спокойнее.
— Кто их знает, — буркнул парень, не сводя глаз с поплавка.
— Наверное, потому, что здесь так темно и пустынно.
Кажется, у него клюнуло — парень быстро стал наматывать леску. Нет, крючки пустые.
— Странно, — пожал плечами парень и снова закинул удочку.
— Если там, у берега, фасад общества, — сказал я, глубоко затянувшись и не спеша выпустив струю дыма, — то у нас тут изнанка общества. А как по-вашему?
Парень ответил, но не сразу, так и не оторвав глаз от воды:
— Это сравнение мне кажется неправильным. Для человека, который хочет поймать рыбу, фасад — здесь, а изнанка — там.
В первый раз он заговорил со мной по-людски. Кажется, я был не совсем справедлив к нему.
— Что ж, может быть, — сказал я. — Только ни черта мы не поймаем.
— Это мы еще посмотрим, — возразил он, — надо попробовать. Мы же только начали.
— Верно, — согласился я. Сдается мне, что парень не из тех, кто может служить слепым орудием в чужих руках.
Он продолжал:
— А если мы с вами поймаем здесь сегодня корюшку, то завтра все люди оттуда переместятся сюда.
— ...И тогда фасад общества уже точно окажется здесь, — подхватил я.
А парень, похоже, тоже изменил отношение ко мне. Может быть, слушая со второго этажа, как я объясняюсь с полицейскими, он понял, что я не просто мальчик на побегушках. Или ему уже невмоготу держать все в себе? Я не удивлюсь, если сегодня его наконец прорвет и он выложит мне начистоту, что и как.
— Однако для каждого дела нужно выбрать подходящий момент, — сказал я. — Надо, чтобы плод созрел, а?
— Это вы о рыбалке? — спросил парень.
— О чем угодно. — Я швырнул в воду окурок и взял в руки удочку. — Корюшку тоже надо ловить в определенное время года, так ведь? Сейчас ее не поймаешь.
— Так вы что, уверены в неудаче и все равно отправились удить?
— Не совсем. Маленькая надежда есть — вдруг поймаю? Так даже интереснее.
— Что касается меня, — тут парень взглянул на меня в упор, — верю твердо: улов будет.
Я не нашелся, что ответить. Вот я — сел в лодку, забросил в воду крючок с наживкой, а сам уверен, что все впустую. Даже уже и оправдание для себя приготовил — почему у меня ничего не вышло. И ни на секунду не забываю о том, что все остальные-то лодки не здесь, а там, где празднично и светло... Парень верит просто потому что не знает еще ни жизни, ни людей. Вот стукнет ему столько лет, сколько мне сейчас, да прищучит его жизнь, как меня, посмотрим тогда... Нет, такой все равно, наверное, не отправится на рыбалку, заранее зная, что ничего не поймает. Это только я все терзаюсь, сомневаюсь да не решаюсь.
Сегодня вечером, когда парень наконец спустился из своей комнаты, он затеял жечь мусор во дворе. Сложил в печку оберточную бумагу от бандероли, бечевки и поджег. Пока огонь не погас, он не отходил от печки ни на шаг. Потом разворошил пепел кочергой, выгреб совком и закопал в землю.
Прошло уже минут тридцать, а рыба все не клевала. Леска, так ни разу и не дрогнув, замерла под водой без движения. Но парень, застывший в напряженном ожидании, не сводил глаз с поплавка. Я бы так не смог. Пса давно сморило, и он спал, пристроившись на носу лодки.
Нет, ничего не выйдет, подумал я. Невозможно поймать то, чего просто нет. Зря я затеял эту рыбалку. Ничего не попишешь — не тот сезон. Действительно абсурд — ловить корюшку летом. Я просто рехнулся. И парень тоже. А С. — разве С. не рехнулся?
Луна снова ушла за тучи, и озеро окутал мрак.
— Впереди ничего, одна темнота, — сказал я себе под нос.
Все лодки по-прежнему скользили вдоль самого берега, сплошь залитого светом. Оттуда доносился смех, веселые крики, взлетали разноцветные огни фейерверков.
И парень сказал:
— Впереди — свет.
Парень на цыпочках спустился со второго этажа. Я уже проснулся, но еще лежал в своей жесткой постели. Вчера мы вернулись с рыбалки очень поздно; когда приняли ванну и улеглись спать, был уже третий час ночи. Корюшки мы не поймали, но улов все-таки был.
