— Постой-ка! — Пожилой толстячок дернул молодого за фалду фрака. — Прошу нас простить…
За стопками книг торопливо зашептались; Кларисса уловила свою фамилию. «Квантикки… Наверное, та самая… Поди спроси его…»
— Буквально один момент! — сладко улыбнулся Антонин, высунувшись на миг из книжных залежей. Внезапно послышались торопливые шаги; девочка вскинула глаза — и встретилась взглядом с темным, худым, заросшим густой щетиной человеком, до боли похожим на…
— Кларисса… — беззвучно прошептал капканщик; голос изменил ему.
У девочки перехватило дыхание. Новая Кларисса, рисковая и хладнокровная, куда-то пропала; растаяла, словно кусочек сахару в чашке чая, — а прежняя, забытая, воротилась вновь и, роняя слезы, бросилась на шею отцу.
— Папа!!! Ты! Ты наконец-то вернулся! Ты себе не представляешь… Где ты был так долго?!
Капканных дел мастер, чувствуя себя последней скотиной, заключил дочь в объятья.
За окном беззвучно клубится метель, кружит в танце миллионы снежинок. В печи негромко потрескивает уголь, распространяя по комнатушке блаженное тепло.
Вообще-то здесь просто жарко, но так надо — у отца воспаление легких. Ему требуется тепло, постель и покой; а он не хочет — все время порывается куда-то идти, что-то делать… Уж наверное — что- нибудь опасное! А самого от слабости пошатывает… Мог бы попросить одного из букинистов, они очень услужливы; но к Дрейзе капканщик обращается лишь с самыми простыми поручениями: принести лекарств, или чаю, или купить письменные принадлежности. Она не раз уже вызывалась сделать для отца хоть что- то. Это ведь так просто: переодеться мальчишкой (благо коротко стриженные волосы не успели еще отрасти), сходить отнести послание или что-нибудь еще… Но папа и слышать не желает: словно она драгоценность, которую все мечтают похитить… Она. Кларисса Квантикки. Герцогиня Квендиго. Герцогиня… Право, смешно! Разве бывают такие герцогини — маленькие, щуплые, с вечно перепуганными глазами? Наверное, отец просто шутит…
Кларисса потрогала шею. Там, на тонкой, словно паутинка, цепочке висела ажурная подвеска: серебряные проволочки прихотливо сплетались в речного жука-водомерку, а на самом деле — две литеры «К», обращенные друг к другу. «Это подарок твоей кузины, герцогини Кассандры, — сказал отец. — Она не знает о твоем существовании, но… Думаю, сия вещица неким странным образом предназначена именно тебе. Другой такой нет; и хотя вы с ней ни разу не виделись, по этой безделушке она сможет узнать тебя». Девочка часто пыталась представить себе двоюродную сестру. Наверное, она сказочно красивая и невероятно смелая. Подумать только, Кассандра командует настоящим боевым кораблем! А ее дед, даже страшно представить — всем флотом Бриллиантиды! Интересно, какой он? Вот бы побывать у них в гостях, на острове Готика, в высоком замке, прилепившемся, будто ласточкино гнездо, на самой вершине утеса! Или попутешествовать с кузиной на ее корабле (если мы с ней поладим, тут же сделала мысленную оговорку девочка). Конечно, не сейчас, сейчас там война…
Свежие газеты регулярно приносил Антонин. Капканных дел мастер мрачнел, читая передовицы. Не раз он в раздражении комкал и рвал тонкую бумагу — а потом, когда гнев отпускал, аккуратно разглаживал и вновь впивался глазами в типографские строчки. Новости приходили неутешительные: Республика медленно, но верно наращивала военное присутствие на Бриллиане и Привратном острове. К февралю было предпринято решительное наступление на Большую Сангвинику — специальные отряды тральщиков на шлюпках разминировали пролив, открыв путь броненосцам, и началась переброска войск. Тут республиканцы были неожиданно атакованы королевским флотом через внутренние проливы; случилось большое сражение. Тем не менее войска высадились на острове, и роскошные строевые леса Б. Сангвиники заполыхали огнем. Атаназиус полагал, что здесь не обошлось без Властителей: рассказ дочери о тайном ордене магов потряс его до глубины души.
