Заговор маршалов. Британская разведка против СССР

двухфронтовой и даже многофронтовой войны за счет опоры на военно-политический союз с СССР (т. е. в случае успеха заговора по свержению Сталина) намеревалась со всей решительностью полностью поквитаться с Западом за унижения Версаля;

б) внутрисоюзная — считая бессмысленной ставку на союз с западными демократиями, продолжала активно делать ставку на продолжение вселенского разбоя под лозунгом «перманентной мировой революции», в чем она видела свой специфический идеал «возврата к Ленину» (Сталина тогда в основном обвиняли, что он предал «мировую революцию», которую предать-то было невозможно, поскольку ее как таковой и не было, а был Коминтерн, которому эта самая «революция» мерещилась во всех уголках планеты и руководство которого не собиралось понимать, что его главная задача выступать инструментом влияния в обеспечении безопасности СССР, но никак не инструментом всемирного разбоя). Любопытная деталь: в СССР даже в таком, казалось бы, непременно обязанном быть единым в проведении единой внешней политики учреждении как МИД — в те годы НКИД — и то существовали две мощные «партии»: «германофильская» во главе с Крестинским и Стомоняковым (оба заместители наркома; последний и вовсе был не просто германофилом, но именно же германофилом евразийской ориентации с ярко выраженной провосточной ориентацией), и «вестфильская», т. е. прозападная, во главе с самим народным комиссаром иностранных дел М. М. Литвиновым. Печально, но факт, что несмотря на весь их «интернационализм», мощнейший «водораздел» между этими «партиями» пролегал по сугубо национальному признаку — «вестфилы» в основном были евреи, хотя и включали в себя представителей других национальностей, а «германофилы» в основном неевреи — русские, да и иных, в т. ч. славянских, национальностей (Стомоняков, например, был болгарином), хотя и среди них была часть евреев. В «мясорубке» 1937–1938 гг. «германофилы» в основном сгинули с подачи «вест-филов» до такой степени, что когда Молотов в мае 1939 г. сменил Литвинова на посту наркома иностранных дел, то у него задача была, как он сам же и говорил, «прикрыть эту еврейскую лавочку»;

в) внутрияпонская, настаивая на «перманентной экспансии» (автор термина — Рихард Зорге), в т. ч. и с применением военной силы, единственную проблему видела только в определении главного азимута экспансии — на Север или на Юг. Однако и в том, и в другом случае она прекрасно отдавала себе отчет, что главный противник у нее англосаксонский Запад, прежде всего Великобритания и США, интересы которых в азиатском регионе были обширны, а в качестве союзника она рассматривала именно пост СССР (т. е. после свержения Сталина), ибо без такой опоры тягаться с Западом Япония не могла по экономическим причинам.

4. Это произошло в тех самых государствах, фактическое совпадение базирующихся на антизападной основе геополитических целей оппозиции в которых, в двух случаях — германском и японском — всерьез стимулировалось еще и откровенно корыстными соображениями чисто экономического характера.

Да и как, например, те же германские генералы могли забыть, что именно слабость сырьевой, особенно топливно-энергетической, базы и острая зависимость от импорта в конечном итоге поставила Германию на колени в годы Первой мировой войны, несмотря все техническое и технологическое превосходство германского ВПК. Естественно, что практически ничем не отличаясь от Гитлера в геополитических амбициях, особенно же по части «Лебенсраума» («жизненного» пространства»), германская генеральская оппозиция именно в «мирной опоре» на ресурсы постСССР и исключенности вероятности двух- и даже многофронтовой войны как раз и усматривала залог реальности успеха в том, чтобы до основания поквитаться с тем же Западом.

…Термин «мирная опора» — отнюдь не случаен. Дело в том, что по инерции давних времен у нас по-прежнему приписывают происхождение кровожадных планов Гитлера насчет «жизненного пространства» Карлу Хаусхоферу. Не питая, тем более в ретроспективе, абсолютно никаких иллюзий в отношении этого, по-своему выдающегося геополитика, тем не менее следует указать, что Карл Хаусхофер никогда не провозглашал необходимости расширения «лебенсраума» для Германии за счет применения «огня и меча» в отношении славян и их земель. Гитлер «самостоятельно», т. е. с помощью других лиц, дошел до этих человеконенавистнических, зоологически славянофобских планов. Хаусхофер же подразумевал экономическую интеграцию, естественно, исходя из неоспоримого, по его мнению, превосходства германской экономики, что в сущности означало только одно: Россия становилась сырьевым придатком Германии (что и предусматривалось еще «планом Дауэса»), а в политическом смысле это означало бы поглощение экономически слабого экономически сильным. В общем-то именно поэтому в планах внутрисоюзной оппозиции и фигурировали территориально-экономические уступки и концессии, как плата германской стороне за ее благосклонность (подробная информация в деталях всплыла на процессах 1937– 1938 гг.).

