— Не знаю, господин, не знаю. — Шваб побледнел еще больше. — Клянусь Господом нашим, не я, не я, — понес какую-то чушь окончательно перетрусивший хозяин.
— Откуда это? — Палец Карла вытянулся в сторону рыжего слуги, указуя на отсутствующий кончик носа.
Тот успел прийти в себя, как-то заискивающе улыбнулся, но ответил правильным, грамотным языком:
— Сражался, господин, в Аквитании, под знаменами короля Пипина. Да вот не повезло. Нос потерял, да ногу падавший конь покалечил. Не успел отпрыгнуть, как его туша меня придавила.
— Так ты воин? А говорят, крестьянствовал?
— Крестьянин-воин, господин. Если надо было нашему славному королю, упокой Господи его душу, прижать заносчивых аквитанцев, так отчего же не повоевать?
— Как зовут?
— Как родители назвали, не знаю. Младенцем мать и отца потерял в междоусобице баронской, а кликали Шмуклином.
За столами так и покатились со смеху, но Карл бросил на левдов грозный взгляд, хотя и сам еле сдержал улыбку, и те умолкли.
— Виллик же прозвал Редруфом, так и хозяин кличет, — не обратив внимания на смех, продолжил рыжий слуга.
Карл непонимающе посмотрел на шваба, но тот лишь трясся и продолжал нести околесицу:
— Не я… Виллик привел… Прозвал…
— Ольвед, Оврар, — голос Карла не предвещал ничего хорошего, — утром отправитесь в Геристаль, разберетесь, почему Асприн наших крестьян доводит до разорения. Если сочтете нужным — вздернете нерадивого. Потом догоните нас. А ты, шваб…
Но юный девичий голос перебил Карла:
— Пощади отца, государь. — И девчушка, догадавшаяся, кто их гость, бросилась на колени.
Хозяин, услышавший, какая участь уготована виллику и начавший наконец понимать, кто перед ним, молча рухнул рядом.
Только сейчас Карл обратил внимание на прислуживавшую ему юную швабку.
«Красавица», — мысленно оценил он девичьи прелести.
Перед ним на мгновение мелькнул образ Химильтруды и тут же пропал.
— Ладно, встаньте. В конце концов, большой вины вашей тут нет. — Голос Карла зазвучал спокойно. — Но завтра же вернешь свободу Редруфу-Шмуклину. А ты, малый, — Карл повернулся к так и стоявшему с охапкой плащей в руках рыжему слуге, — вернешься на свой надел. Ольвед проследит. И чтоб работал без лени.
Тот лишь молча кивнул, снова в растерянности моргая глазами.
— Да отнеси ты наконец сушить наши плащи, — снова взорвался Карл.
— Все сделаю, государь, все сделаю, — прорезался голос ожившего шваба, — но виллик Асприн… сам привел… все заплатил…
— Хватит нести чушь, у тебя только деньги на уме. Вот возьми. — И с этими словами Карл бросил хозяину кошель с парой десятков денариев.
От очага неожиданно потянуло горелым.
— Да ты, собака, жаркое сжег. Самого поджарю! — вскричал Карл, но глаза его уже смеялись.
Хозяин подскочил как ужаленный и бросился переворачивать вертелы. За столами раздался дружный хохот.
— Как тебя зовут, красавица? — заговорил Карл тем голосом, который так часто зачаровывал молодых жеманниц, левой рукой приподнимая красиво склоненную голову девушки и заглядывая в смущенно потупившиеся карие глаза.
— Ирмингарда, государь.
— Красивое имя. После ужина ты покажешь мою комнату и зажжешь в ней свечи.
— Да, государь.
Утром, после бурно проведенной ночи в объятиях золотоволосой полногрудой швабки, Карл продолжил путь. Но сейчас он уже не нахлестывал коня, хотя оставался по-прежнему молчалив и мыслями витал далеко и от Дюрена с оставшейся там Химильтрудой, и от матушки с вечными планами и проблемами.
