поделился потрясающей новостью: ночью один из патрулей едва не изловил волкодлака. Проклятая тварь шаталась в окрестностях трактира «Белый бык» и напала на мальчишку-прислужника, однако загрызть не успела – вмешались доблестные блюстители. Теперь городская стража засела в трактире, выпивая за здоровье друг друга и похваляясь выказанной доблестью.
– Этот горожанин как-то странно на меня пялился, – закончила свой рассказ Изабель. – Боюсь, как бы мессир Бертран не повелел кричать наши приметы на рыночной площади, назначив щедрое вознаграждение за голову…
То путешествие через городок Безье Гай Гисборн впоследствии предпочитал не вспоминать. Опасаясь показываться на улицах, они крались закоулками, через помойные ямы и вонючие задворки овчарен и хлевов. На задах какого-то трактира к ним привязалась свора бродячих псов. Проклятые шавки напасть не решались, благо Гисборн то и дело останавливался и отмахивался подобранной палкой, но неотвязно тащились следом и подняли такой лай, что услышали бы, пожалуй, аж в Куизе. Перебираясь по шаткой доске через сточную канаву, Франческо поскользнулся и упал, вымазавшись по уши. Девица Изабель зацепилась за ржавый крюк подолом платья, тут же украсившимся длинной прорехой. В довершение бедствий они спутали повороты и долго искали нужную улицу, а Мак-Лауду явственно становилось все хуже, хотя он изо всех сил старался этого не показывать.
…Преодолев все вышеозначенные мытарства, около седьмого часу дня[1] беглецы стояли перед низкой въездной аркой угрюмого и неприступного с виду дома, сложенного из серого с желтыми прожилками гранита. В глубине арки темнели наглухо запертые ворота, над замковым камнем осенний ветерок слегка покачивал знамя, сшитое из черного и белого полотнищ. Сбоку от ворот Франческо обнаружил длинную цепочку с кольцом и, вопросительно глянув на спутников, несколько раз дернул за нее. Где-то в глубинах дома призывно забрякал колокольчик.
– Гай, скажешь прислужнику – «Черное, белое и золотое», – прохрипел шотландец, обессиленно привалившись к стене. Сэр Гисборн хотел переспросить, опасаясь, что не расслышал условной фразы в точности, как в темных досках внезапно разверзлось тщательно замаскированное круглое оконце и сиплый голос равнодушно осведомился:
– Кто, к кому, по какому делу?
– Черное, белое и золотое, – значительным голосом проговорил англичанин слова пароля.
За воротами воцарилось удивленное молчание. Потом оконце мрачно хрюкнуло:
– Ну?
Гай озадаченно оглянулся на Франческо. Франческо, подняв брови, посмотрел на Изабель. Та пожала плечами и ткнула большим пальцем в Мак-Лауда: мол, все вопросы к нему.
– Может, ваше произношение в этих краях не понимают? – предположила девица. – Сэр рыцарь, повторите еще раз, да повнятнее!
Гисборн наклонился к самому окошку – и оказался нос к носу с жуткой небритой ряшкой, чьи тугие щеки заполнили оконце едва не целиком. Маленькие сонные глазки смотрели на ноттингамца безо всякого выражения.
–
– Ну? – опять прогудела рожа.
– Тупой, что ли?! – не выдержала мистрисс Уэстмор, нетерпеливо отпихивая Гисборна и сама просовываясь к глазку. – Послушай, милейший! Ты понял, что говорит тебе благородный рыцарь? Черное, белое…
– Да слышал, не глухой! – просипел привратник. – Чего надо-то?
– Нуждаемся в помощи! – взмолился Франческо, не в силах более выносить сей фарс. – В помощи и убежище!
– Так бы сразу и говорили. Заходите, – окошко захлопнулось, приоткрылась калитка.
Узкая, едва человеку протиснуться, окованная железными полосами и со скобами для здоровенного засова. За воротами арка продолжалась, в ней царил полумрак, разгоняемый светом пары факелов. Шагах в пяти Гай увидел опущенную решетку и внутренний двор с рядами желтеющих кустов шиповника. Привратник – здоровенный детина, вольнонаемный слуга Ордена, судя по мирской одежде и скромному крестику алой эмали, – задвинул на место бесшумно скользящие засовы, набросил крюки и молча поманил незваных визитеров за собой. В стене подворотни открылась неприметная дверца, за ней – три истоптанные каменные ступеньки вниз и каморка со скамьями вдоль стен и узким оконцем, забранными прутьями.
