Это было весьма заманчиво. И следует признать чудом, что он сумел удержать себя. Пэкстон понимал, что он не испытывал бы сейчас такой мучительной неудовлетворенности, и плоть его не пылала бы столь нестерпимым огнем.
Но как бы там ни было, Пэкстон был буквально заворожен ее красотой, — только так мог он объяснить себе, почему именно отважился коснуться этой женщины, даже поцеловать ее.
Сейчас он пытался понять, что же произошло в действительности.
Он желал Алану, он хотел своим мощным телом накрыть ее, сильно раздвинуть ее ноги и оказаться одним целым с этой женщиной, так чтобы наградой было полное физическое удовлетворение. Что ж, он ведь и вправду мог получить ее. Все, что требовалось, — так это позвать священника и предъявить Алане указ Генриха.
«Советую поумерить свой пыл, иначе и тебе лежать рядом с ним…»
Именно эти слова сказал не так давно Пэкстон сэру Грэхаму, подразумевая участь Гилберта. Эти слова сейчас крутились у него в памяти, звучали, казалось, все громче и громче, отчего он даже почувствовал легкое головокружение.
Его желание вскоре улеглось, и, оттолкнувшись от стены, Пэкстон двинулся по коридору, спустился по лестнице и оказался в зале.
Алана, без сомнения, была прекрасной женщиной, но и вероломной, о чем также не следовало забывать. Придя к такому заключению, Пэкстон решил быть с ней всегда начеку.
Алана взялась за край бочонка, стоявшего тут же рядом, как вдруг вспомнила поцелуй Пэкстона, и на нее накатила жаркая волна. Алана испытала такое сильное потрясение, что едва не задохнулась.
С прошлого вечера и вплоть до сегодняшнего дня она не могла выбросить из головы эти воспоминания. Не могла перестать думать о нем.
Черт бы его побрал, такую бурю он раскрутил в ее душе!
Рассерженная на себя за то, что позволила ему проявить власть над собой, Алана оттолкнула от себя пустой бочонок и принялась подсчитывать сложенные в углу кладовки запасы провизии.
Она и пришла-то в кладовку, чтобы избавиться от мыслей о Пэкстоне и занять голову чем-нибудь другим.
Пересчитывая провизию снова и снова и всякий раз получая новые результаты, она поняла, что чем- либо полезным едва ли сейчас сможет заняться. Опустив плечи, она уселась на один из мешков.
Да что же с ней такое?!
Ладно бы никогда прежде ни один мужчина не целовал ее… Гилберт, особенно в самом начале их совместной жизни, целовал ее очень часто. Но поцелуи его делались все более и более редкими. Плотское удовольствие — вот единственное, что Гилберту было нужно.
Алана от омерзения передернула плечами.
Едва вспомнив про Гилберта, она ощутила противный кислый вкус во рту. Со временем муж стал вызывать у нее сильнейшее отвращение. У нее вызывала отвращение сама мысль о том, что он может коснуться ее тела.
Занятие любовью — как же это было омерзительно!
Она состроила гримасу.
Но если она искренне так думала о подобного рода вещах, почему же в таком случае из головы у нее не выходил Пэкстон и она представляла, как они сплетаются в жарком объятии, как Пэкстон сильно входит в нее, а она жадно принимает всякий его выпад, хорошо чувствуя напряженный его член?..
Алана почувствовала, как вновь в ней разгорается пламя, едва только она вообразила себе картинку из своих ночных снов. Лицо ее пылало, было трудно дышать, потому что воображенное казалось таким реальным, как если было бы на самом деле.
Нет, так не должно быть…
Представлять себя и Пэкстона любовниками — попусту тратить время. Ведь он был нормандцем, врагом ее народа. Дилан, о котором Мэдок сказал, что тот благополучно переправился через реку назначенным утром, Дилан предупредил, что если только Пэкстон попробует прижать ее, то об этом ему очень горько придется пожалеть. Ну так хотелось ли ей, чтобы из-за нее погиб еще один человек?
