таманский берег были свободны. Ведь обстановка могла со дня на день измениться. Вражеский десант на Таманский полуостров на плечах отступающих войск Крымского фронта мог быть осуществлен в любое время.
Итак, наиболее рациональным решением в создавшейся обстановке было взорвать склады боеприпасов и уходить в Тамань. Такое решение я уже принял, но пока еще не доводил до командиров частей за исключением начальника политотдела Ф. В. Монастырского. Однако медлить с эвакуацией нельзя. Но как ее организовать? Прежде всего нужно взорвать склады. В тот день я в сопровождении краснофлотца Синько, который из шофера стал моим личным связным, обошел все склады и убедился, что к взрыву они подготовлены, охрана на месте и ждет только сигнала. Начальником складов был воентехник 1 ранга Загуляев, с которым я вместе лечился в госпитале. Он провел меня в склады и показал: к смертоносному грузу, разложенному на деревянных стеллажах, уже были подведены провода и [110] бикфордов шнур. И вот теперь несколько тысяч тонн боезапаса должно взлететь в воздух...
Я подумал, что взрыв может послужить для нас прикрытием от наступающего врага, если будет произведен в момент нашего отхода из крепости. Нельзя уходить, не взорвав склады, и в то же время нельзя держать оборону крепости после подрыва складов. Ведь все склады с боеприпасами, подземные, надземные и обвалованные, находились в форту «Тотлебен» — нашем самом сильном месте обороны, который одновременно был ключевой левофланговой позицией, обеспечивающей наш выход к морю, к Павловской бухте, для переправы через пролив. С подрывом складов боеприпасов мы лишались этой ключевой позиции, а в системе обороны появлялась брешь.
Где же взять плавсредства? Эта мысль неотступно преследовала меня весь день. Связи с таманским берегом по-прежнему не было никакой. Обходя и объезжая в очередной раз территорию крепости, я приказал снять все столбы электроосвещения и телефонной связи, имевшиеся там, собрать другой подсобный материал и делать плоты, связывая их проводами и чем придется. На плотах можно пересечь пролив из бухты Павловской на косу Тузла — это чуть больше трех километров. Затем около восьми километров пройти по песчаной косе, дальше через промоину до поселка Комсомольск, а там — своя сторона. Там легче.
По моему приказанию саперный взвод кавдивизии немедленно принялся за дело: казаки рубили столбы, вязали плоты, лошадьми подтаскивали их к урезу воды в бухте. При виде кипучей работы саперов- кавалеристов у меня снова появились некоторые сомнения. Ведь на Тамань нужно переправить около трех тысяч человек. Вряд ли нам удастся подготовить такое количество плотов, чтобы сразу поднять всех людей. А ведь от Тузлы эти плоты назад в крепость не возвратятся, не говоря уже о возможном, а вернее, неизбежном противодействии врага. Но выбора не было: ведь не было ни плавсредств, ни связи с Таманью...
И тут, как иногда бывает в критический момент, помог случай.
Солнце клонилось к вечеру, когда я, обходя в очередной раз свое «хозяйство», встретил на территории крепости старшего лейтенанта Л. Д. Чулкова, флагманского артиллериста штаба Керченской базы, временно назначенного командиром корректировочного поста штаба флота. Он доложил, что получил приказ отходить и уничтожить материальную часть корпоста. Проскочив берегом в крепость на [111] спецавтомашине со всем личным составом корпоста, он ждал от меня дальнейших указаний.
— Готов к выполнению любых заданий командования, товарищ комиссар, — сказал в заключение Чулков, слегка улыбнувшись и не забыв при этом лихо козырнуть и прищелкнуть каблуками.
Старший лейтенант Чулков был одним из лучших молодых офицеров штаба базы, отлично подготовленным артиллеристом и смелым моряком. Во время десантной операции он отличился как командир отдельной плавбатареи № 4. Крепко сложенный, выше среднего роста, с простым приветливым лицом, Чулков располагал к себе людей и быстро завоевывал симпатии как у подчиненных, так и у начальства.
Я вспомнил, что у Чулкова есть радиостанция и ему известны все приемно-передающие радиоволны, коды! Поэтому сразу же спросил о рации.
