вас в наследство.
Алик негодующе взмахнул рукой. (У Леона было слишком много двоюродных и братьев и сестер.)
— Ну что ж, — тетя сухо покашляла, — здесь ты тоже можешь неплохо отдохнуть.
Бронзовотелый Алик как раз в этом особенно нуждался.
— Здесь есть река, — продолжала тетушка. — Много зелени, парков. Овощи, фрукты. Ты любишь раки?
— Люблю, — тотчас признался Алик и смущенно улыбнулся. — Крабы тоже. И креветки. Даже кальмары, если их как следует приготовить.
— На рынке раков сколько хочешь, кажется, полтинник — штука. Или рубль, не помню. А где ты собираешься жить? — вдруг настороженно спросила она, и ее острый подозрительный взгляд проколол Алика насквозь, как булавка насекомое. В этот миг ему стало не по себе. Все-таки он близкий родственник. И это просто бестактно с ее стороны вот так смотреть на него, как на какого-нибудь, извольте сказать, дармоеда или жулика.
— Я могу снять номер в гостинице, — решительно проговорил он, преданно глядя на старуху.
— Я получила два твоих письма, — сказала она размеренным бесцветным голосом, — и уже подумала над этим. Ты можешь остановиться у меня. Места хватит. Если пожелаешь, конечно.
— Что вы, что вы, тетя! Мерси боку! Я буду очень рад. Ведь я не смел и надеяться. — Он поспешно наклонился и с внутренним содроганием поцеловал ее морщинистую щеку.
— Я приготовлю чай, — она сделала попытку привстать. — Ты любишь чай? Или, как все современные, кофе?
— Ради бога, тетя. Чай, только чай. Я все сделаю сам, — оживленно говорил Алик, мягко касаясь плеч тетушки своими руками. — И не беспокойтесь, пожалуйста. Пока я здесь, я все буду делать сам. Если хотите знать, я даже люблю хозяйничать, — бодро выложил он святую правду-матку о цели своего приезда. Но это выглядело так непосредственно и наивно. — Мне надо было родиться женщиной, — скромно улыбнулся Алик, до конца натягивая на себя овечью шкуру.
— Ну, хорошо, хорошо, — проскрипела старуха. — Если любишь, хозяйничай.
Алик захотел показать себя во всем блеске и тут же взялся готовить чай.
Заваривая чай, Алик стал весело напевать:
Тетушка некоторое время настороженно вслушивалась, потом поощрительно заулыбалась — последние остатки ее недоверия улетучивались, как клочья тумана под жаркими лучами солнца.
— Я помню, помню, — продолжая улыбаться, проскрипела она. — Ты очень любил эту песенку. Правда, ты тогда пел ее по-другому, в ритме марша.
— Да, да, — подхватил счастливый Алик, до глубины души тронутый словами тетушки. — Я маршировал по дому, размахивая игрушечной саблей, и пел эту песню. Вот так: «Ты… моряк…. красивый… сам… собою… Тебе… от роду… двадцать… лет…»
— А ты помнишь песню, которую я тогда очень любила? Ты тоже знал ее.
В груди Алика так и захолонуло от испуга: неужели забыл слова? Не зря же он дотошно обо всем, касающемся привычек тети, выспрашивал у Леона. Нет, не зря. Алик с неподдельным чувством запел:
Старуха, с умилением глядя на него, кокетливо стрельнула глазами и подхватила:
Она издала несколько неопределенных кхекающих звуков — то ли откашлялась, то ли выразила какое-то особое чувство.
Вскоре Алик воспринимал ее кхеканье примерно так, как раскаленная сковородка воду. Но в то же время продолжал льстиво улыбаться любезной тетушке.
На остатки денег, раздобытых после возвращения из Сочи, в диетическом магазине он ежедневно покупал продукты самого высшего качества, мыл посуду, подметал пол, вытирал мокрой тряпкой пыль.
«Ишь энцефалитный клещ, — думал он. — Дворянское отродье. Валяется каждый день в постели. Чего доброго, еще потребует, чтобы я жевал за нее пищу…»
«Эта высохшая кожа змеи имеет колоссальный склад продуктов, — писал он Юраше, который пока оставался в родном городе и с нетерпением ждал вызова. Он же и отправил оттуда по почте тетушке заранее написанные Аликом письма. — Одних сухарей запасла на десять лет. Штук триста консервных банок. На всякий случай! Слух о ее болезни и близкой «кончине» вздор, нелепость. Она всех нас переживет. Самая настоящая паразитка! Огрызок самодержавия. Я, родной племянник, у нее как прислуга, и все равно она подозрительно косит на меня глазом и третирует своим высокомерием. Я еще не выяснил, где и что у нее припрятано. Хитра и осторожна, как старая рысь.
Сегодня мы читали и толковали евангелие: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви и брось от себя: ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну. И если правая рука твоя соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя: ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну…»
А тебя, дружок, соблазняет и правый, и левый глаз, и руки, и ноги. Так что будь начеку. Не поддавайся соблазнам. Братски обнимаю тебя, греховодника. Письмо немедленно порви».
Накануне отъезда Алика Юраша едва не на коленях умолял взять его с собой, обещал беспрекословно выполнять любое приказание, быть «мальчиком» на побегушках. Но Алик остался непреклонен: он боялся, что этот ловелас какой-нибудь нелепой выходкой может испортить все дело. Надо было самому осторожно провести рекогносцировку на месте.
Между тем дни бойко бежали, как река меж крутых бережков. Алик мужественно держался, отказывал себе в привычных удовольствиях, словно схимник, давший обет воздержания. Великая цель царственно, как солнце, светила ему, помогала преодолевать любые трудности.
Днем Алик был занят по хозяйству, а вечером занимал свою мнимую тетушку. Он вслух читал ей евангелие, жизнеописание девы Марии, повести Жоржа Сименона, Агаты Кристи и Лидии Чарской. Вспоминая молодость, она растроганно хихикала.
Преданно уставясь в немигающие глаза старухи, Алик с острым удовольствием думал, как он близок к решению своей основной задачи. Рано или поздно идея должна была прийти, осенить его, и она медленно, но неуклонно формировалась в сознании, как новые миры из туманностей вселенной.
За окнами шумели желтеющей листвой акации. Щедрое южное солнце заливало улицы прозрачно- желтыми потоками радости. Золотая осень была в разгаре. Звонко звенели трамваи. У школ и институтов плескалось молодое веселое оживление. Женщины несли с рынков тяжелые сумки с щедрыми дарами осени — помидорами, «синенькими», виноградом, сладким репчатым луком, перцем, битой птицей, свежей рыбой,