3
Дня через три, ранним погожим утром, Карл в сопровождении Харольда — Ольвед и Оврар еще не прибыли — и нескольких левдов выехал из ворот заново отстраивающегося и приукрашивающегося Валансьена и поскакал на запад. Заливистые голоса гончих, радующихся предстоящей охоте, и шуршание опавших листьев под копытами лошадей сопровождали эту маленькую группу всадников.
Вообще-то Карл собирался поохотиться на оленей в одиночестве, но вчерашним вечером местный лесничий рассказал о появившемся в окрестностях гигантском зубре, и Карл, тут же загоревшийся идеей охоты на этого опасного зверя, решил захватить с собой несколько человек — на всякий случай. Зубр — это не какой-то вам беззащитный олень и даже не кабан. А тем более такой громадный, если верить рассказчику.
На этот раз Карл вооружился не только луком, но и шестифутовым копьем, железный наконечник которого был насажен на крепкое ясеневое древко. Сбоку на поясе висел привычный Карлу обоюдоострый длинный кинжал. Копьем Карл с детства владел не очень уверенно, предпочитая легкие метательные дротики — ангоны, но в предстоящем поединке со столь грозным противником оно явно становилось нелишним. Впрочем, Карл не собирался отказываться и от иной попавшейся на глаза добычи.
Около часа всадники медленно двигались берегом реки, но вот собачья свора буквально наткнулась в прибрежных кустах на целое кабанье семейство. С визгом, злобным хрюканьем, так и не закончив водопоя, кабаны рванулись прочь, продираясь сквозь заросли ракитника и подминая на своем пути молодую поросль. Забирая левее и уходя все дальше от реки, свиньи ломились, не разбирая дороги. Следом неслись собаки, далеко выбрасывая вперед длинные лапы и как бы стелясь над землей. За ними, взяв резко в галоп, скакали Карл, Харольд и трое левдов. Не было обычного свиста, улюлюканья. Всадники неслись молча, и лишь дробный перестук копыт сопровождал эту бешеную скачку. Когда кабанье семейство разделилось, рванув каждый в свою сторону, разделилась и свора. Карл взял еще левее и устремился за матерым вожаком стада. Ни Харольд, ни другие охотники, скрытые деревьями и кустарником, этого не видели.
Погоня длилась уже долго. Поляны и полянки сменяли друг друга, пролетая под копытами резвого жеребца, а в следующий миг Карл уже продирался сквозь колючий кустарник.
Он выехал на эту охоту на молодом рыжей масти берберийце, но даже эта быстроногая, выносливая лошадь через полчаса такой скачки стала сдавать, и вскоре Карл не только потерял кабана и преследующую его собаку из виду, но и перестал слышать ее лай. Кабан уходил все дальше, забираясь в такие дебри, что преследование становилось невозможным.
Карл перевел на рысь подуставшего жеребца, еще раз прислушался, позвал собаку, но, не услышав ни звука, развернул коня и, сориентировавшись по деревьям, направился к реке.
Неожиданно справа раздался хруст и треск, как будто что-то невероятно огромное продиралось, проламывалось сквозь кусты и низко свешивающиеся сосновые ветви. Затем послышалось мрачное сопение, и на небольшую полянку, пересекаемую Карлом, выбрался здоровенный бычина.
Да, лесничий не соврал и не приукрасил ни на йоту. Высотой в холке зубр достигал макушки Карла. Мощная широкая грудина, здоровенные рога, венчавшие тяжелую кудлатую голову, массивные ноги, слегка утопавшие во влажном мху, могли внушить страх кому угодно. Никогда прежде Карлу не приходилось видеть такого гиганта.
Неожиданность встречи не помешала Карлу, опытному охотнику, мгновенно сдернуть лук, положить стрелу и, тронув берберийца, заехать сбоку и послать стрелу прямо в шею гигантского животного.