— Не беспокойтесь, товарищ комиссар, я приказал все уничтожить, — «успокоил» меня Чулков. — Мои бойцы, наверное, уже все разбили и разбросали. А коды я сам сжег, — добавил он, полагая, что я буду доволен проявленной им бдительностью. Но я отдал приказание:
— Немедленно, бегом к своей радиостанции! Задержать поломку!
Чулков бросился исполнять приказание и успел: один передатчик был еще цел и аккумулятор к нему тоже. Передачу придется вести открытым текстом, но так, чтобы враг не смог ничего понять. Это было очень рискованно: ведь если противник установит истинное значение слов радиопередачи, то свои, в случае неудачи задуманного маневра, могут взыскать за нарушение правил радиообмена. Но что оставалось делать? Я решил взять на себя всю ответственность за последствия.
И вот в штаб базы полетела открытая радиотелеграмма:
«Смирнову. Немедленно все посылайте в бухту Старыха.
Капитан 3 ранга И. И. Смирнов, будучи начальником оперативного отделения штаба базы, всегда был в курсе всех событий базы. А. Е. Старых — капитан-лейтенант, исполнявший тогда обязанности командира ОВР, находился в бухте Павловской, в которую я просил послать «все», то есть все плавсредства.
Ответ пришел неожиданно скоро. Около 20 часов из Тамани прибыл сторожевой катер «КМ». Старшина его доложил, что, как приказал передать оперативный дежурный [112] штаба базы капитан А. Д. Симоненко, плавсредства начнут прибывать в крепость ночью, однако точное время не сообщалось. «Исходя из обстановки», — добавил старшина катера на мой вопрос о времени.
Конечно, я понимал, как трудно будет оперативному дежурному в условиях общего отступления фронта найти для нас достаточное количество плавсредств. Тут нужна была настоящая оперативность и даже изворотливость! «Но такой опытный оперативник, как А. Д. Симоненко, сумеет послать на выручку все возможное», — подумал я и не ошибся.
Не теряя времени, вызвал на короткое совещание командиров частей и объявил им порядок и последовательность эвакуации. С наступлением темноты все должны быть готовы.
Прикрывала отход рота 8-го батальона с приданными ей двумя взводами пулеметной роты и один эскадрон из кавдивизии. Поддерживать порядок при передвижении войсковых частей с линии обороны к причалам в Павловской бухте я поручил 46-му артдивизиону во главе с майором Шило. Ему было приказано патрулировать по дорогам внутри крепости и не допускать прорыва к причалам разрозненных групп военнослужащих. Такие группы нужно было задерживать, назначать старших и в сопровождении зенитчиков 46-го дивизиона направлять для посадки на плавсредства. Эта мера предосторожности, как выяснилось впоследствии, оказалась не лишней.
С наступлением темноты в «бухту Старыха» начали прибывать плавсредства: сейнеры, буксиры с баржами, речной колесный пароход, 4 сторожевых катера «каэмки», имевшие по пулемету, — наша охрана и оборона в пути через Керченский пролив. Более сильной морской охраны база не могла выделить — все боевые единицы были заняты на других переправах войск Крымского фронта.
Мы оставляли старую Керченскую крепость под грохот взрываемых складов с боеприпасами. С часу ночи и до семи часов утра 16 мая 1942 года наши части отходили к морю, производили посадку на плавсредства и направлялись через пролив. Взрывы следовали один за другим, раскалывая горизонт. Высоко в небе вздымались огромные смерчи огня, освещая, подобно гигантским факелам, всю крепость. Это продолжалось около часа. Земля вздрагивала под ногами, как живое существо, летели обломки строений, влажная ночная даль отзывалась коротким надорванным эхом. Находясь у моря, мы смотрели на эти зловещие сполохи [113] взрывов, взметавшиеся на «Тотлебене», самой высокой отметке крепости, и нам казалось, что эти вспышки мощных огней как бы венцом обрамляют Павловскую бухту и служат нам огневым прикрытием при отходе на Тамань. Так оно и получилось. В течение всей эвакуации враг безмолвствовал. Надо полагать, он уточнял обстановку, не рискуя соваться на линию видимых мощных взрывов, не зная, сколько их еще будет.
Первыми на таманский берег были отправлены раненые — около 150 человек.
Эвакуация происходила в основном планомерно, согласно порядку, установленному накануне вечером.