– Тут ждите, – распорядился дозорный. – Я извещу кого нужно.
Он удалился, предусмотрительно закрыв дверь снаружи на засов.
Мистрисс Изабель уселась на лавку, благовоспитанно сложив руки на коленях и натянув поглубже капюшон плаща. Нервно ерзавший Франческо устроился по соседству с ней. Мак-Лауд кучей плохо соединенных между собой костей рухнул прямо на пол.
Ноттингамец выглянул в окно. Проем находился ниже уровня земли, и все, что удалось ему разглядеть, это край мощеного булыжником двора. Сейчас привратник позовет кого-то, обладающего правом принимать решения. Придется внятно и по возможности правдоподобно изложить целый ворох событий последних дней – но возможно ли это? Будь он магистром здешней прецептории, не поверил бы ни единому слову столь подозрительных личностей. Вдобавок с ними пришла женщина, а всем известно – храмовники весьма и весьма неодобрительно относятся к тому, чтобы в их владениях гостили представительницы слабого пола. Как бы мистрисс Уэстмор не попросили удалиться… Но тогда вместе с ней уйдет и Франческо – и будет совершенно прав, ибо даже столь самоуверенную девицу нельзя бросать в одиночестве…
Минуло не менее получаса – так думалось изнывавшему от неопределенности милорду Гаю. Наконец за дверью затопали шаги, лязгнул снимаемый засов и, пригнувшись, в низкую дверь вошли двое. Один – уже знакомый Гаю зверообразный привратник, другой – человек средних лет, носивший поверх обычной одежды суконную черную хламиду с нашитым на плечо алым крестом.
«Сервент, – сообразил англичанин, вспомнив то немногое, что знал о порядках в Ордене Храма, – сержант, самый низший чин. Недавно вступивший оруженосец, еще не дослужившийся до посвящения в рыцари, или, напротив, ветеран, не рвущийся к вершинам. И на том спасибо. Вряд ли
Безымянный храмовник молча оглядел потрепанную компанию – взгляд у него был цепкий, мгновенно оценивающий, кто чего стоит. Привратник свирепо сопел у него за плечом, многозначительно похлопывая себя по лопатообразной ладони устрашающего вида дубинкой и молчаливо намекая: чужакам здесь не слишком рады. Наконец брат Ордена изволил заговорить:
– Ваш друг может идти самостоятельно? Он болен или ранен?
– Он… э-э… – замялся Гай, подбирая нужное слово.
– Ранен, болен и устал, – сухо сказала Изабель. Мак-Лауд, подтверждая ее слова, застонал.
– Что ж, о нем позаботятся, – смилостивился храмовник. – Оружие ваше оставьте здесь и следуйте за мной. Бернардо, помоги сему достойному мужу подняться в келью.
Из оружия нашлись только позаимствованные в «Белом быке» меч и кинжал. Разоружившись, незваные гости проследовали под беззвучно поднявшейся решеткой, по одной из обрамлявших прямоугольный двор крытых галерей, вверх по узкой скрипучей лестнице, втиснутой меж двух соседствующих зданий, через длинный сумрачный коридор, делавший неожиданные повороты то вправо, то влево… У Гая создалось впечатление, что они идут по маленькому замку – впрочем, прецептория и задумывалась своими создателями, как нечто среднее между монастырем и крепостью – причем сопровождающий делает все, чтобы пришлецы никому не попались на глаза.
Вольнонаемный Бернардо, похоже, был здоровее быка – даже не запыхался, волоча практически висящего на нем шотландца. Им не встретилось ни единой живой души, не считая шмыгнувшей мимо пары слуг в одном из дворов, хотя повсюду ощущалось близкое присутствие большого числа людей. Сэр Гисборн понятия не имел, что думают его сотоварищи, но ему самому прецептория внезапно стала симпатична – витающим в ее стенах чувством надежности и защищенности. Может быть, это был очередной обман, а может, тоска самого Гая по четкой и понятной картине мира, где все расставлено по надлежащим местам, и ложь не пытается выдавать себя за истину.
