся, радуясь ее приезду, хотя предпочел бы, чтобы она была менее проницательной.
— Спасибо, что приехала, тетя. Как я уже сообщал в письме, у леди Олдридж есть сын. Важно сберечь ее репутацию.
— Скандал был ей не помеха, — проворчала тетка, — когда она переступила через тебя ради этого никчемного Олдриджа.
Рис постарался сдержать улыбку. Его тетю всегда отличала субъективность в пользу племянника и чрезмерная прямота, даже если он не мог с ней согласиться.
— Ей и мальчику грозит опасность. Она обратилась ко мне за помощью, и я не мог ей отказать.
На этот раз тетя Агата хотя и фыркнула, но спорить не стала. Вряд ли он мог поступить иначе, хотя присутствия этой женщины в его доме не оправдывала.
— Ты, наверное, устала с дороги, — сказал Рис. — Поднимись наверх и отдохни. Хопкинс уже позаботился о твоем багаже. Экономка приготовила тебе одну из комнат с видом на сад, хотя его еще не привели в порядок.
Графиня устало вздохнула.
— Не сомневаюсь, что в скором времени ты исправишь положение. И, думаю, ты прав, отдых мне не повредит.
Опасаясь, что не сможет со своей хромой ногой сопроводить тетю должным образом наверх, Рис поискал глазами Тимоти. Тот стоял в коридоре.
— Проводи ее светлость в ее комнаты, хорошо, Тим? Экономка покажет куда.
— Слушаюсь, майор.
— Это как ты его только что назвал?
Тетя Агги приподняла седую бровь, отчего Тим смутился и даже начал заикаться.
— Я… я хотел сказать… ваша светлость.
— Так-то лучше.
Рис улыбнулся. С тетей будет непросто. Он любил ее и ждал ее приезда, но все же вздохнет с облегчением, когда обе женщины покинут его территорию.
— Увидимся за ужином! — крикнул он вслед старушке, когда, опираясь на крепкую руку Тима, она двинулась вверх по ступенькам.
Рис за нее не волновался. Тим скорее разобьется сам, чем позволит упасть старой женщине.
Рис снова улыбнулся. Его настроение значительно улучшилось. Он не слишком часто улыбался с тех пор, как очнулся на армейской госпитальной койке. Иногда нога горела так, что он не мог вспомнить своего имени.
Но при виде идущей по коридору Элизабет улыбка с его лица сползла.
Элизабет замерла на полпути. Двигаясь в противоположном направлении, Рис поравнялся с ней и остановил на ее лице ледяной взгляд голубых глаз.
— Доброе… доброе утро, милорд.
— Уже почти полдень, но для вас, полагаю, это еще утро.
Элизабет встала уже давно, но говорить ему об этом не сочла нужным. Не важно, что он думает, главное — не выгоняет. По этой причине она и на глаза ему старалась не попадаться.
— Я… я тут подумала… я видела пианино в музыкальном салоне в дальней части дома. Вы не станете возражать, если я поиграю? Я чувствую свою полную бесполезность, сидя здесь и ничего не делая. В Олдридж-Парке я начала давать Джереду уроки фортепьянной игры. Я подумала, что могла бы продолжить.
Он только нахмурился:
— Делайте что хотите.
Пройдя мимо, Рис зашагал дальше по коридору к своему кабинету, где обычно запирался ото всех.
Непроизвольно рука Элизабет поднялась к груди, где учащенно билось сердце. Странно. Этот человек презирал ее, не давал повода испытывать к нему хоть какие-то чувства, и все же…
