убить себя целиком. Как сказал твой брат… а, вернее, Баррион, что будет с песней, если изменить хоть одну ноту.
— Мне дороги наши отношения, Эван, поверь пожалуйста. Дело только в том, что Арилан… эта дурацкая затея Вэла с Советом опять вернули меня в прошлое. Напомнили обо всем, что я потеряла. И вновь проснулась боль.
— Просто ты пожалела себя, — тихо произнес Эван.
Марис охватило раздражение. Неужели он не может понять? Но способен ли бескрылый представить себе ее потерю?
— Да, — сказала она холодно. — Я пожалела себя. Или у меня нет на это права?
— Время для подобной жалости прошло, Марис. Ты должна примириться с тем, кто ты теперь.
— И примирюсь! Уже примирилась. Я учусь забывать, но все старания окажутся напрасными, если меня втянут в этот спор летателей. Я потеряю рассудок, ну, как ты не видишь?
— Я вижу женщину, отрекающуюся от всего, чем она была, — сказал Эван и хотел продолжить эту мысль, но тут оба оглянулись на легкий шорох за спиной и обнаружили, что в дверь испуганно заглядывает Бари.
Лицо Эвана сразу смягчилось. Он подошел и крепко обнял девочку.
— К нам тут приходили, — сказал он и поцеловал ее.
— Раз уж мы все на ногах, я приготовлю завтрак? — спросила Марис.
Бари заулыбалась и кивнула, но лицо Эвана осталось непроницаемым. Марис отвернулась и захлопотала у очага, твердо решив забыть все.
После этого случая они редко упоминали Тайю или Совет Летателей, но новости, хоть и непрошенные, доходили до них постоянно — глашатай на выгоне в Тосси, болтовня лавочников, рассказы пациентов Эвана. Снова и снова — война, летатели, воинственный запал Правителя.
Марис знала, что на Южном Аррене собираются летатели со всей Гавани Ветров. Бескрылые островка, конечно, запомнят эти дни, как жители Большого и Малого Эмберли навсегда запомнили предыдущий Совет. Наверняка улочки Югпорта и Арентона — пыльных городков, которые Марис хорошо знала, — обрели праздничный вид. Виноторговцы, булочники, колбасники и всякий разный люд приехали туда с десятков островов, переплывая коварные проливы на утлых суденышках, надеясь подзаработать. Гостиницы и харчевни забиты до отказа, и повсюду — летатели, толпы летателей, заполнивших оба городка. Марис словно видела их наяву: летатели с Большого Шотана в темно-красной форме, спокойные бледные артелиане с серебряными обручами на голове, жрецы Бога Неба с Южного Архипелага, летатели с Внешних Островов и с Углей, которых много лет никто не видел. Давние друзья обнимаются, проводят ночи в разговорах; бывшие любовники обмениваются неловкими улыбками и находят множество иных способов скоротать предрассветные часы. Певцы и рассказчики к прежним песням и легендам добавят новые, приличествующие случаю. Воздух зазвенит от болтовни, шуток, песен, заблагоухает ароматами горячей кивы и жареного мяса…
«Там соберутся все мои друзья», — думала Марис. Они грезились ей во сне: молодые и старые, однокрылые и прирожденные летатели, гордые и робкие, смутьяны и покладистые — все они соберутся там, и Южный Аррен заполнится сверканием их крыльев и звуками их голосов.
А главное, они будут летать!
Марис старалась не думать об этом, но мысли одолевали ее поневоле, а в снах она летала вместе с ними. Она ощущала, как ветер прикасается к ней мудрыми ласковыми пальцами, увлекая ее навстречу экстазу. А вокруг она видела другие крылья — сотни крыльев, блестящих на фоне синего неба, парящих, описывающих грациозные круги. Ее собственное крыло поймало луч солнца и вспыхнуло на мгновение белым пламенем — беззвучный крик радости. Она видела крылья на закате — кроваво-красные на фоне оранжево-лилового неба, обретающие тона морской синевы, а затем, когда закат угасал и светились только звезды, вновь серебристые. Марис вспоминала вкус дождя, рокот дальнего грома и панораму моря на рассвете, перед самым восходом солнца. Она до боли остро вспомнила чувство, с каким разбегалась и бросалась со скалы летателей, беззаветно доверяя крыльям, ветру и своему умению властвовать над воздухом.
