Элизабет заставила себя улыбнуться.
— Тебе лучше пойти наверх, Джеред. Не стоит задерживать мистера Коннелли.
Бросив на Риса еще один полный благодарности взгляд, Джеред вприпрыжку устремился к лестнице. Рис провожал его глазами, пока мальчик не поднялся на второй этаж и не скрылся за дверью бывшей детской, переоборудованной в классную комнату.
— Он беспокоится о тебе, — обернулся он к Элизабет.
— Я знаю.
Она посмотрела на площадку второго этажа.
— Я не хочу, чтобы он беспокоился о тебе или о ком бы то ни было.
— Я поговорю с ним. Скажу, что со мной все хорошо. — Элизабет неуверенно улыбнулась.
Рис нежно взял ее за плечи.
— Я сказал ему, что буду заботиться о тебе. Я буду заботиться о вас обоих.
— У меня это никогда не вызывало сомнений.
Что бы ни произошло между ними, ее вера в него оставалась неколебимой.
— Мы переживем это, Элизабет, — вырвалось у Риса внезапно. — Мы должны это пережить. У нас есть сын, о котором нужно думать, мальчик, которому нужны и мать, и отец.
У нее сжалось горло и в глазах заблестели слезы.
— Как бы мне хотелось изменить прошлое. Но мы оба знаем, что это невозможно. Мне следовало сказать тебе правду сразу, как только я приехала в Брайервуд. Я хотела, но…
— Но что? Чего ты ждала, Элизабет?
— Никак не могла собраться с духом. После… после того как мы поженились, я хотела дать нам возможность узнать друг друга заново. Дать нам возможность испытать счастье.
Что-то в нем перевернулось. Рис тоже этого хотел.
— Не в моих силах исправить ошибки прошлого, — продолжала Элизабет, — но если ты дашь мне шанс, обещаю, Рис, я сделаю все, чтобы стать тебе такой женой, какую ты заслуживаешь.
Женой, какую он заслуживал. Какой она могла стать восемь лет назад, когда была совсем юной девушкой?
Наверное, она могла стать страстной любовницей, а потом — заботливой, любящей матерью.
Как ни странно, но именно о такой женщине он и мечтал.
— Мужчине достаточно и того, что есть, — сказал Рис несколько грубовато.
Но за его словами стояло большее, гораздо большее. Элизабет могла полюбить его.
С удивлением для себя он обнаружил, что хочет этого всем сердцем.
Время было позднее. От сгущающегося плотного тумана на улицах в этой части Лондона было сыро и скользко. Трэвис с трудом разобрал русские буквы на вывеске над головой, на которую падал свет лампы из ближайшего окна. Таверна называлась «Малая Россия».
Большинство вывесок в округе имели надписи на английском языке. В конце концов, шла война, и никто не искал неприятностей.
Трэвис прошел мимо входа в «Малую Россию». Из питейного зала доносился грубый смех и стук чокающихся бокалов из толстого стекла. Его путь лежал в заведение под названием «У Николая». До него оставалось еще полквартала.
Трэвис знал хозяина заведения. Николай Годунов был женат на дальней кузине его матери. Начав обход окрестностей, Трэвис решил возобновить старые знакомства. Когда он был ребенком, мать, навещая друзей в округе, брала его с собой. В русской общине все друг друга знали, а его мать помнили как известную балерину.
Толкнув двери, Трэвис вошел в прокуренный зал с низкими потолками. Здоровенный, как медведь, мужчина махнул ему рукой.
— Эй, Алексей! — окликнул он Трэвиса его вторым русским именем. — Заходи, угощу тебя выпивкой.
— Рад тебя видеть, Николай, — отозвался Трэвис по-русски, направляясь к барной стойке.
Здоровяк налил рюмку водки и поставил перед ним на прилавок. Трэвис взял рюмку и осушил одним залпом.
Рюмку тут же снова наполнили. Но на этот раз Трэвис торопиться не стал, поскольку знал, что за второй последует третья, а он много пить не умел и до русских стандартов явно не дотягивал.
— Что привело тебя сюда в такую ночь? — поинтересовался Николай низким, как у медведя, голосом, на которого так походил.
Трэвис пожал плечами:
— У меня в Лондоне не так уж много знакомых. Теперь, когда я вернулся, мне приятно послушать людей, говорящих на языке моей матери.
Николай кивнул, как будто понял, и переместился вдоль стойки, чтобы обслужить другого клиента. Трэвис обвел посетителей взглядом. Совершая обходы, он останавливался в «Малой России» и еще ряде других мест. Прошел слух, что он хочет продать кое-какие секреты. Рано или поздно к нему должен был кто-нибудь подойти.
Проведя час у Николая, другой — в «Малой России» и еще один — в заведении под названием «Тройка», он понял, что сегодня ожидать нечего. Огорченный тем, что потраченные усилия не дали никакого результата, Трэвис нанял на углу красивый кеб и вернулся в свой городской дом.
Наблюдение за его домом уже не велось, разве что от случая к случаю. Его слуги, в большинстве своем проживавшие в других местах, разошлись по домам, а дворецкий, вероятно, уже удалился к себе, в свою комнату на третьем этаже.
Из окна первого этажа струился мягкий свет. Очевидно, старик оставил для него внизу зажженную лампу. Трэвис тихо вошел в дом и направился в гостиную, чтобы потушить свет.
В дверях он резко остановился. На плюшевом рубиновом диване лежала, свернувшись калачиком, Аннабелл Таунсенд. Рядом с ней покоилась раскрытая книга. Шляпку она сняла, и на щеку ее ниспадала тонкая прядка слегка спутанных светло-каштановых волос.
Когда он подошел ближе, ее ресницы дрогнули, и глаза распахнулись. Женщина резко села.
— Трэвис… ты вернулся…
— Аннабелл… Какого дьявола ты тут делаешь? — Его охватило беспокойство. Наверняка она не пришла бы, если бы не нуждалась в его помощи. — Что случилось? Ты в порядке?
Откинув с лица локон, Аннабелл улыбнулась Трэвису:
— Со мной все хорошо. Я сказала дворецкому, что должна срочно тебя увидеть. Он ответил, что тебя нет, но, по-видимому, ты скоро вернешься. — Она взглянула на часы. — Вижу, что он ошибся.
— Зачем я тебе понадобился?
Трэвис остановился перед ней и стоял так близко, что чувствовал тонкий запах ее цветочных духов.
— Тебе, наверное, нелегко сейчас. Я пришла убедиться, что с тобой все в порядке. Так ведь?
— Разумеется, в порядке. Тебе не следует здесь находиться, Анна.
Но он не мог отрицать, что рад видеть ее у себя в гостиной. В этом слегка помятом платье из голубого шелка, с очаровательным румянцем на щеках.
Анна поднялась с дивана и, слегка сдвинув брови, шагнула к нему.
— Тебя довольно долго не было. Ты, случайно, не к женщине ходил?
Трэвис сделал большие глаза и нахмурился:
— Нет, конечно же. Но если бы и ходил, какое тебе дело?
— Вероятно, никакого, хотя, возможно, было бы… если б у нас с тобой завязался роман.
Роман с Аннабелл Таунсенд?.. От одной этой мысли его тело подало тревожный сигнал, но Трэвис обуздал похотливое желание.
— Между нами ничего нет, Анна. И ничего не будет.
— Но ты же не станешь отрицать, что нас влечет друг к другу.
Он собирался, он должен был сказать ей, что она ничуть его не волнует. Но это было трудно сделать: при одном лишь взгляде на нее он испытывал возбуждение.