Пусть он назвал ее лживой женщиной, давая понять, что считает Алану убийцей мужа. Но тут он был прав. Пэкстон не доверяет ей, и Алана понимала, что ей нужно держаться подальше от него.
«О, горе горькое…» — подумала она, поднимаясь на ноги. Эту глупость нужно прекратить…
Решительно настроенная заняться чем-нибудь полезным, она вновь вернулась к мешкам с провизией и принялась их пересчитывать.
Дверь за ее спиной открылась.
Полагая, что это пришел Мэдок, она обернулась, чтобы попросить его о некоторой помощи. Однако лицо Аланы тотчас же вытянулось, когда она увидела, кто именно вошел в кладовку.
— Ну и ну, лопни мои глаза, если это не маленькая сука-убийца собственной персоной! — рявкнул сэр Годдард, и в глазах его полыхнул мстительный злобный огонь.
Глава 6
От страха по спине Аланы пробежали мурашки, — едва только она осознала, какая опасность ей грозит.
Она понимала, до какой степени сэр Годдард ненавидит ее и вообще всех уэльсцев. И ненависть эта особенно усилилась после смерти Гилберта. Когда же дюжина рыцарей на глазах сэра Годдарда также оказалась перебита уэльсцами, ненависть его еще больше усилилась. Он жаждал отмщения, а блеск его глаз явно свидетельствовал, что сэр Годдард не остановится ни перед чем и отомстит Алане.
Ее первая мысль была — закричать. В любой другой день Алана именно так бы и поступила, и на ее крик сбежались бы люди со всего замка.
Однако сегодня никого не было в замке: одни работали во дворе, другие вообще находились за пределами крепостной стены, где под надзором Пэкстона старательно возводили каменную стену.
Поняв таким образом, что рассчитывать она может только на себя, Алана принялась осторожно пятиться, пока не уперлась в мешки с заготовленным мясом. Глаза ее лихорадочно осматривали кладовку, отыскивая какое-нибудь подходящее оружие.
Был у нее, правда, нож с небольшим лезвием на поясе, однако Алана понимала, что против такого крупного и сильного мужчины маленький нож не поможет. Что крошечный нож против той ненависти, которая двигала сейчас Годдардом!
Что ж, она, конечно, могла несколько раз ударить своим ножичком, могла раз-другой поцарапать Годдарда, прежде чем он вырвет нож из ее рук. Таким образом этого человека не остановить.
Так и не найдя предмета, который послужил бы ей надежным оружием и защитил в данной ситуации, Алана решила положиться на свою сообразительность, которая сейчас ее могла выручить.
— Полагаю, вы явились, чтобы забрать свою ежедневную порцию вина, — сказала она, расправив плечи. — Бочки стоят вдоль той стены, графины стоят там же, на полке.
— Я и сам знаю, где бочки, — рявкнул он. Войдя, наконец, в кладовку, Годдард плотно закрыл за собой дверь. От громкого звука Алана вздрогнула.
— Да, я пришел сюда налить винца, — продолжал он, — и разживусь вином… как только разделаюсь с тобой.
Для выпивохи он двигался чрезвычайно проворно. Прежде чем Алана успела вытащить свой нож, Годдард был уже рядом. Схватив женщину за тонкие запястья, он пихнул ее на мешки и навалился сверху, придавив Алану своим огромным пузом.
— Ты, тварь, слезай с меня! — крикнула она. Алана пыталась вывернуться, однако безуспешно. Он был слишком сильным и тяжелым. — Убирайся, я сказала!
— Не-ет уж, теперь ты сполна получишь все, что заслужила.
Удары сердца оглушительно отдавались в ее ушах, увеличивая напряжение и усиливая страх.
«Ну вот, положилась на свою сообразительность…» — подумала она, чувствуя, что находится на грани истерики.
От тяжести Годдарда ее грудь сдавило, было тяжело дышать. Втягивая ртом и носом воздух, Алана почувствовала поднимавшуюся тошноту. От Годдарда исходил омерзительный запах, ибо этот человек много дней не мылся и пил не просыхая.