Я уже хотел возвращаться, но удочку парня вдруг повело книзу, и сразу после этого я тоже почувствовал рывок.
Собственно говоря, рыба не клюнула: катушка шла с трудом, еле-еле; когда мы смотали лески, оказалось, что и у парня, и у меня на крючках застряло по одной палии сантиметров в тридцать каждая. Именно застряло — ни один из семи крючков не попал рыбам в рот. Наверное, палии просто плыли стаей мимо нашей лодки, две зацепились, стали метаться и запутались в леске. Когда мы разбудили хозяина лодочной станции и показали ему нашу добычу, он глазам своим не поверил. Редкий, сказал, случай и посоветовал зажарить наш улов.
Теперь обе палии, выпотрошенные, обезглавленные и густо посыпанные солью, лежали в холодильнике. Я собирался на завтрак обжарить их в масле.
Когда у меня в руках забилась рыбина, я прямо заорал от радости. Но парень — тот вообще чуть не лопнул от счастья. Даже «ура» кричал, ей-богу. Наверное, наши с ним вопли разносились на все озеро. Малость погодя я, чтобы остудить его пыл, сказал: «А все-таки не корюшка». Но парень весело ответил: «Подумаешь — корюшка, палия еще лучше». А потом, когда рыбы перестали биться и затихли, он тихо произнес: «Значит, все будет хорошо». Что он имел в виду? Эх, надо было спросить.
Неужели, перед тем как пойти на рыбалку, он, желая испытать судьбу, загадал: поймаю рыбу — впереди удача, не поймаю — провал? Может, поэтому он так и усердствовал? Если я прав, то, значит, парня прямо-таки раздирает от тревоги и волнения, хоть виду он и не подает. Ну и как, придала ему мужества пойманная рыбешка?
Парень возился в прихожей, надевая кроссовки. Собирается начать новый день с пробежки вокруг озера, подумал я. Потом послышался скрип открываемой двери и легкие, удаляющиеся шаги. Кажется, пес, не наученный горьким опытом, побежал за парнем. Раньше чем через час они не вернутся. Поваляюсь-ка я в кровати. Если завтрак немножко запоздает, ничего страшного. Хоть я и только что проснулся, тело ломило от усталости. Руки и поясница были как чужие. Да, молодость прошла. В голове вертелись смутные обрывки сна, привидевшегося мне перед самым пробуждением. Сон был настолько реален, что я замотал головой, отгоняя запечатлевшиеся в памяти образы, и пробормотал: «Это был сон, только сон».
А снилось мне вот что. В комнату через окно в вихре стеклянных осколков впрыгнул вчерашний пожилой полицейский. Ясное дело, набросился на меня, заломил руки за спину, щелкнул наручниками. Это бы еще ничего, такое я мог бы стерпеть. Но что возмутило меня во сне до глубины души — рядом с полицейским стоял парень и наблюдал за происходящим, ехидно посмеиваясь. Потом зашептал что-то полицейскому в ухо, показывая на меня пальцем. Тот с размаху двинул мне по спине кованым башмаком, и парень тоже стал осыпать меня ударами. Полицейский вдруг стал раздуваться прямо на глазах, лицо его расплылось жирными складками, и он превратился в С. Они вдвоем с парнем долго били меня, потом вынесли на террасу и сбросили со ступенек. Я явственно слышал, как захрустели мои ребра, этот хруст до сих пор у меня в ушах. Гнев и возмущение рвались откуда-то из самого моего нугра, ярость сдавливала грудь, ругательства застревали в горле. «Щенок!» — хрипел я парню, а жирному С. кричал: «Подлая тварь!»
Да я в любой момент могу заложить их обоих, хоть сейчас. Все козыри не у них в руках, а у меня. Вот возьму и позвоню в полицейский участок. Доказательств более чем достаточно: хватит одной бандероли, которая припрятана где-то в комнате наверху. Может, под матрасом или в том черном саквояже. Даже если ничего подозрительного не найдут, сам обыск и приход полиции сорвут планы С. и его дружков. И придется пареньку собирать свои манатки и убираться восвояси. А С. будет вынужден подыскивать на его место другого, имя и лицо которого неизвестны полиции, и ждать нового случая.
А что, если мне просто взять и самому смыться? Сяду сейчас в машину, пока парень чешет вокруг
