Каллен сложил руки.
— Продолжай.
— Ты хочешь попросить меня подписать документы о получении определенной суммы. Согласно этой бумаге, я освобождаю тебя от ответственности в будущем.
Неужели он думал, что она не догадается без его объяснения?
— Конечно, — холодно продолжила она, — мы оба знаем, что пустая трата времени печатать эти бумаги.
— Правильно.
— Я могу пойти к судье в любое время и сказать ему, что совершила ошибку, подписав твои бумаги. Потребовать еще денег или сказать, что мне недостаточно хорошо все объяснили.
— Снова правильно.
Марисса сузила глаза.
— Я говорю все это тебе, чтобы ты не слишком расстроился, если я скажу, что ничего не буду подписывать.
— Неужели?
Он сказал это успокаивающим тоном. Марисса почувствовала беспокойство, что было довольно глупо.
— Я ничего не приму от тебя, Каллен. Я сказала, что ничего не хочу от тебя.
— Ты дашь ребенку мою фамилию?
— Ты хочешь этого?
— Ответь мне, — резко сказал он, делая шаг в ее сторону. — У тебя на все свои планы, Марисса. Как же насчет моих желаний?
— Я… я дам ребенку твою фамилию, если ты этого хочешь. Нет причины моему ребенку быть… быть…
— Ублюдком, — холодно сказал Каллен, — ты это хотела сказать? Ему нет причины жить в бедности.
— Бедность не порок!
— Разве ты не считаешь, что ребенку нужна обеспеченная жизнь? Хорошая школа? Дом, который находится не в опасном районе? Неужели ты думаешь, что ему нужно жить с матерью, которая работает как каторжная и не может свести концы с концами? Полагаю, ты уже позаботилась о возобновлении карьеры в «Чилибургере».
Он улыбнулся. Его улыбка напомнила Мариссе волчий оскал. Она прекрасно знала, что он прав.
— У меня есть план, — жестко сказала она.
— Неужели?
Каллен поддразнивал ее. Она могла не отреагировать на его тон. Он мог ранить только ее гордость, но гордость — это все, что у нее осталось.
— Я не всегда буду зарабатывать только на хлеб. Как только встану на ноги, я собираюсь восстановиться в университете.
— И когда это произойдет? Через пять лет? Через десять?
— Не твое дело.
— О, конечно, — холодно сказал он. — Но до того, как это случится, что будет с моим сыном?
— Ты говоришь это так, будто мой ребенок принадлежит тебе.
Снова Каллен по-волчьи улыбнулся. Он быстро подошел к ней, схватил ее за запястье.
— Этот ребенок принадлежит мне, так же как тебе.
— Нет! Это не так! Каллен…
— Почему ты ненавидишь меня? Ты беременна, но ты любила меня так же, как я тебя.
— Пусти!
— Ты не думала о ненависти в ту ночь, когда мы занимались любовью.
— Это не любовь! Это… это аморально! Это было неправильно, это было…
— Этого мы оба хотели. Ты знаешь сама.
Она пыталась не смотреть на него, не видеть его злой взгляд. Но Каллен схватил ее за подбородок и приподнял его.
— Ты сгорала от любви ко мне той ночью, Марисса. Ты хотела чувствовать мои руки, мои губы…
Марисса выкрикнула испанское слово. Каллен знал, что оно значило.
Это было грязное ругательство.
— Лгунья, — резко сказал он, а потом поцеловал ее.
Она яростно сопротивлялась: укусила его за нижнюю губу, била его кулаками в грудь, но он все целовал и целовал ее…
Каллен почувствовал, как она сдалась. Ее губы смягчились, ее дыхание слилось с его дыханием.
Теперь он начал возбуждаться. Он хотел поднять ее на руки, отнести в спальню, слиться с ней, как тогда…
Его рука упала на бедро. Воздух с силой вырывался из легких. Он наблюдал за тем, как расширились глаза Мариссы. Она прислонилась к столу. Они смотрели друг на друга. Оба были напряжены. Марисса отошла от него.
— Ладно. — Ее голос был хриплым. — Я подпишу твою бумагу. Я возьму чек, так что у тебя будет чистая совесть. Но я обещаю, я порву его пополам, как только…
— Нет.
Слово Каллена напоминало удар хлыста — так резко оно было произнесено. Марисса повернулась и посмотрела на него.
— Но ты сказал…
— Я еще ничего не сказал. Никогда не говори мужчине, что он скажет, до того, как он это произнес. В девяти случаях из десяти ты ошибешься. В десятом случае он скажет все наоборот — назло.
Марина внимательно смотрела на него.
— Тогда зачем ты пришел сегодня?
Он улыбнулся, и она поняла, что навсегда запомнит эту холодную улыбку.
— Я пришел сказать тебе, что будет с нами дальше, — мягко проговорил он.
— Что?
Каллен наклонил голову. Он думал об этом тысячи раз после разговора с Сином, придумывал план действий, корректировал его, обновлял…
Что бы там ни было, ребенок в чреве Мариссы Перес был его ребенком.
Что бы там ни было, он чувствовал себя ответственным не только за его зачатие, но и за всю его жизнь.
Что бы там ни было, до последней ночи он мог придумать только один выход из положения.
— А случится то, — мягко сказал он, глядя Мариссе в лицо, — что ты будешь моей женой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Каллен просил Мариссу стать его женой.
Его женой!
Неужели он действительно думал, что она выйдет за него? Это предложение было так нелепо, что ей захотелось рассмеяться… Но он смотрел на нее слишком серьезно, и ей стало ясно, что он не шутит.
— Итак? — сказал он. — Молчишь? Это не похоже на тебя, Марисса. Тебе всегда есть что сказать.
Он был так самодоволен, так уверен в себе. Может, он ожидал, что она упадет к его ногам в порыве благодарности? Или зааплодирует, принимая его жертву? Связать себя с мужчиной, которому ты не нужна, только чтобы успокоить его совесть?
Он делал большую ошибку.