В связи с этим вновь хотелось бы подчеркнуть то обстоятельство, что подавляющее число планов и замыслов, идей и концепций Карла Хаусхофера всегда носили двойственный характер — одна правда для своих, другая для партнеров, в т. ч. и советских. Причем часто «двойное дно» его идей и концепции имело еще и второй эшелон двойственности. Это особенно ярко проявилось непосредственно накануне нападения Германии на СССР — фактически им же, но более всего его сыном Альбрехтом организованный перелет Тесса в Англию преследовал цель создания совместно с Западом некой федерации «против советской Евразии» на базе тесного англо-германского сотрудничества, вплоть до слияния армий и флотов. Тем самым была предвосхищена идея НАТО, причем за 8 лет до ее практической реализации!..

От природы до крайности обделенная ресурсами Япония тем более все свои действия по реализации экспансионистских планов в открытую увязывала с решением экономических задач своего развития, особенно своего ВПК (это очень хорошо видно даже по названию статьи Р. Зорге, посвященной приходу принца Коноэ на пост премьер-министра) — ведь ее импортная зависимость по важнейшим показателям, как правило, превышает не только две трети, но и очень часто вообще три четверти. Именно поэтому со времен «революции Мэйдзи» (60-е гг. XIX в., когда Страна восходящего солнца встала на путь индустриального развития) ее внешнюю политику и дипломатию так и называют единым термином — «экономическая дипломатия».

Совершенно естественно, что при таких принципиальных исходных данных японские евразийцы, хоть в оппозиции, хоть непосредственно пребывая у власти, буквально физически не могли и не смогли бы проигнорировать экономические проблемы в поисках геополитического союзника для реализации своих амбициозных планов в регионе. Вопрос упирался лишь в «технологию» — развязать или разрубить «гордиев узел» на пересечении двух и так теснейше взаимосвязанных проблем: экспансионистские планы японской правящей элиты властно требовали подкрепления, и реальной военной мощью, и сырьевыми ресурсами. С постановкой вопроса о выборе конкретного направления экспансии вся эта проблема превращалась в старинный философский спор о том, что было вначале — яйцо или курица…

Судя по тому, как развивались события в 1937 г., в самый канун прихода лидера японских евразийцев принца Коноэ на пост премьер-министра, вопрос стоял так, что за счет блокирования (или создания видимости блокирования) по геополитическим соображениям с внутрисоюзной оппозицией, в т. ч. и при посредничестве германской оппозиции, получить от постСССР необходимые ресурсы и затем уже приступить к экспансии евразийского толка, т. е. в южном направлении. Ведь на процессах 1937–1938 гг. также всплывал и вопрос о готовности оппозиции предоставить Японии концессии на Советском Дальнем Востоке, в т. ч. и нефтяные. В связи с этим хотелось бы напомнить одну почти забытую деталь. У «разоблачителей» одно время в разговорах о «невинных» военных заговорщиках мелькал аргумент о том, что они-де правильно ругали Сталина за то, что он продал японцам КВЖД. Но надо помнить, что КВЖД (вместе с ЮМЖД) была прямой причиной русско-японской войны 1904 г. (спровоцированной Великобританией), позора Портсмутского соглашения 1905 г., «революции» 1905 г., что именно на КВЖД произошел, хотя и при прямом участии китайских войск, но ведь и при прямом «Содействии» Японии (тогда управлявшейся ярыми «ат- лантистами»), вооруженный конфликт в 1929 г. А кроме того, КВЖД (вместе с ЮМЖД), как неотъемлемая тогда составная часть Транссибирской магистрали, и вовсе являлись одной из главнейших причин Первой мировой войны, что достаточно хорошо известно по истории. Как можно было обвинять Сталина в том, что он в целом с приличной выгодой для своего государства продал милитаристски настроенной Японии не столько даже последний огрызок колониального прошлого царской России (хотя КВЖД и строилась без характерного для Запада колониального разбоя, сугубо мирным путей, на основе русско-китайского договора 1896 г.), сколько вполне реальное яблоко раздора Токио с тем же Западом — Великобританией, США и даже