— Теперь все становится на свои места… — задумчиво сказал он однажды вечером, приводя в порядок записи (их скопилась уже целая папка). — Я понимаю, каким образом Тролле удалось раздуть пламя бунта; понимаю и то, что против методов, применяемых нашими врагами, Королевство бессильно… Осталось лишь понять, можно ли в этой ситуации обставить их. Думаю, мы бы сумели заполучить несколько некроламп и разобраться, как они устроены, да что толку — пока наладим выпуск, пока найдем восприимчивых к N-лучам людей… А ведь их еще надобно обучить всяческим невероятным кунштюкам, иначе все бессмысленно…
— Я могла бы научить… Ну, я, конечно, еще очень мало знаю; но хоть чему-нибудь…
Капканных дел мастер изумленно воззрился на дочь: он просто думал вслух, не чая ответа.
— Нет-нет! Тебе и так слишком многое пришлось пережить, мышка; я не хочу впутывать тебя в эти игры…
— Но я уже впуталась в них! — сжала кулачки Кларисса. — И я очень хочу тебе помочь! Просто не знаю, как… Ах, если бы наконец объявился Шарлемань — втроем мы бы обязательно что-нибудь придумали!
Атаназиус улыбнулся такой горячности, потом лицо его приобрело задумчивое выражение. К этому моменту он практически не сомневался, что таинственный незнакомец, выручивший его из тюрьмы, и загадочный наставник дочери — одно и то же лицо. Но, единожды возникнув на горизонте, Шарлемань тут же исчез, вполне возможно, сочтя сделанное достаточным. Он дал капканщику адрес букинистической лавки, бросив напоследок странноватую фразу: «Регулярно подкармливайте этих маленьких чудовищ деньгами — и у вас всегда будет надежное убежище». Позже, внимательно выслушав рассказ дочери и тщательно проанализировав его, Атаназиус пришел к выводу: странный союзник ведет собственную, непонятную прочим игру; и бог знает, в какой мере их интересы пересекаются. Осторожные расспросы хозяев ничего не дали: толстенькие, похожие на добродушных хомячков букинисты знать ничего не знали об эксцентричном волшебнике — зато, по-видимому, не раз предоставляли убежище тем, кто не в ладах с законом. «Мы и о вас ничего не хотим знать, господин Квантикки; такова наша политика… Единственное, что нас интересует, — это звон ваших гю», — улыбаясь, заявил ему Северин Дрейзе в самом начале знакомства.
«Стоп! — решительно сказал себе капканных дел мастер, когда голова его, казалось, готова была лопнуть от напряжения. — Ты не способен в одиночку противостоять всей мощи Титании, а вот угробить себя в безнадежных попытках — запросто. Сосредоточься на чем-то одном. Вспомни, какую задачу ты всегда ставил перед собой: проследить жизненный путь братьев Тролле от конца к началу, вернее — к тому моменту, когда они обрели свое фантастическое могущество. Теперь ты имеешь некоторое представление о том, что это за сила и как ее используют; необходимо выяснить, откуда она взялась… И значит, самое время подвергнуть тщательной перлюстрации четырехлетний промежуток в карьере братьев. Касательно прочего… Что ж, остается лишь отправлять донесения в надежде, что они дойдут до адресата сквозь мясорубку войны…» Атаназиус еще раз взглянул на папку, полную исписанных листов. Пора приниматься за шифрование. Он развязал тесемки. С первых страниц глумливо скалились письмена кулгушти: бесплодные попытки вскрыть шифр Тролле… Он отложил их в сторону.
Кларисса тихонько подошла к отцу и положила голову ему на плечо, рассеянно глядя на бумаги.
— Разве ты знаешь итанский, пап?
— На самом деле не знаю, мышка, — улыбнулся капканщик. — Это все так… Игры разума.
— А я немножко разбираюсь! — похвасталась девочка. — Меня Шарлемань учил.
— Да? Ну и что здесь написано? — Атаназиус постучал пальцем по одной из строчек.
— Я же так сразу не могу! Мне нужно сперва заглянуть в алфавит… — укоризненно заметила дочь.
— Хорошо, где-то у меня были выписаны все знаки… Вот они, теперь давай, переводи.
— А почему у тебя здесь шесть рядов? Их же всего пять в кулгушти!
— Шестой ряд — цифры, — принялся объяснять капканщик. — Но цифры очень древние; позднее были придуманы те, которыми мы пользуемся сейчас.
— Тогда должен быть еще один ряд! — нахмурилась девочка. — Здесь только от нуля до пятерки; а если мне надо написать «шесть» или «семь»… Пап, что с тобой?!
Капканщик застыл, неподвижно глядя на выведенные его собственной рукой строки. Понадобилась непосредственность ребенка, чтобы в один миг узреть мелочь, не дававшую ему покоя все это время.
