приоткрыть, должно быть хорошо видно содержимое… Мосье Вершков, вас не затруднит перевернуть столик и разбить хотя бы две тарелки? Три? Можно и три. Кофейник вылить на пол!
– А вы не слишком усердствуете? – осведомился доселе молчавший Барков. – Вдруг он сегодня не придет? Или придет кто-нибудь другой?
– Ой, не смешите меня, ваше сиятельство! – отмахнулся Беня. – За всех налетчиков Одессы я не скажу, но из троих самых знаменитых один стоит перед вами, а Левка Бык сейчас в Херсоне, это мне известно достоверно. Кто остается? Верно, остается мосье Япончик. Он жадный, а это страшный недостаток при нашей профессии… Придет, никуда не денется – половина Одессы с утра шепчется о том, что Беня Крик по прозвищу Король нацелился на бриллианты американца… Кстати, господин американец, где купленный сегодня изумруд? Отдайте мне на время, так будет надежнее.
Тимоти пожал плечами, вынул из внутреннего кармана пиджака обшитую бархатом коробочку, открыл, полюбовался на блеск камня и передал смарагд Королю.
– А теперь… – Мосье Крик взялся за лацкан мистера О’Донована и резко дернул вниз, разрывая лен. – Приведем жертв ужасающего насилия в надлежащий вид. Вас ведь, кажется, грабят, или я ошибаюсь? Эх, надо бы еще роскошный синяк под глаз…
– Ставьте, – просто сказал Тимоти. – Только кулаком, а не рукоятью «смит-вессона».
Прохор бесстрастно перевел.
– Вот видно, что вы из Североамериканских штатов, мосье. Решительный человек, ничего не боитесь. Но давайте обойдемся без ненужных жертв, и так облик живописный, ну чисто картина Айвазовского «Кораблекрушение». Остается привязать господина графа и мосье Вершкова к креслам.
– Что же, так всю ночь сидеть? – возмутился Барков.
– Вы обещали меня слушаться?
– Обещал.
– Вот и держите дворянское слово.
– Холера, – сплюнул граф на грязнющий, в пятнах кофейной гущи, пол каюты. – Ладно, вяжите.
– Этот узел вы сбросите одним усилием, – пояснил Беня. – Пистолет засуньте за ремень брюк сзади, чтобы мгновенно выхватить, если понадобится… Так, правильно. Удобно? Веревка запястья не режет?.. Всё. Мизансцена создана, на улице стемнело, наступает время зловещих преступлений под сенью убывающей луны. Пещера Лейхтвейса. Читали в журналах рассказы с продолжением об этом знаменитом разбойнике? Нет? А мне в юности нравились…
– Оно и видно.
Через приоткрытый иллюминатор доносились обычные звуки южной ночи – верещали сверчки на берегу, слышен тихий плеск волн, ударяющих о борт яхты, изредка вскрикивают чайки. Низкие гудки пароходов, прибывающих в Одессу после полуночи. Где-то гавкают сторожевые псы.
– Тихо, – шепотом сказал Король, подняв указательный палец. – Вот!
– Что – «вот»? – переспросил индеец-Прохор и сразу выделил тоскливый собачий вой, вибрирующий и протяжный.
– Наблюдательный мосье Голубчик воет почище любого барбоса, – пояснил Беня Крик. – Заслушаешься, эдакие оперные рулады… Следовательно, у нас гости. Начинаем. Готовы?
Концессионеры дружно кивнули, Король вынул из кармана револьвер и взглядом приказал Тимоти сесть на пол возле сейфа. Каюта освещалась тремя керосиновыми лампами, закрепленными на стенах.
– Но если это Левка Бык, я уже и не знаю, что делать, – буркнул Король. – Получится эль шкандаль.
Едва на корме послышались шаги, Беня наставил револьвер на Тимоти, попутно выхватил из кармана давешний изумруд и отвел левую руку в сторону, так, чтобы камень мог узреть любой желающий. Когда налетчик вместе с двумя подручными шагнул в каюту, Король драматично выкрикнул:
– Сидеть! Сидеть и не шевелиться, сказано! Третий раз повторять не буду!