Изредка по ночам она вздрагивала и кричала, и тогда Эван обнимал ее, успокаивая, но Марис не рассказывала ему своих снов. Он ведь не был летателем, никогда не видел Совета Летателей и не понял бы.
Время тянулось медленно. Больные каждый день приходили к Эвану, или он шел к ним. Они умирали или выздоравливали. Марис и Бари помогали ему чем могли, но Марис часто ловила себя на том, что мысли ее очень далеко. Как-то Эван послал ее в лес собирать перелив-траву, которая была ему необходима для приготовления тесиса, и Марис, бродя по прохладному влажному лесу, погрузилась в мысли о Совете. Его заседания уже должны были начаться, и она словно слышала речи выступающих — Вэла, Корма и прочих; взвешивала их доводы, приводила свои и прикидывала, чем это все обернется и кого изберут председателем. Когда она, наконец, вернулась в хижину, ее корзина была наполнена отвод-глазом, очень похожим на перелив-траву, но без целебных свойств.
Эван посмотрел на нее, громко вздохнул и укоризненно покачал головой.
— Марис, Марис, — пробормотал он, — ну что мне с тобой делать?
И повернулся к Бари:
— Девочка, сбегай, набери мне немножко перелив-травы, пока еще не стемнело. Твоя тетя плохо себя чувствует.
Марис не стала спорить.
Потом в один прекрасный день, после полуторамесячной отлучки, вернулся Колль с гитарой за спиной. Вернулся он не один — рядом с ним шла С'Релла, держа в руках крылья и спотыкаясь, точно в полусне. Лица у обоих были землистыми и осунувшимися.
Увидев их, Бари радостно закричала и бросилась обнимать отца. Марис окликнула С'Реллу:
— Как ты? Что было на Совете?
С'Релла, не сказав ни слова, заплакала.
Марис подошла и обняла подругу. Ту била дрожь, она пыталась заговорить, но захлебывалась рыданиями.
— Ничего, ничего, С'Релла, — растерянно твердила Марис. — Ну что ты? Все хорошо. Я здесь… — Она вопросительно посмотрела на Колля.
— Бари, — сказал Колль дрогнувшим голосом. — Поищи Эвана, приведи его сюда.
Бари испуганно посмотрела на С'Реллу и убежала.
— Я был в крепости Правителя, — начал Колль, едва его дочка скрылась из вида. — Он узнал, что я твой брат, и решил задержать меня до окончания Совета. С'Релла прилетела после его завершения. Стражник задержал ее и тоже отвел в крепость. Там были и другие летатели. Джем, Лигар с Трейна, Катинн с Ломаррона, кто-то совсем юный с Запада. Кроме меня и летателей, там оказались четверо певцов и двое сказителей, ну и, конечно, глашатаи и гонцы самого Правителя. Видишь ли, он хотел, чтобы все узнали о том, что он сделал, чтобы весть об этом облетела всю Гавань Ветров. Нас он выбрал в качестве свидетелей. Стражники отвели нас во двор и заставили смотреть.
— Нет! — вскрикнула Марис, крепче обнимая С'Реллу. — Нет, Колль, он не посмел! Он не мог!
— Тайю с Тайоса повесили вчера на закате, — резко сказал Колль, — и никакие «нет» ничего не изменят. Я видел это своими глазами. Она хотела что-то сказать перед смертью, но Правитель не разрешил. Петлю завязали скверно, при ее падении шейные позвонки не сломались, и она задохнулась. Не сразу, очень медленно.
С'Релла вырвалась из рук Марис.
— Тебе повезло, — с трудом выговорила она. — Он мог бы послать за тобой… Марис, Марис, я не могла отвести глаз… Я… Это было ужасно. Ей даже не дали сказать последнее слово… А хуже всего… — Ее голос прервался.
Из леса вышли Эван с Бари, но Марис не видела их, не услышала, как Эван весело крикнул, здороваясь. Она вся оледенела, ее душила та же тупая тошнота, как после смерти Расса, как тогда, когда Холланд пропал в море.
