Но утверждаться в этой мысли Рису не хотелось. Он предпочитал пестовать свой гнев и не поддаваться тому сильнейшему влечению, что к ней испытывал. Снова и снова напоминал он себе о предательстве восьмилетней давности и тех муках, что претерпел, продолжая ее любить. Снова и снова внушал себе, что Элизабет не заслуживает доверия.
Желая взглянуть на сына, Рис вышел из конюшни, стараясь изо всех сил раздуть в себе пламя гнева, но делать это день ото дня становилось все труднее.
Увидев, что Джеред работает на арене с учителем верховой езды мистером Хоббсом, Рис остановился на минуту понаблюдать за ним. Сидя верхом на маленькой серой лошадке, мальчик слушал инструктора и улыбался от уха до уха.
Рис расчувствовался. Джеред — его сын, плоть от плоти его, кровь от крови его. Господь подарил ему ребенка, о котором он мечтал всю жизнь. Только теперь Рис увидел сходство, которого не замечал раньше. Разлет бровей, небольшая ямочка на подбородке. Даже изгиб рта и тот был его. Рис недоумевал, как он сразу не заметил этих примет родства.
Вероятно, его ввело в заблуждение утверждение Элизабет, что мальчик — сын Олдриджа, и уверенность, что предпринятые им в ту ночь предосторожности могли уберечь ее от нежелательного зачатия.
Хотя на самом деле он не мог быть ни в чем уверен, потому что был новичком в сексе и любви и толком не знал, что делать.
Рис не спускал глаз с мальчика на ринге. Джеред был прирожденный наездник, как и сам Рис. В возрасте семи лет — не шести, как считал Рис, — он сидел в седле как влитой, управляя лошадью легко и уверенно, несмотря на вчерашнее неожиданное падение. Рис смотрел, как Джеред кружит по рингу, заставляя животное прибавлять скорость.
— Очень хорошо, мой мальчик! — похвалил инструктор, стройный мужчина сорока лет с такими же темными волосами, как у Джереда. — Ты прекрасно управляешь Дасти, и он доволен не меньше, чем ты.
— А можно мне с ним прыгнуть?
Хоббс покачал головой:
— Пока нет, ты еще новичок. Просто подведи его к барьеру и заставь перешагнуть. Пусть он научится делать само упражнение.
Джеред выполнил задание, позволив пони изучить низкий барьер, а затем перешагнуть через него.
— Теперь еще раз.
Мальчик заставил животное повторить действие несколько раз, пока урок не закончился. Хоббс улыбнулся:
— На сегодня достаточно. Ты очень хорошо позанимался.
Джеред нехотя протянул поводья одному из конюхов и, выбежав с ринга, помчался к дому, чтобы приступить к школьным занятиям. Риса он не заметил, пока едва не налетел на него. Мальчик резко остановился, и улыбка мгновенно сползла с его губ.
Рис заставил себя улыбнуться, теряясь в догадках, что может означать подобная сдержанность, чем вызвана непонятная настороженность ребенка.
— У тебя сегодня замечательные успехи на ринге.
Джеред ничего не сказал, а только продолжал на него смотреть. Рис видел на его лице растерянность и смесь тревоги и страха.
— В чем дело, сын? — спросил он, опускаясь перед мальчиком на колени и чувствуя, как его охватывает тревога.
Джеред бросил быстрый взгляд в сторону дома, затем посмотрел на Риса, как будто хотел сказать нечто важное, но не знал, как начать.
Давай выкладывай.
— Ты сердишься на мою маму.
Это признание поразило Риса, хотя он должен был ожидать чего-то подобного. Мальчик любил мать и наверняка заметил возникшее между ними отчуждение.
— Мы поссорились. Такое иногда происходит в семьях.
Джеред вскинул подбородок, и Рис заметил, что его руки непроизвольно сжались в кулачки.
— Я не позволю тебе обижать ее.
У Риса от волнения перехватило дыхание. Он сожалел о том, что произошло, и тосковал о том, чего не могло быть.
— Я никогда не обижу ни тебя, ни твою маму. Что бы вы ни сделали.
— С ней… такое уже случалось. Раньше.
— Ты имеешь в виду… до вашего приезда сюда? — Рис тщательно подбирал слова.
Джеред кивнул, но задиристую позу сохранил.
— Я видел это. Видел, как он ее бил. И это было не раз.
— Олдридж?
Снова медленный кивок головой. Рис коснулся щеки мальчика.
— Я никогда не ударю ее. Даю тебе слово.
Темные глаза Джереда наполнились слезами. Рис наклонился, он хотел взять его на руки, прижать к себе, чтобы придать мальчику уверенности в себе, которой ему не хватало. Но по его выражению Рис понял, что Джеред хочет что-то добавить. Он затаил дыхание, молчанием понуждая мальчика продолжать.
Джеред поднял на него взгляд, и его нижняя губа задрожала.
— Я должен был помочь ей. Должен был остановить его… но не сделал этого. Я боялся, что он и меня ударит.
У Риса сжалось сердце.
— Ты всего лишь маленький мальчик. Ты не мог его остановить. Ты ничего не мог сделать.
У Джереда по щекам потекли слезы, и он сердито стер их.
— Я никому не позволю снова обижать ее.
Рис не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Грудь болела так, будто его ударили. Схватив ребенка в охапку, он прижал его к себе.
— Я защищу твою маму и защищу тебя. Вы оба будете в безопасности. Тебе нечего больше бояться.
Джеред обнял его ручонками за шею и зарылся лицом в его плечо. У Риса защипало в глазах, а в горле застрял ком. В следующий миг мальчик разрыдался по-настоящему. Рис даже не пытался его утешить и только нежно обнимал ребенка, пока плач не затих.
— Все хорошо, — говорил он, сжимая в руках напряженное тельце. — Все образуется.
Мысленно проклиная Эдмунда Холлоуэя, Рис сделал медленный вдох, чтобы справиться с охватившими его чувствами.
Боль в ноге была ничто по сравнению с болью в груди. Дойдя до задней двери, Рис поставил сына на ноги и носовым платком вытер с его лица следы слез.
— Готов идти домой?
Джеред кивнул. Он, казалось, стал выше ростом, — может быть, оттого, что угнетавшее его много лет чувство незаслуженной вины наконец его отпустило. Рис взял мальчика за руку, и они вдвоем вошли в дом.
— Все в порядке? — заспешила им навстречу Элизабет, подстегиваемая материнским инстинктом, и с беспокойством посмотрела на сына.
— Все хорошо.
Мальчик взглянул на Риса. Тот понял ребенка, и они молча дали друг другу слово, что произошедшее останется между ними.
Элизабет повернулась к Джереду:
— Тебя ждет мистер Коннелли. — В ее голосе еще звучали нотки озабоченности. — Он уже начал тревожиться.
— Это моя вина, — объяснил Рис. — Я задержал его на конюшне.