Моисей Винницкий был узнаваем – те же раскосые глаза, яркий пиджак и полосатые брюки. Однако при виде Короля он вытаращился так, что на несколько мгновений утерял свою восточную внешность.
Немая сцена продолжалась недолго, Беня первым пошел а атаку:
– Что такое? – вздернул брови Король, оглядев Мишку. – Прошу прощения, но место занято и вас здесь не стояло!
Япончик сосредоточил взгляд на крупном изумруде, затем разглядел рассыпанные по полу мелкие стразы, казавшиеся до ужаса настоящими, остановился на полураспахнутом сейфе, из которого лилось манящее сияние. Опустил браунинг и цыкнул на своих, при виде конкурента заворчавших, будто медведи в зверинце.
– Король?!.
– Да, я Король, – с величественностью австрийского кайзера Франца-Иосифа, принимающего иностранного посла, ответил Беня. – Вы имеете сказать мне пару слов, мосье Япончик? К примеру, объяснить, что делаете на этом судне, когда все приличные люди давно легли в постель со своими женами?
Ситуация сложилась щекотливая: по «закону» все права на добычу принадлежали Бене Крику – он пришел первым, место и впрямь занято. Но увы, Мишка, как уже поминалось, был жаден, а жадность губит.
От неожиданности Япончик даже не попытался сообразить, каким образом Король в одиночку связал двоих слуг американца, воспринял это как должное. А ведь следовало бы понять, что где-то неподалеку находятся сорвиголовы из бениной «масти».
– Простите, Король, но мы пришли одновременно, – сказал Мишка. – И имеем равные доли в гешефте. Здесь хватит на всех, и еще останется на леденцы мальчишкам, трущимся при синагоге биндюжников.
– Разве? А что скажут в Одессе? В Одессе скажут, что Япончик польстился на заработок Короля. Люди не поймут ни меня, ни вас. Над нами будет смеяться любой босяк, а я не люблю, когда надо мной смеются босяки. Это действует мне на нервы. И если мне предложат выбрать между репутацией и деньгами, я выберу репутацию. Денег в мире много, репутация одна.
– Очень хорошо, – ощерился Япончик. – Забирай свою репутацию и иди домой. Деньги возьму я, так уж и быть.
– Вот поэтому я – Король, а вы, мосье, всю оставшуюся жизнь будете жить на маленькие комиссионные. И потом: фи, какая грубость, мы брудершафты не пили и вряд ли когда-нибудь выпьем, а потому будьте вежливы, как и полагается деловому человеку. Идите, Япончик, идите – это не ваша ночь. Я предложил последний раз и культурным тоном.
– Иначе – что?
– Иначе вам выразят сожаление, – сказал Беня. – И это буду не я. Решили?
– Бенцион Крик, когда ты в доме своего отца, биндюжника Менделя Крика, ходил под стол не наклоняя головы и не сгибая колен, Япончик уже заработал виселицу и каторгу. Поэтому уйти придется тебе. Я честный человек и предлагал половину, но теперь ты не получишь и гривенника. Постарайся не сделать так, чтобы утром вся Одесса сказала: «Король утонул в Карантинной гавани, какая жалость!» Три карты против одной, Король.
– Я же говорил, не надо грубить, – вздохнул Король, бросил изумруд на пол, вложил в рот два пальца и коротко свистнул. – Грубость еще хуже жадности, мосье, это вам каждый скажет и не обязательно только в Одессе.
Япончик попятился, учуяв нехорошее. Это был критический момент, Мишка мог начать стрелять. Сдержался. Впрочем, Беня надел под сорочку кольчугу с накладными железными пластинками на груди: всякое может случиться. Риск – далеко не всегда дело благородное.
Стоявших на стреме шестерок Япончика аккуратно сняли сразу после того, как их предводитель прошествовал на яхту: никакой крови и, боже упаси, смертоубийства. Вполне достаточно хлороформа. Затем на «Филадельфию», сняв обувь, в одних носках и чулках, поднялись прятавшиеся в тени пакгауза Рувим Голубчик, обычно называемый Студентом, и трое «деловых», «фартовых».
Независимые свидетели из числа уважаемых людей в возрасте и знающих толк в «законе». Но только не в том, какой проповедует в синагоге рав Кацнельсон, а в законе Молдаванки.