знаю.
И, немного помолчав, добавила:
— С мамой ее мужа, я так понимаю.
— Тогда за убийцей и ходить далеко не надо! — восхитилась Мариша. — Свекровь ее и отравила.
— Ты ничего не знаешь! — воскликнула Юля. — Свекровь у Аньки была мировая. И когда муж от Аньки гулять начал, то свекровь на сторону невестки встала. И сразу же своему сынку сказала: «Ты можешь уматывать куда угодно, а я Анечку в обиду не дам. И жить она останется вместе со мной. Она мне как дочка».
— Очень благородно, — отреагировала Мариша. — Просто чудеса.
Ты так говоришь, будто бы не веришь! — обиделась Юлька. — А я говорю все как было. Мне Анька сама рассказывала.
— Тебе-то я верю, — поспешила успокоить ее Мариша. — Не верю, что бывают такие свекрови. Уверена, эта особа просто прикидывалась любящей матерью для своей невестки.
— Ну и…
— И это только подогревает мое желание поскорей пообщаться с Анькиной свекровью, — сказала Мариша и тут же добавила со вздохом: — Впрочем, если это она невестку отравила, то никаких следов телятины мы в ее холодильнике уже не обнаружим. Она уже ее всю давно выкинула и квартиру проветрила. Чтобы, значит, даже и запаха любимой «доченьки» не осталось.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Тем не менее, несмотря на страшные Маришины подозрения, Анькина свекровь встретила подруг с заплаканными глазами. Одета она была хоть и по-домашнему, но в темные вещи, которые должны были означать траур по близкому человеку. Единственное светлое пятно в ее туалете был свеженький кухонный передничек с симпатичным кроликом — эмблемой «Плейбоя» — на груди.
— Вы уж меня простите, что я вас в таком виде встречаю, — произнесла женщина, одновременно снимая шаловливый передничек, — но я с поминальной трапезой вожусь. Надо же Анечку в последний путь как полагается проводить.
— А разве у нее нет никого ближе вас? — невольно вырвалось у Мариши.
— Куда же ближе? — тут же отозвалась Анькина свекровь. — Сиротка ведь она. Только мой сын да я. Вот и вся ее родня.
Маришу почему-то покоробила эта фраза, к тому же прозвучавшая так складно. Несмотря на красные глаза и приготовления к поминкам, Анькина свекровь доверия ей не внушила. Звали ее Домидора Ивановна. И странное имя дал ей родной отец, твердо решивший, что хоть в чем-то его дочь будет отличаться от своих сверстниц. И так как он не мог ждать, чтобы девочка подросла и проявила хоть какие- то таланты, то и нарек младенца столь странным для русского уха именем, выкопав и немного переиначив его из какой-то книги по истории средневековой Испании.
— Проходите в гостиную! — пригласила подруг Домидора Ивановна.
И она указала подругам на два неудобных, слишком уж низких кресла. Попа в них проваливалась, а колени, наоборот, задирались слишком высоко. Для менее подвижных людей, чем были подруги, такие кресла являлись настоящими ловушками. Сев в них один раз, выбраться назад было уже невозможно.
— Так и о чем вы хотели со мной поговорить? — поинтересовалась Домидора Ивановна, загнав своих гостий в эти самые кресла. — Я по телефону что-то не очень поняла.
— Мы хотели у вас спросить, а какие отношения были у Ани с ее мужем? — пытаясь принять в ужасном кресле более или менее достойное положение, произнесла Мариша.
Согласитесь, трудно беседовать и сохранять при этом достоинство, когда ваши ноги то и дело задираются выше головы.
— А в чем дело? — наблюдая, как показалось подругам, со злорадством за Маришиными мучениями, поинтересовалась Домидора Ивановна. — Почему вас всех интересует мой сын?
— Всех? — насторожилась Юля. — А кого еще? Милицию?
— Да, — не слишком охотно, но все же кивнула Анькина свекровь. — Приходят, всякие вопросы идиотские задают. Что ела да куда ходила! А я откуда знаю! Меня дома вообще не было!
— А где вы были?
— Я экскурсовод! — с достоинством пояснила девушкам Домидора Ивановна. — И я работаю. В этот раз я уезжала с трехдневной экскурсией в Новгород. Только вчера вечером вернулась. И сразу такие новости! Ужасно!
И, поднеся к лицу чистый платочек, она промокнула глаза. Подруги переглянулись. Одной только фразой Домидора Ивановна лихо расправилась со всеми подозрениями в свой адрес. Была в Новгороде с экскурсией. Небось не меньше, чем три десятка человек могут подтвердить ее алиби. Крутилась целыми днями среди людей. И не было у бедной женщины ни малейшей возможности приехать в Питер и отравить невестку.
Но это не снимало подозрений с ее сына — Семена. И Мариша, которой наконец удалось примоститься на краешке кресла таким образом, чтобы ее глаза находились на одном уровне с глазами Домидоры Ивановны, продолжила беседу.
— Мы про Семена спрашивали, потому что тревожимся за него, — лицемернейшим тоном произнесла она. — Как он смерть жены перенес? Страдает?
— А вы как думаете? — возмущенно фыркнула Домидора Ивановна. — И хотя в последнее время они часто ссорились и он даже на время перебрался жить в другое место, но ведь все равно они были мужем и женой. И их очень многое связывало. В том числе и сильное обоюдное чувство.
Подруги только мысленно хмыкнули. Вот ведь завернула! Перебрался жить в другое место. К любовнице он ушел! Обоюдное чувство! Небось ненавидели бывшие муж с женой друг друга до усрачки. И чего только Анька осталась жить в этой квартире, где ей все напоминало о подлеце муже?
— Я уверена, что, если бы Анечку не убили, они бы с Семеном обязательно снова нашли общий язык! — продолжала разливаться соловьем Домидора. — Я потому и предложила Анечке остаться жить со мной, верила: Сеня вернется к ней.
— А Аня хотела уйти? — наконец подала голос Юля.
— Да куда же ей было идти? — простодушно отозвалась свекровь. — Свою комнатку она давно продала. И к нам прописалась.
— Продала? — вырвалось у подруг.
— У Сени были неприятности в бизнесе, — потупив красные глазки, призналась Домидора Ивановна. — Вот Анечке и пришлось… Хотя я была против… Но такая уж сложилась ситуация, надо было что-то продать.
Ну конечно! Муж наделал долгов. А продать пришлось почему-то комнату жены. Собственно говоря, единственное имущество, которое у той имелось. Потому и прописали невестку в свою квартиру, куда же еще? Наверное, тогда мамаша не думала, что ее сынок задумает уйти от жены. Но он задумал. И Анечка осталась у Домидоры Ивановны в квартире. В качестве кого осталась?
Вряд ли Домидора в самом деле испытывала к фактически бывшей невестке теплые чувства. Наверное, присутствие в доме молодой и ставшей чужой женщины здорово действовало ей на нервы. А еще больше на нервы капал тот факт, что никуда от этой Анечки, как ни крутись, не денешься. Квартирка у Семена и его мамаши была хоть и двухкомнатная, но для размена явно неподходящая.
Выдели Домидора Ивановна своей теперь уже почти бывшей невестке отдельную комнату, самой пришлось бы перебираться тоже в коммуналку. На однокомнатную и комнату их с Семеном квартира при разъезде никак не тянула. Разве что доплатить.
Но, похоже, особых денег в семье не водилось. Мебель явно еще советского производства. Тот самый холодильник, куда так стремились сунуть свои любопытные носики подруги, тоже допотопный, не раз закрашенный свежей краской, чтобы хоть как-то скрыть его неприглядный внешний вид.
