кружевного дамского белья, где каждый стежок делался вручную.
Белье компании «Шелковая бабочка» всегда считалось изысканным подарком для любящих роскошь женщин.
— Я об этом слышал, — вежливо сказал Доминик.
— «Шелковая бабочка», — брезгливо бросила маркиза. — Наша марка известна в Америке, где располагается наше новое представительство. Мне не нравится это название. Наше дело имеет свою историю, свои традиции, оно родилось здесь, во Флоренции. Но я далеко не глупа, синьор. Я знаю, что Америка диктует свои законы на мировом рынке, и тот, кто хочет преуспеть, должен им подчиняться.
— Пожалуйста, называйте меня Доминик. И скажите, зачем вы все-таки пришли, маркиза.
— «Шелковая бабочка» — самое дорогое, что у меня есть.
― И?
— Мне нужно шесть биллионов лир.
— Три миллиона долларов США? — Доминик моргнул. — Простите?
— Сейчас нашим делом руководит моя внучка. Она утверждает, что нам предстоит борьба за выживание, что нам срочно нужно провести модернизацию, что мы должны переехать с места, где мы провели более пятидесяти лет, куда-то еще. Она говорит…
— Она много чего говорит, — перебил свою собеседницу немного озадаченный Доминик, — у вас разговорчивая внучка. Вы уверены, что она права?
— Я здесь не для того, чтобы выслушивать советы, синьор.
— Доминик.
— И не для того, чтобы подвергать сомнению решения моей внучки. Она успешно вела дела в течение нескольких лет. Более того, я воспитывала ее одна после смерти ее родителей. В ней достаточно итальянской крови, чтобы она осознавала ценность семейного бизнеса, но она в достаточной степени американка, чтобы понимать, как важно следовать новым веяниям в бизнесе. Последнее возможно только при наличии солидного капитала. Вот почему я пришла к вам, синьор. Мне нужно шесть биллионов лир.
Зазвонил телефон.
— Понимаю, — произнес Доминик, снимая трубку. Он прикрыл рукой трубку и вежливо улыбнулся. — Я хотел бы помочь вам, маркиза, но я не занимаюсь благотворительностью. И уверен, что вы понимаете, как дорого мое…
— Время, — не дала ему закончить посетительница. — Так же как и мое.
— Ну разумеется. Извините, но у меня важный звонок.
— Это звонит сторожевая овчарка, которая охраняет ваши двери. Скажите ей, что я еще не закончила, синьор, а я, в свою очередь, постараюсь занять не более пяти минут вашего драгоценного времени.
Доминик не мог припомнить, чтобы кто-нибудь с ним так разговаривал. Те, кто хотел попросить у него об услуге, обычно лизали ему пятки. Маркиза была настойчива, она раздражала… и в то же время она была словно глоток чистого воздуха. Он приложил трубку к уху, сказал Селии, чтобы та принимала его звонки, и подпер руками подбородок.
— Почему вы обратились именно ко мне, маркиза? Я ведь уже сказал, что не занимаюсь благотворительностью.
Ее ответ прозвучал резковато.
— Я попыталась взять ссуду в банке. Мне отказали.
— Почему?
— Люди настолько глупы, что думают, будто у малого бизнеса нет будущего, они полагают, что прошли те времена, когда женщины были готовы платить сотни долларов за такой пустяк, как белье. И уверены, что моя внучка не сможет спасти «Шелковую бабочку».
— Вы полагаете, они ошибаются?
— Я это точно знаю, — с жаром произнесла маркиза. — Женщины всегда будут жаждать дорогих милых пустячков, и если они не покупают их сами, то это делают для них мужчины.
— А ваша внучка? Вы уверены, что она способна управлять «Шелковой бабочкой»?
Если бы такая женщина, как маркиза, могла позволить себе фыркнуть, то Доминик сказал бы, что именно это она и сделала.
— Моя внучка получила степень по экономике в американском университете. Она умна, решительна и способна добиться поставленной перед собой цели. В этом она похожа на меня.
Доминик кивнул. Он не сомневался, что это была правда. Он мог с легкостью представить себе внучку маркизы, средних лет старую деву с высокомерным выражением лица, острым языком и бесконечной самоуверенностью.
— Хорошо, — сказал он. — Вы хотите, чтобы я одолжил вам деньги. Объясните, что я от этого выгадываю.
— Ваша компания недавно приобрела французский дом моды.
Это впечатлило Доминика. Новости об этом событии еще не стали общеизвестным фактом.
— И?
— И, — с нетерпением воскликнула маркиза, — вы, конечно же, не можете не понимать выгоды, которую принесет вам наше имя и наши клиенты.
Доминик оперся на спинку кресла. Возможно, в этом предложении действительно заключалась определенная выгода. Он мог проконсультироваться со своими экспертами, но вряд ли дело стоило трех миллионов долларов. И почему маркиза, рассказав ему о важности «La Farfalla» для ее семьи, в то же время хочет продать ему компанию?
— Давайте проясним ситуацию, маркиза. Вы предлагаете мне приобрести…
— Я прошу вас одолжить мне некую сумму денег, молодой человек. Сколько раз надо повторять? Я делаю у вас заем, который верну в течение пяти лет, о процентной ставке мы договоримся.
— То есть вы не хотите продать мне компанию?
— Вы что, оглохли? Я не собираюсь ничего продавать ни вам, ни кому-либо еще. Я говорю о займе. Всего лишь о займе.
Доминик озадаченно покачал головой.
— Маркиза, повторяю, я не занимаюсь благотворительностью.
В первый раз с тех пор, как маркиза вошла в офис, она, казалось, немного заколебалась.
— Я готова допустить, что в моем предложении для вас есть какая-то доля риска.
— Безусловно.
— И если вы окажете мне любезность, то я предоставлю вам пять процентов акций «Шелковой бабочки».
Доминик ничего не сказал. Пять процентов акций прогорающей компании — это звучало несколько патетично, но он был слишком вежлив, чтобы сказать ей об этом.
— Если я не смогу вернуть вам долг… — Маркиза набрала воздух в легкие. — Если вдруг случится невозможное, вы станете единоличным владельцем «La Farfalla di Seta». И ваши дизайнеры смогут продавать свои модели, используя это имя.
Пожилая женщина откинулась на спинку стула, и только теперь Доминик заметил, что ее руки, сжимавшие набалдашник трости, дрожат. Она была в отчаянном положении. Возможно, она заложила все, что имела, чтобы компания продолжала существовать, и вот теперь ставит на карту наследство и имя своей семьи — самое ценное, что у нее осталось.
Завтра его люди подтвердят то, в чем он был уверен уже сегодня. Маркиза наверняка погрязла в долгах, а ее компания не стоила и половины одалживаемой суммы. Он знал, что должен сказать ей об этом, но даже для человека без сердца, каким его все считали, это было слишком трудной задачей.
— Я слышала, что вы человек, который не боится рискнуть, — сказала старая маркиза, пока он искал нужные слова. — Разве не так вы сколотили состояние, синьор? Рискуя всем, даже собственной жизнью, когда игра стоила свеч? — Она улыбнулась. — Вы ничего не теряете, Доминик. На этот раз головой рискую я, а не вы.
Доминик поднялся со стула и осторожно помог женщине подняться.
— Договорились, — сказал он. — Три миллиона долларов на пять лет, два процента годовых.
